— Что, керели, подопытных мышей запустили, теперь наблюдаете за результатами эксперимента?! — злобно бросила я Розе.

Оторвавшись от чистки рыбы, она подняла не меня удивленный взгляд.

— Не поняла?

— А что тут понимать? Интересно смотреть, как народ гибнет? И не стыдно?! — я горько усмехнулась. — Хотя, судя по вашим прежним действиям, у вас ни стыда, ни совести нет. Даже живя рядом, не хотите помочь побороть эпидемию! Хотя чего вам стоит дать лекарство? Так нет, жадничаете! Зажрались и не представляете, каких трудов стоит проходить все с нуля! Ладно технологии, вы даже сортовых семян и породистых животных нам не дали! А ведь это дело не одного года и даже не десятка лет, а сотен и сотен! Мало того, вы зажали даже самые элементарные сведения! А люди гибнут! Из-за вас гибнут! Но вам плевать! Пусть одни превращаются в троллей, другие от гангрены умирают, третьи с ума сходят! Не вы страдаете — и ладно, правда? Твари чертовы! Даже сейчас! Подопытных не жалко, пусть дохнут, правда ведь?! — с трудом подавив рыдание, я остановилась, чтобы перевести дыхание.

На шум от устроенного скандала подошли остальные уриасары. Их осунувшиеся, усталые лица, с темными мешками под покрасневшими от бессонницы и дыма глазами, подействовали как холодный душ. Ярость спала и на смену ей пришло чувство вины. Неужели, если люди что-то умеют, их обязательно надо обвинять во всех смертных грехах? Я уже открыла рот, чтобы извиниться, но меня опередили.

— От этой болезни, при мало-мальском уходе, редко умирают.

Я не сразу поняла, что означают эти слова. А когда поняла, накатил страх, от которого подкосились ноги и, сев прямо там, где стояла, с ужасом уставилась на сказавшего это мужчину. В гневе я не задумывалась, что будет, если вдруг окажусь права. Теперь пришло понимание. Им ведь ничего не стоит просто избавиться от неудобной личности. Или того хуже, стереть с лица земли всех, кто может оказаться в курсе, то есть уничтожить наш караван и пойти к кому-нибудь другому.

— Пантера, ты никогда не думала, что керели — это не название вида, а просто термин, обозначающий всех тех, кто дожил до конца? — негромко спросила Роза. — А отдельные представители любого вида остаются почти всегда. Другое дело, что их недостаточно для возрождения цивилизации.

Я молчала. Такое действительно не приходило мне в голову.

— Ладно, давай вернемся к этой теме позже? Сейчас у нас слишком большие проблемы в жизни, чтобы решать неактуальные задачи.

Фраза подействовала отрезвляюще, и страх ушел.

— У вас есть лекарство. Почему бы им не воспользоваться? — с некоторой претензией сказала я.

— У нас нет лекарства, и мы не знаем, где его взять, — возразила уриасарка.

— Но ведь вы не заболели! И никогда не поверю, что людям, запросто путешествующим между звездами, достать лекарство от болезни на их родной планете — непосильная задача.

Роза грустно рассмеялась.

— Как-то так получилось, что у нас, вместе с космическими путешественниками, одновременно существовали и другие люди, в том числе и из каменного века. Они знали друг о друге, но почти не общались. Мы пятеро — не космические путешественники, если ты понимаешь, что я имею в виду. А не заболели потому, что привиты теми, у кого были для этого все средства.

Вздохнув, я тяжело поднялась. Хотя особого доверия их слова не вызывали, но их оказалось достаточно, чтобы поселить сомнение и не делать поспешных и однозначных выводов. Хотя не думаю, что хоть когда-нибудь смогу простить уриасар. Даже если сейчас они говорят правду и лекарства найти не в состоянии, то что мешало им раньше хотя бы частично передать свои знания? Вот ни за что не поверю, что они не знают хотя бы пару десятков лекарственных растений. Махровый эгоизм во всей красе. Желание быть впереди всех, чтобы смотрели, завидовали, но не представляли даже угрозы конкуренции. Но собеседница права — этот разговор лучше продолжить, когда будет время. А сейчас пора возвращаться к больным.

Несмотря на то, что мы почти не отдыхали, наш уход и за детьми и за больными оставлял желать лучшего: не хватало ни времени, ни сил. Возможно, именно поэтому первые признаки выздоровления у Ясона и ему подобных появились на неделю позже, чем у Росса, да и тогда помощи от них ждать не приходилось: они ослабли настолько, что первые дни не могли даже встать с постели.

