«Советская страна помнит и заботится о своих гражданах, попавших в немецкое рабство… Всем возвращающимся советским гражданам предоставляется полная возможность немедленно принять активное участие в разгроме врага с оружием в руках или трудиться в тылу» ([133]
В армии пропагандировалось недоброжелательное отношение к пленным. В соответствии с официальной пропагандой, в пленных полагалось видеть предателей, «власовцев».
Весной 1945-го в системе НКВД был создан специальный отдел «Ф» (фильтрация) под началом генерала Судоплатова. Он отвечал за проверку и фильтрацию репатриантов. Существовавшие к этому времени СПП и ПФП могли вместить до 1,3 млн чел. одновременно. Создавались также специальные лагеря в военных округах — в Прибалтике, Одессе, Прикарпатье, Выборге, Мурманске, Баку и даже Владивостоке. Действовали и промежуточные распределительные пункты (ПРП) в областях и районах. Под руководством Голикова работала целая армия (до 140–150 тыс.) сотрудников более чем 30 ведомств и активистов партийных, комсомольских и профсоюзных организаций, действовал громадный транспортно-лагерный механизм.
В лагерях по репатриации существовал гулаговский режим: колючая проволока, вышки и посты, прожектора по ночам, запрет на выход, конвоирование до места работы и обратно и т. д. При входе в лагерь прибывших встречал плакат: «Родина ждет вас!»… и автоматчики. До конца войны из числа военнопленных формировали штрафные или штурмовые батальоны (из офицеров) или роты (из рядовых). В редких случаях направляли в обычные части. После победы уцелевших отправляли вновь в фильтрационные лагеря НКВД «для более тщательной проверки» и установления категории виновности.
Оценка количества бывших военнопленных, направленных в армию, задержанных в фильтрационных лагерях или освобожденных, очень не точна и сильно различается у разных авторов. [134] В целом к весне 1946-го число репатриантов из оперативной зоны Красной Армии достигло 3 млн, из зон союзников — порядка 2,4 млн человек. Из этого количества бывшие военнопленные составляли около 1,5 млн. По самым последним оценкам, после проверки в ПФЛ было осуждено 994 тыс. и расстреляно 157 тыс. бывших военнопленных. [135]
Даже у тех бывших военнопленных, кто прошел проверку и остался на свободе, судьба складывалась непросто. У большинства были осложнения при устройстве на работу и в продвижении по службе, нередко возникали трудности при поступлении в вузы. Они оставались под наблюдением «органов». Собранные Управлением по репатриации материалы тщательно сохранялись. С 1948 года, когда поднимается новая волна репрессий (ленинградское дело, красноярское дело, куйбышевское дело, дело Антифашистского еврейского комитета и др.), начинаются аресты и суды над бывшими военнопленными. Они получают увеличенные сроки заключения в ИТЛ (15–25 лет) с поражением в правах и конфискацией имущества.
Как ни удивительно на первый взгляд, но особенно жесткий режим ждал тех, кто в немецких лагерях принимал участие в побегах или находился в рядах Сопротивления. У «органов» была своя логика, если человек бежал из немецкого лагеря, то он будет пытаться убежать и от них. Карточка такого заключенного отмечалась красной полосой, означавшей — «склонен к побегу».
В первые послевоенные годы, да и после смерти Сталина судьба и положение бывших военнопленных обходились молчанием. С начала 60-х появились отдельные объективные публикации. (О чём не говорилось в сводках. М., 1962) Но только в начале 90-х годов заговор молчания был хоть в какой то степени нарушен.[136]
Так кто же выиграл войну?!
