Константин Генваревский ехал чрез Калугу и был у тамошнего Воеводы Зыбина; этот, из хвастовства и важничания чином своим, видя власть Гетманскую почти вовсе уничтоженною, начал насмехаться и неприлично говорить о Скоропадском. Генваревский донес о том Государю, жалуясь, что, сверх того Воевода не дал ему подвод. Зыбин лишился имения и был отправлен головою в Глухов к Гетману. Сообщники Мазепы и люди ему близкие несли тяжкие за него гонения; эти горести, нищета, изгнание постигали даже и невинных, подозреваемых; уже три года продолжалось их преследование, а участники доноса и бедствий Кочубея были все еще позабыты и все еще томились вдали от родины. Наконец Рязанский Митрополит Стефан Яворский начал за них ходатайствовать, и в этом году Священник Полтавский Иван Святайлои слуги, Искры были возвращены из ссылки.

К концу года пришло на зимовлю шесть драгунских полков. Правительство намерено было покупать для них провиант и фураж. То и другое Гетман, по простоте, подарил. На будущие годы это обратилось в обязанность; полки оставлены были в Украйне под названием Консистентов. Со временем вошли в города знатнейшие другие Великороссийские войска и составили непременные гарнизоны в Глухове, Киеве, Переяславле, Нежине, Чернигове, Лубнах и в Полтаве. Продовольствие всех тех войск и их лошадей возложено было на обывателей, необходя никого даже служителей козаков регистровых; а поставка провианта и фуража назначена без заплаты и в натуре, то есть: мукой, крупой, овсом и сеном; все селения обложены порционами и рационами; для сбору их и подряда в команды, учреждены, в каждом городе и сотне Коммиссары, выбранные из грамотных и имущественных козаков. Такие поставки в войска не только продовольствовали людей и лошадей, но были очень полезны для полковых и отрядных командиров: «когда в удобное время поставляют Коммиссары провиант и фураж в команды, то Командиры его не принимают, и говорят, что он завременно приготовленный, протухнет или выдхнется и от того интерес Государев постраждет; когда же наступят Март и Ноябрь, с крайним бездорожьем тогда они и потребуют сих выстачений вдруг с экзекуциями и побоями. Комимиссары, зная невозможность поставить натурою, а паче из отдаленного разстояния, прибегают к Командирам, ползают пред ними, вытерпливают все ужасы придирок и самых пощочин; и наконец умилостивляют их и платят им всякую порцию и рацию деньгами вдесятеро больше, чего они стоят. Отважные же Коммиссары, поставившие тогда участки свои, натурою должны выдерживать странное испытание фуража на самих себе; и все начальники, и даже и рядовые, порют Коммиссара в нос и губы сеном и овсом, говоря, что он крупен, либо мелок, либо худого урожая, и что много от того претерпит интерес Государя; а за тем все кончится приношением или пожертвованием. Но Коммиссар, возвращающийся от отдачи натурою, всегда уже приметен по разбитым губам и по огромному носу; и от сего многие козаки потеряли имение свое, «откупляясь от Коммиссарства.» Таков разсказ очевидцев!

Война с Турками кончилась; Прутский мир был подтвержден в Адрианополе; козаки, собранные в Украйне, были распущены. Ее оберегать остались одни постояльцы.

Послы Царские в Константинополе, Толстой и Шафиров, уговаривали приверженцев Орлика я Мазепы возвратиться в Украйну; удостоверяли скитальцев в том, что Государь их простит, почти целой год те колебались, наконец решились приехать в Глухов; они туда прибыли в Апреле 1715 года. То были Дмитрий Горленко, прежний Полковник Прилуцкий; зять его Бутович; Иван Максимович, Орликов Писарь; Михайло Ломиковский и Канцелярист Антонович; их отвезли в Москву, там жили они на свободе, получая: три первые по десяти копеек, остальные по пяти в день; Гетман высылал в тоже почти время беглых Великороссийских солдат и крестьян, поселившихся во множестве в Украйне. Государь отпустил на родину Мазепиного Канцеляриста Андрея Кандыбу, бывшего Полковника Лубенского Григория Гамалею, и Лисовского, который из Гадячского Протопопа стал Сотником.

Но, незлобливый с каждым, отдельно взятым из своих подданных, Государь видел необходимость уничтожать права Гетманщины, с большею и большею деятельностию; и так власть Гетмана была ограничена; наступило время к ограничению власти Полковников. Они лишились права назначать по своему выбору полковых Старшин, это дело было предоставлено Гетману с приведением новоизбранных к присяге, в присутствии Протасьева. В статьях договорных Орлика с Гордеенком мы видели, как покупались не только эти уряды, даже и Полковничьи; и так потери никакой для народа в этом постановлении не было; но то было нововведение и старики впадали в печаль.

Запорожцы мало помалу появились в Украйну; их селили здесь и там; их употребляли в работы домашние. Гордеенко был убит; его заменил Милашевич; новый Кошевый умолял Государя, через Гетмана и через Апостола, о позволении селиться на старом Коше; Государь отвергнул его прошение. Хан Крымский их обижал; в Сече не было ни одной пушки; они то строили линию Перекопскую, то бились с Черкесами, то служили Татарам без денег, за кусок хлеба.

Но что было совершенно ново и нестерпимо для Малороссиян, это «первый пример занятия, вне родины, земляною работою!»— говорит правдолюбивый Бантыш-Каменский; несколько тысяч козаков, с Генеральным Хоружим Сулимою, пошли на Волгу и Дон рыть канал между этими реками, и потом проводить линию против Кубанской Орды.

В 1717 году Малороссияне получили надежду отдохнуть от тягостей, наложенных на них Царским гневом; Петр Великий писал к Гетману из Амстердама, что, по возвращении войск из Польши, уменьшит число постояльцев на зимнее время; в доказательство, что Малороссияне неотягощены, он напоминал Гетману об увольнении народа от податей, о долговременном бездействии козаков, и обещал содержать их, когда окончится война с Шведами, в милости, при правах и вольностях, «без умаления.»

В это время Скоропадскому вздумалось выдать свою пятнадцатилетнюю дочь, за кого-нибудь на Украйне, чтоб при старости глубокой и здоровьи ослабелом, прежде кончины своей, быть свидетелем ее благополучия. Он просил разрешения Государева. Ответ был следующий: «В ознаменование верности, по примеру своих предместников, Гетман должен сговорить и выдать дочь за одного из чиновников Великороссийских.» Сын, Царскаго любимца, Петр Петров Толстой, стал зятем Скоропадского, и через два года получил полк Нежинский, на место умершего Полковника Лукьяна Жураховского, «во уважение верной и усердно-радетельной службы тестя.»