Где-то через полчаса, осмелев, уже вовсю гоняла с крыши драконов, как ворон или голубей. Раненая рука быстро устала и держать, и стучать по ведру, но, уже собравшись возвращаться, я случайно обнаружила, что даже без него, одними воплями и размахивая зажатой в здоровой руке выдернутой из настила веткой с сухими листьями, пугать крылатых воров получается практически так же успешно. Одного не понимаю: они же вон какие большие, что шарахаются? Вскоре ко мне присоединился Илья, чуть позже я сменилась и спустилась вниз отдыхать.

Поглядев, как новый способ защиты выглядит со стороны, рассмеялась. Голые люди с вениками гоняют чешуйчатых монстров в несколько раз крупнее себя, и те с недовольными воплями разлетаются, почти не осмеливаясь даже присесть на охраняемую территорию, а редкие экземпляры, решившиеся-таки приземлиться, почти сразу спрыгивают вниз, в реку. Приятно, хотя и странно, что ответной агрессии не наблюдается. Кстати, на соседних плотах уже поняли, что к чему, опыт быстро распространялся и вскоре весь караван гонял непрошеных гостей, как простых птиц. Удивительно, что драконы нас боятся, мы же меньше, хотя и не настолько, как кажется из-за их длинного хвоста и особенно крыльев. Впрочем, и на Земле встречались животные, способные отогнать более крупных. И тут дело даже не столько в нас — скорее, это драконы не хотят нарываться на конфликт. А мы с ними сражались. Меня затряс неудержимый истеричный смех.

— Ты что? — поинтересовался Игорь.

— С кем мы сражались, а? — утирая слезы, спросила я.

Математик недоуменно пожал плечами.

— Ну и что такого?

Всхлипнув, я согнулась от вновь нахлынувшего смеха. Немного подождав, но так и не увидев конца моей своеобразной истерики, Игорь принес две плошки воды: одну выплеснул мне в лицо, а другую сунул в руки.

— Выпей и успокойся.

— Ты что не понимаешь? — придя в себя, вздохнула я. — Мы не с драконами сражались. Не с монстрами или местной природой. Мы выдумали себе врага. Да, выдумали, — с нажимом повторила я в ответ на недоуменный взгляд математика. — Сотворив вчера в своем воображении злобных хищников, которые только и мечтают полакомиться нашей плотью, мы уже не обращали внимания на факты, которые этому противоречили. Будь мы умнее, — я выразительно постучала себе по лбу, — еще вчера поняли, в чем дело. Истина была у нас перед самым носом, но мы, гордые, ее видеть не хотели. Идиоты! Какие же мы идиоты! Особенно я, — подумав, добавила я и замолчала. Действительно, кто в первую очередь должен был разбираться в этой ситуации, как не биолог? Тяжело вздохнула: после произнесенной тирады навалились опустошенность и усталость.

— Все не так плохо, — вставил только что сменившийся Илья.

— Да? — с сомнением потянула я.

— Однозначно, — согласился с химиком Игорь.

Подумав и успокоившись, я признала правоту Ильи. Пусть не в первый же день, но мы все-таки поняли, что происходит. А ведь могли и дальше сражаться с фантомом своего воображения. Прав был химик, сказавший когда-то, что надо уметь не только смотреть, но и видеть. Пообещав себе в следующий раз не просто подчиняться слепому инстинкту или страху, а еще обязательно при первой же возможности думать, я улыбнулась. Действительно, все не так плохо, да что там, вообще отлично! Хоть мы и сглупили, но никто не погиб, и ни у меня, ни у Севы воспаления нет. А произошедшее послужит хорошим уроком на будущее. Ведь кто знает, что еще нас ждет впереди.

