Подвинувшись к самому краю кресла, я развел руками, желая доказать Роту, что вся его жизнь зависит теперь от происходящего в тесном зале городского суда.

– Простите, Стэнли, но лучшее, что может произойти, – это если суд поверит, будто она действительно спала со всеми подряд и что вы долгое время об этом знали. По той причине, что если бы вы не знали, но вдруг обнаружили ее в постели с Уирлингом или с Брэдли – не имеет значения, с кем именно, – тогда у вас был бы мотив. У вас нашлась бы причина: старая как мир причина, по которой вы могли убить свою жену. Если же она действительно спала с другими мужчинами – «случайный секс», как вынужденно определил Брэдли, – а вы об этом знали или допускали такую возможность, тогда зачем убивать жену за то, что вам и так давно известно?

Изумленно подняв бровь, Стэнли Рот нервно кусал губы. Затем кивнул, словно признал наконец мою правоту. Повернувшись ко мне, он сказал, встав с места:

– Не считая того, что в итоге я устал от лжи и мелких предательств. – Казалось, он произнес эти слова вполне трезво, с холодной рациональностью – так совершенно бессовестный человек мог объяснять принцип действия только что установленной им бомбы. – Я не был бы первым, кто убил жену из-за оскорбленных чувств или откровенного унижения. Окажись вы на месте прокурора, вряд ли стали бы выяснять, сколько раз должен прощать измену любящий муж.

Ожидая ответа, он продолжал смотреть на меня, растирая подбородок уже двумя пальцами. Я начинал подозревать, что Рот больше не имел в виду себя: он предлагал варианты сюжета, испытывая мою реакцию.

– Ради дискуссии, – добавил он, не услышав немедленного ответа. – Вы говорили, что в профессии адвоката больше всего любите именно это. Помните? Процесс доказательства.

Я уже не сердился, скорее, был несколько раздосадован.

– Я объяснил, почему сегодня сделал то, что сделал. И для чего заставил Уокера Брэдли говорить о вашей жене. Я не знал, спал он с Мэри Маргарет Флендерс или нет. Я знал лишь то, что сказали вы сами, так что пришлось рискнуть. Мне нужно было спросить. У нас нет фактов, Стэнли. Мы ничего не можем предложить: например, что кровь на вашей одежде не принадлежит Мэри Маргарет, что у вас имелось алиби… А это означает наш проигрыш и выигрыш прокурора. И нам придется доводить до сознания суда любые аргументы, убеждающие в том, что дело недостаточно хорошо расследовано. Мы должны заставить присяжных поверить, что кое-кто лжет – и только вы говорите правду. Брэдли лгал, говоря о том, что вы совершили или пытались совершить в отношении Майкла Уирлинга, и он также пытался лгать насчет того, чем занимался с вашей женой. Полицейский Крэншо тоже лгал под присягой.

Рот остановил меня протестующим жестом.

– Касательно случая за ужином: ложь была ради меня.

– Суть в том, что это ложь. Я собираюсь представить суду ваши показания, и вы скажете только правду.

– И что, правда всегда побеждает?

– Почти никогда, – ответил я, скрыв усмешку. – Но дольше помнится.

Зазвонил телефон, и Рот поднял трубку еще до второго звонка. Ничего не говоря, он выслушал собеседника.

Я знал, кто ему позвонил. Этой линией больше никто не пользовался. Не важно, что Рот услышал из трубки, но он ждал звонка. Более того, он хотел, чтобы диалог прошел по возможности легче. Выражение его глаз смягчилось, и на лице появилась мягкая полуулыбка сожаления.

– Зря, – наконец сказал он. – Я понимаю… Ты думаешь, что должна так поступить. Но ты ошибаешься. – Выслушав несколько длинных фраз, он добавил: – Сейчас не время. Поговорим после. Когда? Пока не знаю. Думаю, после процесса. – Он готовился завершить разговор. – Да, понимаю. Нет, не сегодня. Я должен закончить вещь, над которой работаю. После суда. Доброй ночи.

Коротко попрощавшись, Рот положил трубку. Секунду он смотрел перед собой, задумчиво водя пальцами по подбородку. Наконец его взгляд приобрел осмысленное выражение, и Рот объяснил, что Джули Эванс только что объявила о намерении остаться в «Уирлинг продакшн».

– Она вернется, – сказал он, по-моему, стараясь представить дело лучше, чем следовало. – Вернется после суда.

