– Поглядывай, тут вскорости ручей должен быть. Коней напоим, да и воды набрать надо.
Молча кивнула.
Горда девица не по делу, покачал головой Барти. Такая помощи запросит, когда только умереть с ней рядом и останется. И ни малейшего понимания, что так только делу навредит и друзей подведет. А еще в королевские рыцари собралась, с эдаким характером… сейчас тебе!
Ручей показался ближе к полудню.
– Привал, – скомандовал Барти.
Мариана сползла с седла с таким видом, будто нынче утром впервые села верхом. Да что с девчонкой?!
В голову сэру Барти навязчиво лезла старая, мало кому известная по нынешним спокойным временам примета: что горы – или, в другой версии, гномы – могут не принять путника. Отторгнуть, обессилить, довести до срыва, отчаяния, умопомрачения – да много чего еще. Заставить развернуться и уйти. Или бежать сломя голову, не глядя и не понимая: к дороге ли, в чащу глухую, а то и вовсе к пропасти. Причем не обязательно – плохого человека. Просто того, кому, по их мнению, не место здесь. Говорят, случалось такое и с врагами Подземелья, и с теми, кого гномы хотели защитить от ждущей в горах опасности.
Его не пустили на путь-под-горой. Может ли быть, что Мариану не хотят пускать на верхнюю тропу?
– Скажи, Мариана, – осторожно спросил рыцарь, – в Корварене, когда ты была у гномов…
– Ну?
– Ничего странного не произошло?
– Странного? – Мариана приподняла брови в чуть наигранном удивлении. – Что ты называешь странным, сэр Бартоломью?
Ох, что-то было, уверился Барти. Но вслух сказал:
– Не знаю, Мариана. То, что заставило бы их следить за тобой. Или желать твоей погибели, – добавил после короткой заминки. – Может, ты видела что-то, не предназначенное для людей. Или…
– Не вижу причин для этого вопроса, сэр Бартоломью! Но, скажу честно, если бы и видела – не сказала бы. И вы не вправе спрашивать о том, о чем меня просили молчать.
– Теперь – не вправе, – вздохнул Барти. – Когда узнал, что тебя просили молчать. Но, Мариана… можешь ты мне ответить на другой вопрос?
– Какой?
– Ты с ними не ссорилась?
– С чего бы?! – на этот раз Мариана удивилась искренне. – Конечно, нет!
– Хорошо, – пробормотал Барти. – Хоть это хорошо.
– К чему вдруг такие вопросы, сэр рыцарь?
– Мы идем в горы, Мариана.
Девушка презрительно хмыкнула.
– А я и не заметила! Еще что-нибудь спросите, благородный сэр?
– Да, – решился Барти. – Раз уж ты разрешила.
– Ну?
– Ты не заболела, Мариана?
– С чего ты взял?!
Барти внимательно посмотрел девушке в лицо. Мариана опустила глаза, покраснела.
– Послушай, ближайшее жилье впереди – Каменный Рог, и до него три дня через горы. Если ты в дороге свалишься…
– Не свалюсь! – огрызнулась Мариана. – Еще начни мне петь «сидела бы ты дома, вязала бы носки»!
– Глупо. – Барти пожал плечами. – У тебя поручение в Ич-Тойвин, и ты не исполнишь его, если в дороге сляжешь.
Мариана вскочила, сжала кулаки.
– Я сказала, что не свалюсь! Хватит уже трястись надо мной со своей рыцарской заботой! Неженку нашел! Думаешь, раз девушка, то умеет только хныкать!
– И скандалить, – кивнул Барти. Мариана запнулась, схватила ртом воздух… махнула рукой и села к Барти спиной. Ну что же, подумал рыцарь, по крайней мере, она не повернет назад. Бывает польза и от неумеренной гордости.
А Мариана куталась в плащ и кляла насмешницу-судьбу. Конечно, рано или поздно это должно было случиться, но почему не через три дня, в Каменном Роге? Не через четыре или пять, в Южной Миссии? Почему сегодня?!
Дома она пережидала женские дни за рукоделием или занималась несложными хлопотами по дому. И уж точно не садилась верхом и не тряслась целый день в седле! Что же удивляться тупой досадливой боли? Удивительней, что вовсе не скрючило пополам. Пройдет…
Хотелось лечь, свернуться клубочком и не вставать до вечера. Хотя почему до вечера? – лучше сразу до утра. Мариана хмыкнула, оглянулась на Барти: чем занят? Рыцарь осматривал копыта у Храпа. Сказал, заметив ее взгляд:
– Перековать пора. И твою тоже. Ты как, Мариана, горячего хочешь? Могу костер развести.
