Зоя осталась без гроша в кармане, на восьмом месяце беременности. У нее не было никакой профессии, так как она вышла замуж спустя месяц после окончания средней школы. Зоя была красивой женщиной, с сильной аурой чувственности, и потому вскоре после появления на свет ребенка она обратилась к занятию, которым, как ей казалось, могла заработать больше всего денег. Изменив свое имя, она стала проституткой. Из всех ее родственников в живых к тому времени оставалась только ее овдовевшая сестра, которая охотно согласилась растить дочь Зои за щедрый ежемесячный взнос – с условием, что Кэсси никогда не узнает о том, кто ее настоящая мать.

Много раз за долгие годы разлуки Зоя испытывала страстное желание повидаться со своей дочерью, поговорить с ней; однако приходилось довольствоваться присылаемыми раз в год фотографиями. Судя по ним, за это время девочка превратилась в красивую женщину. Лишь впоследствии Зоя узнала, что ее дочь отличается диковатым и несколько необузданным нравом. Самой Кэсси было известно только то, что ее мать умерла во время родов.

Кэсси исполнилось тридцать лет, когда ей наконец стала известна правда. К тому времени за ее спиной было уже два замужества и два развода, а также трудности с полицией: один раз ее задержали за езду в нетрезвом состоянии, а в другой – за торговлю наркотиками. Обо всем этом Зое тоже стало известно лишь задним числом.

Спустя месяц после тридцатого дня рождения Кэсси сестра Зои умерла, и когда Кэсси просматривала личные вещи покойной, то обнаружила среди них письма Зои. На последнем из них значился адрес шикарного борделя в Западном Голливуде.

Кэсси объявилась там однажды вечером, когда все заведение бурлило. Швейцар сначала не хотел ее пропускать, однако она настаивала на своем, утверждая, что Мэй Фремонт – ее родная мать. Наконец швейцар согласился позвать хозяйку.

Зоя была потрясена до глубины души. Она знала о смерти сестры, но при всем своем желании не смогла присутствовать на похоронах. И вот теперь ее родная дочь стоит на пороге публичного дома, требуя свидания с матерью. Первым побуждением Зои было прогнать ее, однако у нее не хватило на это сил.

Она приказала швейцару проводить Кэсси к ней в кабинет. Ожидая появления дочери, Зоя пыталась собраться с духом, однако мысли ее путались, а сердцебиение опасно участилось. Что она скажет своей девочке? И, что еще важнее, что скажет ей сама Кэсси – теперь, когда она знает правду?

Ей не пришлось долго оставаться в неведении. Первые же слова, которые произнесла ее дочь, едва войдя в комнату, были:

– Значит, моя мать – шлюха!

Зоя почувствовала прилив гнева, однако вовремя сумела себя сдержать. Пожалуй, девочка имеет на это право. Разумеется, теперь ее уже нельзя назвать девочкой, хотя Кэсси и была одета, как заправский хиппи, – выцветшие джинсы, поношенные кроссовки, тонкая блузка, которая не слишком скрывала не стесненную бюстгальтером грудь. Темные волосы были коротко подстрижены и взлохмачены, словно по ним прошлись садовыми ножницами, а на лице отражался цинизм, обычно несвойственный такому возрасту. Во внешности Кэсси было так мало от самой Зои, что она могла с тем же успехом сойти за дочь любой другой женщины.

– Но зато из дорогих, тут ты должна со мной согласиться, – через силу выговорила Зоя.

– О, это видно сразу. Каждый хмырь с толстым кошельком готов выложить большие бабки за любую задницу в этом борделе.

Зоя внутренне поморщилась, услышав от дочери подобные выражения, однако ничего не сказала, решив дать Кэсси возможность выпустить на волю накопившуюся в душе злобу.

– Я не понимаю, почему ты никогда не давала мне знать, что ты жива! Все эти годы я думала, что у меня нет матери, пока не прочла те письма, которые ты писала тете Клои. – К удивлению Зои, лицо Кэсси исказилось, и по щекам потекли слезы.

– Когда твой отец умер, я осталась без гроша в кармане и стала проституткой.

– Это не ответ на мой вопрос.

– Неужели ты могла бы расти в довольстве и покое, зная, что твоя мать – женщина легкого поведения? – резким тоном спросила Зоя.