Течение реки ускорилось, но местность пока не менялась. Ночью желтая луна окончательно скрылась за горизонтом, и пустынный климат стал заметен гораздо сильнее. Днем нещадно палило обжигающее солнце, на плотах посреди реки высокая температура переносилась легче, хотя все равно не слишком комфортно, из-за чего мы очень часто купались. А в темное время суток, когда песок остывал, со стороны берега дул настолько холодный ветер, что приходилось закапываться в сено или сидеть у костра, чтобы не замерзнуть. Наутро после захода желтой луны люди настолько осмелели, что возобновили привалы, но теперь, из-за еще более жаркой погоды, делали их в наиболее комфортное время суток: ранним утром или вечером, когда жар начинал спадать. Хотя дежурных для отпугивания драконов приходилось оставлять и на стоянках, жизнь практически вернулась в привычное русло. С началом сумерек драконы теряли интерес к плотам, продолжая лениво ими интересоваться, только если мы причаливали к берегу. На суше драконы на людей не нападали, позволяя подходить чуть ли не вплотную. Люди, в свою очередь, тоже на них не охотились: во-первых, добыча сама по себе великовата, а, во-вторых, неизвестно, как отреагируют соседи в случае нападения на их сородичей. Местные хищники взрослых драконов предпочитали не трогать, но один раз удалось увидеть, как крупный длинноногий волк поймал детеныша. Кстати, насчет хищников: людьми они интересовались, иногда даже слишком, но нападать не решались, возможно, из-за незнакомого вида новой двуногой пищи. Хорошо, что мы не останавливаемся надолго: ведь в этом случае к нашему облику могут привыкнуть и начать охотиться.

Трава по берегам оказалась на редкость густой и сочной по всей ширине зеленой полосы, тянущейся вдоль берега, значительно повысилось ее видовое разнообразие. Да и сама почва, к моему удивлению, почти везде на ощупь казалась влажной, даже на дальнем от реки конце зеленых зарослей. На первом же привале выяснилось, что драконы не позволяют разрывать землю в поисках клубней и кореньев, демонстративно бросаясь в сторону нарушителей. А вот против сбора трав, ягод, фруктов и орехов, охоты на мелкую живность и сбора насекомых совершенно не возражают. Понаблюдав за местными животными, я заметила, что большинство из них, кроме самых мелких, размером не превышающих крысу, также избегают добывать пищу из земли. Поведение драконов интриговало все сильнее, и не устояв перед соблазном, решила, пока есть возможность, заняться их изучением.

Оказалось, что за каждым из них закреплен зеленый участок размером где-то от двадцати до тридцати соток или даже (у более молодых особей) еще меньше. Драконы ревниво охраняли свою небольшую территорию от соседей, позволяя им передвигаться только по хорошо натоптанным тропкам и яростно пресекая любые попытки свернуть или покопаться на обочине. Ближе к закату заботливые хозяева поливали свои участки, причем делали это двумя способами. Если личная территория дракона находилась чуть дальше от реки, то напивались так, что раздувался живот, и медленно ковыляли на свой огород, где садились на задние лапы, упираясь крыльями в землю, задирали голову и разбрызгивали принесенную влагу, причем не струей, а мелкими каплями, создавая подобие опускающегося тумана. Освободившись от груза, встряхивались, избавляясь на осевшей на теле воды, и снова шли к реке. Их более везучие сородичи, участки которых располагались не больше чем в паре десятком метров от воды, ленились бегать туда-сюда, предпочитая сидеть на мелководье, набирая воду и поливая огород направленной струей прямо оттуда. А уже в сумерках драконы отбрасывали небольшой кусочек дерна, примерно в квадратный метр по площади, и, щурясь от удовольствия, поедали находящуюся под ним почву, почти сплошь кишащую червями в пару сантиметров длиной. Потом еще углубляли получившуюся яму и, свернувшись калачиком, укладывались в ней спать. Через несколько дней я не выдержала и подбросила одному из небольших дракончиков обломок бамбучины. Схватив подарок, дракон с аппетитом съел его, с треском разгрызая твердый стебель сильными челюстями. Разочарованная, я немного подождала и уже собиралась уходить, но в это время началось самое интересное. Подбежав к свежей, судя по всему вчерашней, яме, дракончик отрыгнул жеванную массу и копаясь, тщательно перемешал ее с подлежащим слоем почвы, а потом засыпал выгребенной еще вечером землей. Да, каких только чудес не преподносит нам природа: чего-чего, а драконов-огородников и вообразить трудно.