Васька стоял как громом пораженный. Несмотря на весьма ощутимую прохладу, по его лицу катился пот. В округлившихся глазах застыло то ли безумие, то ли ужас, то ли некое ниспосланное свыше блаженство.
– Не огорчайтесь и выбросьте все это из головы,— Алексей поспешил его успокоить.— Даже не свершись революция, все равно ни один суд Российской империи не решил бы дело в вашу пользу. Миллионер Жухлицкий и вы — какая же тут могла быть тяжба? Смешно и абсурдно!
И снова, опять–таки само собой, всплыло это слово — «абсурд», и снова оно вызвало у Зверева ощущение, что все, переживаемое им,— неестественно правдоподобный кошмарный сон.
Алексей решительно тряхнул головой, прогоняя наваждение, и подал Ваське его бумаги.
– Возьмите, Василий Галактионович, и постарайтесь не думать больше об этом.
– А? — Купецкий Сын поднял обессмыслившиеся глаза, поморгал и вдруг лихорадочно засуетился, начал делать множество каких–то мелких ненужных движений, бормоча: — Бумаги… да… то ись пусть лежат, значит… Авось… Революция, говорите? Не будет, значит, теперь ничего, а? Эх, не могла она немного погодить, революция эта! А может, того… опять, значит, как при царе, а? Эх, я б тогда!..
Зверев глядел на него, жалкого и в то же время вмиг ставшего каким–то неприятным, алчно трясущимся.
– Не думайте об этом,— мягко повторил он.— Минувшее не повторяется. И прииски никогда уже не станут принадлежать кому–то одному. И миллионерам уже сыграна отходная…
– Ага… ага…— бормотал Васька, совал и все никак не мог засунуть бумаги в свой засаленный бумажник.— А вот еще… бумажка… Может, тут что–нибудь такое… Хи–хи…
Трясущимися руками он совал Звереву какой–то истрепанный донельзя, протертый на сгибах листок. Алексей нехотя взял его, развернул, пробежал глазами. Удивленно хмыкнул, прочитал еще раз и вдруг расхохотался.
– Как я мог забыть! — воскликнул он.— Это же Золотая тайга, где все возможно! Василий Галактионович, вы больше не хозяин Чирокана, и ваше производство в миллионеры отменяется. Вы развенчаны точно так же, как Жухлицкий. Оба вы в равной степени самозванцы и воры, только тому повезло больше — он свое успел урвать!..
Зверев снова стал серьезен, еще раз перечитал Васькину бумагу и вдруг обернулся к Дандею, который, лежа на куче грязного тряпья, спокойно посасывал пустую трубку.
– Дандей, вы из какого рода?
Охотник недоуменно моргнул, вынул изо рта трубку, подумал и покачал головой.
– Не понимай…
– Ну… есть Чильчагирский род и… другие. Вы из какого?
– А! — Дандей заулыбался.— Я киндигир…
– Я так и думал! — весело заявил Зверев.— Вот бумага, сорок лет назад заверенная печатями канцелярии генерал–губернатора Восточной Сибири. Она адресована вашему дяде, Василий Галактионович, и, так сказать, на всякий случай извещает его о том, что прииски его, находящиеся в Золотой тайге по речкам Чирокан и Гулакочи, «имеют быть на землях, принадлежащих орочонам Баунтовского острога Киндигирского рода». Вот так! Миллионер–то у нас, оказывается, вы, Дандей. Чирокан принадлежит вам. И тут, полагаю, революция и все ее законы окажутся на вашей стороне. Вы свой миллион, думаю, получите.— Моя не понимай,— повторил Дандей.
– Не прикидывайся! — обиженно буркнул Васька.— Все ведь понимаешь, лешак таежный… Как же оно выходит–то?.. Не, тут, паря, что–то неладно… Ему, значит, миллион, а нам с Жухлицким кукиш с маслицем?.. Торговали, значит, кирпичом, да остались ни при чем…
Васькины миллионные претензии остались недосказанными. В подвале вдруг стало шумно, послышались голоса, смех, топот ног. Дверь тягуче заскрипела, отворилась. Вошли Жухлицкий, представитель «Временного правительства» и Кудрин.