– По крайней мере я бы знала, что у меня есть мать, – всхлипнув, произнесла Кэсси и гневным движением руки смахнула слезы с глаз. – Тебе обязательно было идти на панель?

– Я же ничего не умела делать, Кэсси, и я не смогла найти иного способа заработать деньги на твое воспитание, кроме торговли своим телом. – Губы Зои искривились. – Если быть точной, я стала «девушкой по вызову». Знаю, у тебя есть все основания спросить меня, так ли велика разница. Но ты должна признать, что это звучит гораздо лучше, чем «уличная проститутка». Постепенно я выросла до хозяйки публичного дома.

– А, ладно. – Лицо Кэсси прояснилось, слезы исчезли. – Думаю, я вела себя немногим лучше. – Взгляд ее стал испытующим. – Но ты ведь могла снова выйти замуж. Почему ты этого не сделала?

– Если бы все кончилось так же, как и в первый раз, я бы оказалась в еще худшем положении. А после того, как я некоторое время имела дело с мужчинами, мое мнение о них отнюдь не стало выше.

Кэсси усмехнулась:

– Я знаю, что ты хочешь этим сказать. Мне везло с мужчинами не больше твоего.

– Нужно, чтобы ты поняла меня правильно, Кэсси… – Зоя понизила голос: – В мои намерения не входило, чтобы ты считала свою мать умершей. Но когда Клои узнала, какое занятие я для себя избрала, она решила сказать тебе, когда ты стала взрослой, что меня нет в живых. И наверное, она была права. Впрочем, хотя Клои неодобрительно относилась к тому способу, которым я зарабатывала деньги, она никогда их не отвергала. И неплохо жила за счет моих бесчестных доходов.

Кэсси рассмеялась:

– Я знаю. Тебе нет нужды распространяться насчет тети Клои. Она была тупая как чурбан. Настоящий чирей на заднице.

Зоя снова хотела было отругать дочь за ее грубость, но решила, что не имеет на это права. К тому же она успела заметить, что сквернословие стало отличительной приметой современной молодежи.

– Вероятно, мне нашлось бы здесь местечко, – сказала вдруг Кэсси. – Я бы тебя не подвела.

На какое-то мгновение Зоя пришла в ужас, но увидела в глазах дочери лукавый огонек и втайне осталась довольна. По крайней мере Кэсси унаследовала кое-что от своей матери – склонность к озорству и чувство юмора.

– Я слышала, что у клиентов в подобных заведениях иногда возникают довольно причудливые сексуальные запросы, – продолжала Кэсси. – Пожалуй, они были бы не прочь переспать с дочерью хозяйки.

– Я бы предпочла не проверять это, если ты не против, – отозвалась Зоя сухо.

– Ах, мама, я просто решила тебя разыграть. Мне нравится секс, но если мне придется заниматься любовью с каждым хмырем, который является сюда, то очень скоро я буду сыта этим по горло.

Зоя встала и произнесла дрожащим голосом:

– Ты назвала меня мамой.

Лицо Кэсси выражало искреннее изумление.

– В самом деле?

И вдруг она сорвалась с места и бросилась в раскрытые объятия Зои. Прижавшись лицом к плечу матери, Кэсси зарыдала.

Зоя была охвачена сильнейшим волнением. Она почувствовала, как ее собственные глаза тоже наполнились слезами. Бормоча что-то бессвязное, она гладила волосы Кэсси. Было странно держать в объятиях собственную дочь, которую она ни разу не качала на руках, когда та была совсем крошкой. Могучий поток любви вырвался наружу – любви, о существовании которой Зоя даже не подозревала.

Наконец они разомкнули объятия и сразу отстранились друг от друга, словно смущенные таким чрезмерным проявлением эмоций.

– Каковы твои планы на будущее, Кэсси? – спросила Зоя, прервав молчание.

Дочь пожала плечами:

– О, я пока еще не знаю. Скорее всего пробуду здесь еще некоторое время. Вот думаю, не попытать ли счастья на голливудских подмостках, – это должно быть интересно. И возможно, мне удастся найти работу.

– Тебе нет нужды бросаться очертя голову во что бы то ни было. И ты можешь пожить у меня, Кэсси. Не здесь, конечно. Недалеко отсюда у меня есть собственная квартира.