Сон же самой Марианы здоровым можно было назвать разве что в насмешку. Всю ночь ей снились кошмары. То стены Подземелья сомкнутся вокруг, оставляя свободным лишь узкий проход к мосту над пропастью – тонкому, словно солнечный луч, и острому, словно лезвие клинка. То надвинется с моря непроглядная мгла: не то грозовые тучи, не то вражеские паруса. А то глянут из глубины черного камня нечеловеческие глаза, поймают взгляд, заморозят сердце. Девушка вскидывалась в холодном поту, шептала охранительную молитву, плотнее задергивала шторы: чтоб ни единый лунный луч не проникал в комнату. Тщетно. Видно, не Ночное Солнце несло ей нынче дурные сны. Может, гномьи колдуны навеяли, начаровали, подумала уже под утро девушка. Но тут же устыдилась: подземельные были к ним с Кэтрин добры, да и раньше, дома, ни разу на ее памяти не делали людям зла. Просто день выдался тяжелым, решила в конце концов Мариана. Да и ладно бы один день, а то… Эти мысли немного успокоили ее, но выспаться так и не удалось. И теперь стены монастыря давили на сердце не хуже, чем тьма ночных кошмаров.

Мариана поежилась, спросила робко:

– Может, я тебя здесь подожду?

– Стоило ли тогда ехать? Да и не дело это, спутника бросать. Вот представь, Мариана, вдруг меня там трапезничать оставят, а ты?

– Поголодала бы, – буркнула себе под нос Мариана. – Ладно, сэр Барти, уговорил.

Пенка фыркнула, Мариана хлопнула кобылу по шее:

– У, предательница! Небось овса монастырского попробовать хочешь?

– Говорят, в здешних конюшнях овес вином поливают, – ухмыльнулся себастийский рыцарь. – По мне, так лучше бы отдельно! Овес коням, вино хозяевам.

И Барти заколотил кулаком в забранное деревянной заслонкой окошко у ворот.

Их впустили без лишних вопросов. На просьбу о встрече с отцом предстоятелем брат привратник степенно ответил:

– Пресветлому немедля сообщат о вашем желании.

Рыцарь спешился, кинул поводья подбежавшему служке. Огляделся. До сих пор судьба носила его мимо самого старого, самого большого и, безусловно, самого известного монастыря Золотого полуострова. И теперь сэр Барти с искренним восторгом залюбовался сине-золотыми витражами в высоких окнах часовни, ее белоснежными стенами и лазурным куполом, и светлым ликом Софии Предстоящей над входом.

А Мариана скользнула по часовне взглядом – и отвернулась. Очень уж похоже оказалось на часовню монастыря Юлии и Юлия Беспорочных, что недалеко от ее дома в Белых Холмах. Так и резанула тоска по сердцу.

По счастью, предаваться воспоминаниям времени не нашлось. Уже спешил к гостям средних лет монах с умным лицом и скользким взглядом интригана.

– Отец предстоятель ждет вас, чада. Прошу за мной.

Огромная светлая приемная, расписанная деяниями святых, настраивала на торжественный лад. Тем сильней поражала нарочитой аскетичностью комната, где ждал их пресветлый. Простой ясеневый стол, заваленный бумагами, да жесткий, явно неудобный стул. Несколько таких же стульев у стены – очевидно, для посетителей. Белые стены, белая ряса хозяина кабинета… Мариане захотелось прижаться к Барти, а то вовсе спрятаться за широкую рыцарскую спину. Но – не пристало…

– Воистину Промысел Господень привел вас ко мне, – голос отца предстоятеля оказался неожиданно мягок. Истинно отеческий голос. – Ибо думал я неусыпно о вас и о пути вашем. Дочь моя, Мариана, мне отписал о тебе себастийский аббат. Он весьма опечален твоей клятвой, ибо не следует чтящему Господа нашего и Свет Его ставить на кон бессмертную свою душу.

Мариана опустила голову. Не то от стыда, не то – скрыть злые слезы.

– Понятно, не только на тебе сей грех. И к худшему приводили запальчивость и обида. Однако же знай: на людскую глупость есть Господня мудрость. Хочу я, Мариана, поручить тебе деяние, достойное твоей клятвы и направленное во благо Святой Церкви. И думаю я, что сам Господь привел тебя сюда, во спасение души твоей, дабы должное исполнение клятвы послужило к вящей славе Господней. Возьмешься ли, дочь моя?

