Ван Ротен стояла возле своего стола. Скромно улыбнувшись, она пристукнула одной ногой на высоком каблуке о другую.

– Вы заметили в ее поведении или в том, что она говорила, нечто выдававшее беспокойство?

С тем же невозмутимым видом Брэдли дождался, когда замолкло последнее эхо, зная, что в наступившей тишине взгляды всего зала будут направлены на него.

– Мэри Маргарет всегда оставалась профессионалом, – пояснил он, обращаясь к суду присяжных. – И ничто не мешало ее работе. Но в тот раз дело явно не клеилось. Она никак не могла сосредоточиться, забывала текст, начинала ни с того ни с сего рыдать посередине сцены.

– Скажите, не удалось ли вам в конце концов выяснить, по какой причине она вела себя столь необычным образом? Вы пытались узнать, в чем дело?

У Брэдли был талант принимать вид, выражавший трагическое непонимание, – обычное дело для ситуации, когда вы сталкиваетесь с чем-то находящимся вне зоны вашего влияния, или искренне сочувствуете по поводу чужих ошибок. Казалось, никто не мог испытывать большего огорчения от трагедии Мэри Маргарет Флендерс, талантливой актрисы и незаменимого друга. Впрочем, даже не зная Уокера Брэдли, можно быть уверенным: в случае чего он и вам выразит такое же сочувствие.

– Да, – задумчиво произнес Брэдли. – В конце концов я ее спросил.

Сложив руки на груди, Ван Ротен смотрела в пол.

– И что же? – спросила она, подняв глаза на свидетеля.

Брэдли немного переменил позу. Искоса глядя на заместителя окружного прокурора, он покачал головой и с сожалением развел руками:

– Она не хотела говорить, по крайней мере вначале. Но я не отставал до тех пор, пока не добился правды. Она сказала, что хочет уйти от него, то есть от Стэнли… Сказала, что больше не в состоянии это выносить и что так или иначе придется уйти.

Пронзительно глядя на свидетеля, Ван Ротен настаивала:

– Она так и сказала: «больше не в состоянии это выносить»?

– Да.

– И она вполне определенно заявила, что расстается с мужем – Стэнли Ротом?

– Да, потому что совершенно в нем разочаровалась.

– Вероятно, это потрясло вас до глубины души, – сказал я, поднимаясь с места, чтобы начать перекрестный допрос свидетеля. – Потрясение, тем более сильное из-за вашей привязанности к ней и столь же близкой дружбы между вами и ее мужем, Стэнли Ротом, не так ли?

Правую руку я положил на спинку своего стула. Сделав шаг влево, я оказался как раз перед свидетелем. Когда Брэдли смотрел на меня, Стэнли Рот находился прямо перед его глазами.

– Я знал Стэнли…

– Мистер Брэдли, здесь суд, – с раздражением вмешался я. – И это не разговор за обеденным столом. Будьте любезны обращаться к обвиняемому как к мистеру Роту.

От неожиданности Брэдли даже отпрянул. Его губы нервно задрожали.

– Я знал мистера Рота много лет. Это чистая правда, – сказал он, быстро приходя в себя.

Положив левую руку на плечо Стэнли Рота, я спросил:

– Вы знали его много лет? И все это время вы оставались близкими друзьями?

Стараясь не особенно выпячивать последнее обстоятельство, Брэдли заметил:

– Даже не знаю… Я не говорил, что мы были особенно близки.

– «Близкие друзья», – повторил я, посмеиваясь над его попыткой на публике выглядеть иначе, чем в присутствии Майкла Уирлинга на прошлой неделе, на приеме у Льюиса Гриффина. – Разве не вы привычно говорили это всем и каждому, мистер Брэдли? Что вы со Стэнли Ротом «близкие друзья».

Шагнув назад, я взял со стола раскрытый на нужной странице глянцевый журнал.

– Вот как об этом говорится здесь, – без особого нажима произнес я, демонстрируя журнал. – Как раз под фотографией, на которой вы сняты вместе. Вы обнимаете Стэнли Рота, не так ли? Если позволите, я прочитаю текст – о том, что вы гордитесь видеть Стэнли Рота в числе ближайших друзей… Да, здесь так и говорится: «в числе ближайших друзей». – Я бросил журнал на стол. – Само собой, это было сказано прежде, чем ваш «ближайший друг» оказался на скамье подсудимых по обвинению в убийстве. Я прав? Это было сказано во времена, когда Стэнли Рот мог кое-что сделать для вашей карьеры – вместо того, чтобы просто обременять с остальными «близкими друзьями».