После суда. Была лишь одна незыблемая истина – та, что не изменится никогда: его уверенность в абсолютной невозможности проигрыша. Не то чтобы он считал, будто невиновного никогда не осудят. Нет, здесь было нечто большее, чем слепая вера в хороший финал. Скорее Рот просто считал, что выигрывает, как выигрывал всегда. Его жену убили, он потерял студию «Блу зефир», создания которой ждал долгие годы. Он оказался на скамье подсудимых по обвинению в убийстве. Тем не менее Рот действовал так, словно жизнь ничем не отличалась от написанного им киносценария, конец которого, как он старался всех убедить, был известен заранее. Конец именно такой, каким его хотел сделать Стэнли Рот.

Возможно, Джули Эванс полюбила его как раз за ощущение, что Стэнли Рот всегда заранее знал, что случится дальше. Большинство же людей существовало в плену собственных опасений и предчувствий. Скорее всего Уирлинг дал ей больше, чем она могла когда-нибудь получить у Стэнли Рота. Джули действительно не могла отказаться. Нужно быть полной дурой, чтобы поставить на Стэнли Рота в момент, когда обстоятельства обернулись против него. Тем не менее ей нелегко было заявить Роту о своем уходе в «Уирлинг продакшн».

Если бы я мог лучше обдумать эту мысль, взвесив все трудности и противоречивые эмоции, с которыми пришлось иметь дело Джули, то не стал бы удивляться, увидев ее в холле «Шато-Мармо». Джули ждала меня. С кем еще она могла обсудить свой поступок? Только не со Стэнли Ротом. И не с Майклом Уирлингом.

Красивая и светловолосая, с полуулыбкой, заставлявшей предположить, что мысленно она смеется над вами, Джули выглядела совершенно беззаботной. Поднявшись навстречу из темно-зеленого кресла, в котором коротала время, она с блестящими от радости глазами двигалась прямо ко мне. То, что я не поехал в Санта-Барбару, казалось теперь верхом глупости и триумфом самоуничижения.

Легко положив руку на мое плечо и привстав на цыпочки, она коснулась губами моей щеки.

– Давай пообедаем, – озорно шепнула она. – Мне есть что рассказать.

Обедали мы в ресторане, куда Джули привела меня в день нашей первой встречи – в тот самый день, когда полиция арестовала Стэнли Рота. Столик достался тот же – видимо, Джули часто бывала здесь. По дороге она уходила от обсуждения расстроившихся планов на прошлые выходные. Как не объяснила и свое решение принять предложение Уирлинга.

Наконец, сделав заказ, она вспомнила про Санта-Барбару – впрочем, не посетовав о проведенных в одиночестве выходных. Казалось, наоборот, хорошо, что я не приехал. Судя по тону, Джули считала это объективным фактом, сожалеть о котором не стоило. В общем, она не особенно переживала. Джули сказала, что ей было нужно подумать, и обворожительно улыбнулась, заранее зная, что я пойму такое объяснение.

– Значит, ты решила принять предложение Уирлинга и возглавить новую студию… Или старую – под новым именем «Уирлинг продакшн».

Полуулыбка на ее губах сменилась выражением неуверенности. Джули не знала, что я предполагал, а что знал наверняка.

– Ты что, был в бунгало, когда я говорила со Стэнли?

Я кивнул, и Джули несколько секунд с сомнением смотрела на меня.

Официант принес салаты. Опустив глаза, я принялся водить вилкой по тарелке. Я чувствовал на себе пристальный взгляд.

– Что он сказал? – не выдержав паузу, спросила Джули.

Если Джули пыталась изображать безразличие к Стэнли Роту, то я не мог похвастаться тем же по отношению к ней. Ее облик, манера, походка, уверенность, помогавшая держать на дистанции кого нужно, ошеломляющий пыл в постели – все это заставляло поступать так, чтобы ей казалось, будто вы проведете с ней одну ночь и больше не будете о ней думать до следующей.

По сути, эта жестокость происходила от желания защититься. Проявив неосторожность, вы больше не сможете думать о другом. Вас будет преследовать только одна мучительная, нескончаемая мысль: поддавшись ее обаянию, вы навеки останетесь с разбитым сердцем. Иного не дано. С тех пор как Джули полюбила Стэнли Рота, она обращалась с мужчинами так, как Рот обращался с ней самой.