– Господин Зверев! — оживленно заговорил представитель.— Рад засвидетельствовать: вы свое обязательство исполнили в точности. Присутствуя при волнующем изъятии сего драгоценного металла…
– А я со своей стороны свидетельствую, что вы низкие лгуны! — перебил его Зверев.— Почему вы сказали, что Очир здесь?
– Ах, вот вы о чем! — засмеялся Зоргаген.— Путаница вышла, знаете ли. Да и счастье его, что сумел удрать. Ей–ей, казачки б его пристрелили.
– Полагаю, Василий Галактионович теперь свободен? — обратился Зверев к Аркадию Борисовичу.
– Какой еще Галактионович? — не понял Жухлицкий и вдруг расхохотался.— Ах, разумеется же, разумеется… «Галактионович!» Ха–ха!
Энергичным движением руки Зверев оборвал его веселье.
– Господа, у нас, кажется, была договоренность на освобождение двух человек?
– Если вы имеете в виду себя…— начал представитель «Временного правительства».
– Отнюдь! Я имею в виду вот этого человека — охотника Дандея, который содержится здесь без всяких оснований.
– Следствие по его делу еще не закончено,— вмешался комиссар милиции.— А посему я должен…
– Вздор, вздор! — бесцеремонно перебил его Жухлицкий.— Охотник может идти домой. Да и тех двоих тоже можно теперь отпустить. Эй, кто там! — крикнул он, оборачиваясь.— Выпустить сумасшедших! Пусть скорее убираются отсюда. И ты тоже! — Аркадий Борисович указал Ваське на выход.
Купецкого Сына не пришлось просить дважды. Он подхватил полы борчатки и юркнул в дверь.
– А вот что касается вас, уважаемый господин Зверев,— с иезуитской улыбочкой сказал Зоргаген,— то тут возникли некоторые дополнительные обстоятельства…
Кудрин встрепенулся, словно пес, учуявший дичь.
– Вы обвиняетесь в нижеследующем,— важно заговорил он гнусоватым голосом судейского крючка.— В злостном подстрекательстве рабочих к захвату и последующему утоплению драги, принадлежащей всеми уважаемому гражданину Жухлицкому; к захвату ряда приисков, принадлежащих Жухлицкому же, и разграблению имевшегося там имущества; а также в разбойном нападении на служащего вышеупомянутого Жухлицкого и нанесении оному увечья, каковое выразилось в отсечении левого уха…
Несмотря на серьезность своего положения, Алексей не мог удержаться от смеха.
– Послушайте, господин Жухлицкий, ведь вы же как-никак умный человек,— неужели вас устраивает подобный фарс? Аркадий Борисович лишь смиренно развел руками.
– Присовокупляю к вышеизложенному оскорбление должностного лица при исполнении таковым служебных обязанностей,— невозмутимо продолжал Кудрин.— Исходя из вышеизложенного, должен подвергнуть вас аресту с дальнейшим препровождением в город Баргузин для судебного разбирательства…
– Вот видите, господин Зверев,— Жухлицкий снова развел руками.— Предложенный мной давеча совместный завтрак не состоится, о чем весьма и весьма сожалею. Счастливо оставаться!..
– Да, Аркадий Борисович! — вспомнил вдруг Зверев.— Прииск Маломальский — такое название вам ни о чем не говорит?
– Маломальский? Экое бездарное название…— Жухлицкий наморщил лоб.— Маломальский… Кажется, когда–то слышал, но…
– А про Мясного что–нибудь слышали? Нарцисса Иринарховича Мясного?
– Вот это уже более знакомо,— Аркадий Борисович подозрительно поглядел на Зверева.— Откуда вам известна эта фамилия?
– Мне говорил Франц Давидович Ризер,— наугад сказал Зверев.
– Старый лис!— вскипел Жухлицкий.— Неужели все еще помнит? Ну, я ему когда–нибудь покажу Мясного!
И он, в сердцах споткнувшись о порог, быстро вышел из клетушки.
Кудрин подтолкнул к выходу замешкавшегося Дандея.
– Быстро, быстро! Не задерживайся!
Дандей взвалил на спину свою охотничью понягу и побрел к выходу. Проходя мимо Зверева, он остановился, дружелюбно тронул его за рукав.
– Твоя шибко хороший человек. Будешь тайга, ходи мой чум, гости ходи…