Анабелла Ван Ротен решительно и грациозно поднялась со стула. Вытянувшись на высоких каблуках, заместитель окружного прокурора подняла аккуратно подведенные брови, намекая, что ее терпение на исходе.

– Научные изыскания мистера Антонелли на тему степеней дружбы могли бы показаться интересными на выпускном семинаре по психологии. Но здесь, в конце концов, зал судебного заседания, и, по-моему, мы участвуем в перекрестном допросе свидетеля. Насколько я помню, это предполагает форму вопросов и ответов, а вовсе не бесконечных речей, обращенных к суду присяжных.

Ван Ротен ждала, что судья разрешит мне продолжать выступление, однако в первый момент Хонигман не проронил ни слова. Заметно смутившись, судья нервно заморгал и сжал губы в напряженном, почти судорожном, выражении.

– Насколько я помню, – после долгой, драматической паузы сказал Хонигман, – протест как таковой должен быть выражен в соответствующей форме.

Изобразив улыбку, суровую и важную, глядя в глаза судье, Ван Ротен с явным нежеланием выговорила:

– Протестую, ваша честь!

Рудольф Хонигман медленно, с вынужденно-благосклонной улыбкой обратил лицо ко мне.

– Предполагается, что вы должны задавать вопросы, – напомнил он вежливо и, как мне показалось, заботясь скорее о том, как выглядит перед публикой, нежели о действенности своего замечания.

Несколько секунд он продолжал смотреть на меня. Не потому, что хотел видеть реакцию – скорее это было вполне ожидаемым действием судьи, обязанного убедиться в том, что его правильно поняли. Не ответив Хонигману, я едва заметно кивнул в знак понимания. Казалось, он ничего не заметил. Прикрыв лицо рукой, судья уперся глазами в заметки, которые бегло набрасывал в ходе слушаний.

Я обратил взгляд к свидетелю:

– Вы привыкли заявлять о дружбе со Стэнли Ротом. Теперь кажется, что вы не столь привержены этой дружбе. Отчего бы это, мистер Брэдли?

Я задал вопрос, продолжая с той точки, на которой закончил прошлую мысль, немедленно поймав косой взгляд сидевшей за своим столом Ван Ротен.

Брэдли отступил, но тут же восстановил позиции, доверительно сообщив, что они со Стэнли Ротом знали друг друга давно и находились в дружеских отношениях.

– Были близкими друзьями, – в последний раз настоял я, позволив Брэдли молчанием утвердить это положение. – Мистер Брэдли, мы говорим о том, как вас, должно быть, потрясло известие, что Мэри Маргарет Флендерс, с которой вас также связывали дружеские отношения, собирается уйти от мужа. Мистер Брэдли, вас действительно повергло в шок сообщение Мэри Маргарет Флендерс о предстоящем разводе со Стэнли Ротом?

– Не то чтобы шокировало… Скорее, удивило, – озадаченно ответил Брэдли.

– Вы также показали, что она сообщила причину – сказав, что «больше не в состоянии это выносить». Как полагаете, что имелось в виду? Чего она не могла выносить?

Брэдли опустил голову, немного склонившись влево. Думая над ответом, он провел по кадыку рукой.

– Да знаете ли… Стэнли. Она хотела сказать, что больше не может выносить его присутствие.

– Нет, мистер Брэдли. Боюсь, это меня не убеждает, и я уверен, не убеждает суд присяжных. Что вы имели в виду, говоря: «Она больше не могла выносить Стэнли»?

– Иногда Стэнли бывал действительно невыносимым, – ответил Брэдли, поднимая голову. Переменив позу, он было попытался положить ногу на ногу, но передумал. Твердо поставив обе ноги на пол, Брэдли наклонился вперед и уперся руками в колени. Пальцы актера нетерпеливо двигались. Казалось, он не мог высидеть спокойно даже минуты. – Временами он мог быть чересчур требовательным, – добавил Брэдли. Он выглядел раздосадованным и удрученным необходимостью критически высказываться о человеке, столь близко ему знакомом. – Стэнли – человек яркий и, наверное, ждет того же от других людей. Не знаю.