СССР выиграл если не Вторую мировую войну, то Великую Отечественную. И советский строй тоже выиграл. И мировое коммунистическое движение — выиграло. После Второй мировой войны:
• погибло так много людей, что на оставшихся стало хватать даже неэффективной экономики. Не помногу, но все же;
• настоящие победители во Второй мировой войне считали, что лучше откупиться от СССР, чем воевать с ним. Стали давать хлеб, откупаясь от ядерного шантажа. Не стало нужды истреблять часть собственных граждан;
• авторитет победителей во Второй мировой войне, сломивших хребет Гитлеру, взявших Берлин и водрузивших знамя над Рейхстагом, был исключительно высок. И оставался высок до самого конца «послевоенной» эпохи — до рубежа 1980-х и 1990-х годов;
• гражданская война была до конца выиграна коммунистами. Они практически полностью истребили всех врагов — и открытых, и скрытых. Народ стал идейно намного более сплоченным, чем был до войны;
• народ так надломился и устал, что у него уже не было сил на политические «разборки»;
• народ оказался «повязан кровью». Выступать против коммунистов стало опасно. Это стало почти что государственной изменой. Попробуй назвать коммунистическое знамя красной тряпкой, если его водружали над Рейхстагом. Попробуй отвернись от масонской символики коммунистов — красной звезды, когда эти символика Армии-Победительницы!
С 1945 года существует не кусок Российской империи, захваченный коммунистами. Не поле для их экспериментов. А СССР — одно из государств мира. Специфическое, но государство. С таким странноватым, но обществом.
Вторая мировая война стала важнейшим историческим рубежом в становлении этого государства. Не менее, а может быть, и более важным, чем Гражданская война 1917–1922 годов.
Великая Отечественная война стала важнейшим государственным мифом. Вынь этот миф — и от СССР ничего не останется.
Хорошо написал Суворов о том, что и про Гражданскую войну 1917–1922 годов, и про репрессии Сталина, и про Коминтерн уже писано и переписано. А миф о Великой Отечественной — последняя цитадель коммунистов. Да потому эта цитадель и последняя, что самая важная. Признать самые страшные факты из жизни Партии убийц, РСДРП- РКП(б) — ВКП(б) — КПСС, их истории Гражданской войны намного менее опасно, чем правду о Второй Гражданской войне 1941–1945 годов.
А факты простые… Великая Отечественная война была таковой только для части населения СССР. Война на территории СССР была Гражданской войной. Нет в этом какой-то нашей особой специфики. Вторая мировая становилась Гражданской войной на территории всех государств Европы и Азии, в которые вторгался любой враг.
Немного статистики
Что Гражданская война 1917–1922 годов была именно Гражданской войной, а не «борьбой с интервентами», никто особо не сомневается. Во время этой войны маховик всеобщего призыва загнал в Красную Армию невероятное число людей. К ноябрю 1918 года ее численность достигла почти 800 тысяч человек, из которых 285 тысяч боевого состава. К октябрю 1919 года бойцов и командиров Красной Армии 3 миллиона, из которых 1500 тысяч — боевой состав. К концу 1920 года численность Красной Армии достигала астрономической цифры в пять миллионов пятьсот тысяч человек, или 6 % всего населения Советской России. Из них 2400 тысяч — боевой состав.
Всегда и во все периоды численность всех враждебных коммунистам армий была на порядки меньше, этой.
Добровольческая армия Деникина на юге России никогда не имела численности большей, чем 80-100 тысяч человек (3 % от численности Красной Армии).
Численность армии Колчака еще меньше — 60–80 тысяч человек (2 % от численности Красной Армии).
Численность армии батьки Махно не превышала 30–40 тысяч человек (1,2 % численности Красной Армии).
Столько же было казаков в армии Всевеликого Войска Донского.
Армия государства Миллера на Русском Севере — от силы 15 тысяч человек.
Остальные силы, противостоящие красным, еще меньше — считанные тысячи человек.
Если сравнить численность Красной Армии с численностью врагов красных на любом этапе Гражданской войны 1917–1922 годов, то эта численность никогда не была выше 5 % всех участников событий. Красные всегда, на всех этапах, имели абсолютное большинство, подавляющий численный перевес.