Одни сутки сменялись другими и, хотя мы не забыли о том, кем на самом деле являются уриасары, свободной минутки так и не выдавалось. И даже то, что Ясон и другие желтокожие встали на ноги, да и среди других больных стали появляться признаки приближающегося выздоровления, не облегчило нашу жизнь. Ведь раньше мы не успевали сделать и половину того, что было бы необходимо. А в тот день когда минимально обслужить себя смогла половина взрослых, уриасары незаметно покинули караван. Не предупредили и не оставили никаких следов, просто ушли, как будто их никогда и не было. В то время мы уже перегорели и их исчезновение не вызвало никаких эмоций. Счастье, что перед уходом уриасары собрали хорошие запасы хвороста для дымных костров и приготовления пищи. Но вот ловлю рыбы и прочие обязанности пришлось распределить между всеми дееспособными людьми. А потому и мечтали мы не о разгадке каких-либо тайн, а о мягкой подстилке и долгом спокойном сне.

Вот теперь с каждым днем ситуация изменялась в лучшую сторону. Выздоравливающих становилось все больше, соответственно возрастало количество тех, кто способен ухаживать за детьми и лежачими, готовить пищу и ловить рыбу. А значит, и нагрузка на каждого снижалась, что позволило отдохнуть и выспаться, не за один раз, но усталость постепенно отступала, разум прояснялся, а уже привычная раздражительность утихла. Вскоре ситуация стала напоминать таковую в начале эпидемии: жители каждого плота сами ухаживали за своими больными. Никто не высказал ни одной претензии по поводу нашего самоуправства в то время, когда большинство находилось в беспомощном состоянии. Насчет продуктов вообще речи не заходило, а прочие вещи за один день разобрали владельцы или соседи владельцев, если те еще не встали на ноги.

Двадцать шестого августа болото наконец-то кончилось, уступив место горному ландшафту. Большая часть кровососов осталась позади, и надобность в дымовой завесе отпала. По молчаливому согласию, мы продолжили сплав до следующего утра, чтобы увеличить расстояние от очага болезни. Когда развеялись остатки зеленоватой туманной дымки, выяснилось, что, не будь ее, мы бы уже давно заметили высокую гряду гор, протянувшуюся от горизонта до горизонта почти перпендикулярно нашему пути. А из-за ограниченной видимости поняли, что приближаемся к горам, только когда подплыли к ним почти вплотную. Встретившись с непреодолимой преградой, река свернула и теперь текла параллельно обрывистому склону.

Горы выглядели странно, даже страшно. Редко попадался склон положе, чем в сорок градусов — обычно обрывистый или даже слегка нависающий. Но крутые участки перемежались многочисленными небольшими почти горизонтальными террасами, густо поросшими разнообразной растительностью. Да и сами обрывы не безжизненны: то тут, то там пробиваются цепкие пучки травы, кустарники и причудливо изогнутые деревья, цепляющиеся корнями за малейшие трещины в породе. Часто целые участки склонов покрывали вьющиеся лианы, создавая впечатления огромной зеленой занавеси. Казалось, что горы достигают космоса, они уходили высоко вверх и вершины терялись где-то в небе. Проплывающие облака не достигали даже середины видимого склона. Такие невероятные размеры кружили голову, и иногда, лежа на крыше плота, я представляла, что на самом деле не лежу, а вишу в воздухе, а подо мной до самого горизонта простирается редколесье.

Утром караван впервые за последние несколько недель пристал к берегу. Облюбовав большое одинокое колючее дерево со сладкими суховатыми красными плодами размером с мелкий абрикос, я залезла на него и пару часов добросовестно занималась пополнением запасов. Наконец, посчитав, что потрудилась достаточно, набрала еще где-то полкорзины и направилась к большому уступу, просто чтобы отдохнуть и спокойно подумать. С него должен открываться прекрасный вид на реку и плоты у берега, а два кривых дерева с густой кроной подарят защиту от жаркого солнца. Но, добравшись до облюбованной терраски, поняла, что приглянулась она не только мне: под деревом, облокотившись о ствол, сидел Марк, флегматично пожевывая одну из небольших ящериц. Еще почти два десятка тушек того же вида лежали в рядок и ждали своей очереди. Поприветствовав, я устроилась рядом и поставила корзину так, чтобы до содержимого было легко дотянуться.