– Некогда, – вздохнула девушка. – Давай лучше вечером пораньше остановимся. Я кашу сварю…
Кашу варил Барти. Мариана и так последний час держалась на одном упрямстве. Едва рыцарь скомандовал остановку, девушка сползла на землю, села, подтянув колени к подбородку, и замерла. На встревоженные вопросы отмахнулась:
– Оставь, ничего. Просто дай мне посидеть спокойно, ладно?
Когда, отдышавшись, девица с сумкой в обнимку потащилась в кусты за ручьем, Барти проводил ее озадаченным взглядом. В голову ему пришло еще одно объяснение происходящего, куда более житейское; но, пожалуй, он бы предпочел первую версию…
Вздохнув, рыцарь пошел вдоль окоема поляны: налаживать охрану на ночь.
Ночь на вахты делить не стали. Мариана заикнулась было насчет дежурства, но рыцарь ожег ее таким свирепым взглядом, что девушка предпочла быстренько расстелить себе одеяло и накрыться с головой плащом. Правда, заснуть удалось не скоро. Глядела сквозь ресницы на темную мужскую фигуру у костра, вслушивалась в фырканье коней, стрекот цикад и писк летучих мышей. Постепенно расслаблялись сведенные болью мышцы, успокаивалось дыхание. «Завтра будет легче», – подумала уже в полудреме.
И ошиблась. Назавтра, уже через какой-то час езды, девушке хотелось одного: лечь и сдохнуть. Мало того, что снова всю ночь снились невнятные, но жуткие сны; мало, что после такой-то ночи нещадно слипаются глаза и так и тянет рухнуть лицом в Пенкину гриву, словно в подушку; мало, что крючит боль, а вокруг – глухой лес; так еще и Пенка нервничает, так и норовит взбрыкнуть, поди удержи!
Мариану все больше разбирала злая обида – на себя, Барти, себастийских рыцарей, дурную кобылу и весь мир в придачу. Слезы застилали глаза, мешая следить за дорогой. Барти недолго делал вид, что ничего не замечает. Догнал Пенку, схватил под уздцы.
– Мариана, Нечистый тебя раздери, у меня полно всяких снадобий! Только скажи…
– Отстань! Ничего мне не надо!
– Да что ж ты дурью маешься, дурная ты девчонка, у нас разве есть время болеть?!
Глаза у Барти припухли после бессонной ночи, и рыцарь показался Мариане похожим на большого сердитого кролика. Девушка хмыкнула: ну и сравнила! А как еще, подумала, если он даже когда сердится, все равно безнадежно добрый? Если хочется пригладить ему растрепанные волосы, поправить смятый воротник рубахи?
– Само пройдет, – покраснев, выдавила Мариана. – У тебя все равно нет…
– На! – Барти порылся в сумке, достал флакон, зубами выдернул тугую пробку. – Один глоток, Мариана.
– Это что?
– Да ничего такого, – пожал плечами Барти. – Просто боль уймет.
Мариана колебалась всего несколько мгновений. Глотнула, скривилась. Барти взял из дрожащих рук флакон, закупорил, кинул в сумку. Попросил:
– Слезь-ка.
– Зачем?
– Свет Господень, можешь ты один раз просто меня послушать?!
– Ну… ладно.
Рыцарь не стал ждать, пока спутница сползет на землю. Едва выдернула ноги из стремян, подхватил под мышки и перетащил к себе на седло – боком, по-дамски. Мариана ойкнула.
– Сиди, – буркнул рыцарь. – Держись крепче. Поедем.
Снадобье оказалось сильным: боль уже отступала, сменяясь тихим звоном не то в ушах, не то в затылке. Мариана закрыла глаза. Храп шел плавно, девушку покачивало мягко и ласково, сама собою подступила дрема.
День прошел словно в тумане. Мариана то просыпалась, обнаруживая себя в кольце рук рыцаря, прильнувшей к его груди, то снова засыпала. Ей снились фырканье лошадей и звон амулетов на уздечках, и шум ветра в листве грабов.
Очередное пробуждение застало девушку лежащей на земле, укутанной в одеяло, с мягкой сумкой под головой. Густые вечерние сумерки разбавлял костер. Пахло грибной похлебкой – да не пустой, а щедро приправленной луковицами кудрявчика и листьями медвежьей лапы. Это ж надо: рыцарь! Не хуже доброй хозяйки… да ведь и не лень было собирать!