– Почту за честь, – коротко ответила Мариана.

– Тебе придется отправиться в Ич-Тойвин. Я надеюсь, сэр Бартоломью не откажется сопроводить благородную Мариану и защитить ее в случае нужды?

– Лишь бы благородная Мариана не отказалась от моей защиты, – серьезно ответил Барти. – Я умоляю вас, отец мой, убедить Мариану принять мою помощь. Честь исполнения клятвы в любом случае останется за ней.

Мариана вскинула голову.

– Дочь моя, – укоризненно вымолвил пресветлый, – рыцарь прав. Больше тебе скажу: он и сам не знает, насколько прав. Дело слишком серьезно. Судьба Таргалы зависит от успеха или неудачи твоего деяния. Поверь, Мариана, именно ты и никто иной – наша надежда. В Корварене полтора десятка королевских рыцарей, неужто ты думаешь, что я не отправил бы в путь любого из них или даже весь отряд? Но это породит слишком много слухов, а мне нужна тайна. Ты можешь поехать за море паломницей, и никто не удивится, что юную девицу в столь трудном и опасном странствии сопровождает орденский рыцарь. И в Ич-Тойвине не возникнет вопросов, если юная девушка придет просить благословения Святой Церкви, однако же визит в Капитул рыцаря под королевским гербом Таргалы – совсем иное дело. Ты понимаешь меня?

– Понимаю, отец мой.

– В таком случае, Мариана, ты примешь от сэра Бартоломью любую помощь. Помни, судьба Таргалы в твоих руках. В твоих, и ничьих боле!

– Благословите, отец мой, – голос Марианы дрогнул, и пресветлый улыбнулся, осеняя благословением склоненную белокурую голову.

– Однако, дети мои, вас ведь тоже привело ко мне дело?

– Да, отец наш, и серьезное. – Сэр Барти коротко рассказал о нападении выворотней на мирных путников, о заклинателе, о его опасных речах в столице. О том, что хотел доложить о непорядке королевскому капитану, но, не найдя того в столице и сочтя опасным упускать время, решился потревожить дурными вестями отца предстоятеля.

– Ты правильно сделал, сын мой. Не след ждать возвращения короля, когда творятся подобные непотребства. Я сам расследую этот, – губы пресветлого брезгливо дернулись, – вопиющий случай. Благодарю тебя, сын мой.

Барти поклонился.

– А теперь, дети мои, почтите светлой молитвой нашу часовню. Сила Господня пригодится вам в опасном пути. Я же пока напишу письмо. – Взгляд пресветлого скользнул к столу, и губы тронула усмешка. – А после прошу вас отобедать со мной.

Кэтрин всхлипнула, порывисто обняла Мариану.

– И несет же вас, – буркнул Базиль.

– Дело Господне, – серьезно ответил Барти. – И нужное Таргале. Хотя, по чести сказать, я бы управился и сам. Не для девушки такой путь.

Мариана презрительно хмыкнула.

– Но пусть, раз уж ее так тянет на подвиги, – едко подытожил Барти. – Подвигов будет по самое не могу, хоть поварешкой ешь. Империя – это вам не Таргала.

– Доберитесь еще до той империи, – вздохнул воин.

– Верно, море, – кивнул рыцарь. – По счастью, пресветлый отец предстоятель, помимо благословения, оделил Мариану амулетом, спасающим от качки. Так что море нам не страшно.

– И с такой вот язвой я должна делить путь, – пожаловалась Мариана, упихивая в суму поверх запасной одежды мешочек присоленных сухарей. – Ах, Кэти, ну почему мне так не везет?! Уж не знаю, как он, а я бы точно прекрасно управилась сама.

На стук в дверь откликнулся Базиль. Сэр Джок, похоже, не ожидал застать в комнате девушек всю компанию, однако растерянность его длилась не больше мгновения. Обозначив вежливый поклон – всем вместе и никому в отдельности, – прекрасноглазый рыцарь невесть как просочился мимо Барти и Кэтрин к Мариане:

– Вы уже собираетесь, благородная госпожа? На ночь глядя? В дорогу лучше пускаться поутру.

Базиль покосился на Барти, незаметно сжал ему локоть – и отпустил: «Спокойно, парень». Барти проглотил готовый сорваться с языка резкий ответ. Пусть Мариана сама… а он посмотрит, верно ли думает о ней.