Вдова осеклась, благочестиво потупив подведенные черным глаза. Не иначе, хватило ума понять, что за плохое воспитание приемыша могут упрекнуть и ее. Серж покосился на Анже. Парень смотрел на тетку, как смотрят на ядовитую гадюку.

– Благодарю, госпожа Элиза, – величаво подытожил бургомистр. – Вы помогли дознанию и будете вознаграждены. Сержант Жано!

Средних лет рыжий здоровяк, бравый, кабы не предательски выпирающее пузо, покосился на вдову, приосанился, гаркнул:

– Слушаю, господин бургомистр!

– Берите вверенный вам десяток, арестантов и выдвигайтесь прямым путем на столицу. Коней выберете из тех, что за мостом. Я нагоню вас завтра. Советник Окассен, я прошу вас взять на себя труд проводить отряд сержанта до моста и заодно сверить счет.

– Да-да, конеч… – Советник осекся, мелко закивал. – Будет сделано, господин бургомистр. Не извольте беспокоиться. Всенепременно.

Бургомистр махнул рукой, мальчишка-порученец подвел ему нервно гарцующего солового южака. Процокали по булыжникам подковы. Серж проводил взглядом красавца-всадника, подумал: умный. «Завтра догоню», ишь ты. Понятно, почему. Чтобы мост, если вдруг что, на советника свалить.

О мосте у Каменного Рога Серж слышал. Давно, еще до монастыря и даже до того, как подался в бродяги-браконьеры. «Сверить счет»… Ай да бургомистр, неудивительно, что ему тесно здесь, с такими талантами да не в столице… Серж глянул на Анже: понял ли? Похоже, нет. Парня только тетка и занимает. Оно видно, сколько там было того добросердечия, до сих пор друг на друга волками глядят. Вот так, друг Анже, и узнаёшь о людях новое. Не думал я, что ты умеешь ненавидеть.

Как видно, десяток Жано знал о возможном походе: стражники выстраивались во дворе, поправляли лямки мешков и скатки одеял. Солдат они напоминали не больше, чем давешняя пегая лошаденка – бургомистрова южака, – но сами явно думали иначе. Серж представил, каковы они будут верхом, да на рысях. Особенно вон тот щекастый бочонок, последний в шеренге. Переминается с ноги на ногу и не подозревает, что ему предстоит всю долгую дорогу до столицы веселить подконвойных.

Вдова тем временем подошла к арестантам, оглядела племянника взглядом, каким склочные старухи одаривают слишком нарядных девушек. Улыбнулась:

– До чего ты докатился! Жаль, я не увижу, как тебя повесят, маленький мерзавец. Впрочем, – улыбка вдовы сделалась приторно-сладкой, – давно хотела поглядеть на столицу, а такой повод грех упускать.

– Крыса, – процедил сквозь зубы Анже. – Мерзкая, жадная…

Договорить парню не дали. Сержант верным псом подскочил к обиженной вдове, пролаял:

– Придержи поганый язык, щенок!

И с маху отвесил парню оплеуху.

По счастью, Анже повалился на Сержа – иначе, пожалуй, запросто мог проехаться затылком по камням. Но на этом везение закончилось. То ли здоровяк Жано и впрямь был неравнодушен к ювелировой вдове, то ли покрасоваться любил, но следующим ударом – под дых – он сломал парня пополам, а потом попросту схватил за шкирку и поставил на колени перед млеющей от счастья Элизой.

– Извиняйся, поганец.

– Ща, – выплюнул Анже. – Не дождется.

Ох, дурак ты, дурак…

Сержант вздернул Анже на ноги.

– Не будешь, значит?

– Прекратил бы, сержант, – тихо произнес Серж, словно ненароком передвигаясь на линию удара и отпихивая Анже. – Начальство не похвалит.

Оказалось, могучее пузо не мешает сержанту бить быстро. Каменный кулак врезался Сержу в живот; и, пока бывший удалой браконьер хватал ртом воздух, ругательски себя ругая за утерянную сноровку, следующий удар настиг Анже.

Вот только закричал почему-то Жано. Да как закричал! Истошный вопль разнесся над Каменным Рогом, отразился эхом от склонов… а миг спустя в уши ввинтился пронзительный бабский визг.

Серж, все еще пытаясь вдохнуть, поднял голову – и осел на землю, отчаянно жалея, что не в силах смеяться. Жано тряс обожженной рукой и орал, Элиза пятилась к воротам и визжала, солдаты, не таясь, зажимали ладонями уши. Бедняга Анже лежал на земле, кровь из разбитого носа заливала лицо, а по его груди, колесом выгнув спину, задрав голову и растопырив гребень, топталась ослепительно белая, стреляющая фиолетовыми искрами саламандра. Длинный хвост стегал по бокам, словно у разъяренной кошки, из оскаленной пасти выстреливал и прятался длинный язычок. Дураков нет подходить!

Серж подполз к другу.

– А-анже? Цел?

Парень тщился приподнять голову, стонал.

– Лежи, не шевелись. Кому надо, тот пусть и поднимает, – Серж оглянулся на солдат: те предусмотрительно отступили к самой стене казармы, причем ухитрились даже не слишком нарушить строй. Советник успел исчезнуть, визг Элизы слышался уже из-за ворот, издали – квартала три, пожалуй, пробежала вдовушка.

Жано наконец-то сообразил сунуть пострадавший кулак в конскую поилку. Зрелище, однако: одной рукой вцепился в край колоды, другой болтает в воде, сам белый, из глаз слезы льют – и костерит на все лады ювелирова щенка, Нечистого, гномью тварь, снова щенка поганого и растяп, не схвативших его на мосту…

Анже сглотнул, неловко повернулся набок. Саламандра растянулась на нем, словно кошка на заборе, свесила хвост.

– Серж, – прохрипел, – что с носом у меня?

– Вдребезги, – доложил Серж. – Ртом дыши.

Поглядел, как белеет та часть лица Анже, что не залита кровью, добавил:

– Считай, повезло. Теперь тебя по морде хорошо приложить – сразу сомлеешь, а бесчувственного лупить интереса нет. Оно полезно, друг Анже.

– Утешил, – пробормотал парень, – спасибо.

– Голова как?

– Больно.

– Не шевели. По уму, тебе отлежаться надо, да кто ж даст.

Впрочем, какое-то время арестантов не тревожили. Было не до них: исчезнувший советник, оказалось, не просто так сбежал, а за лекарем, и теперь, видно, счел достаточно безопасным позаботиться о раненом – а заодно и о собственной репутации. Пока длилась суета вокруг пострадавшего от коронных преступников сержанта, пока лекарь замазывал ему обожженные пальцы вонючим бальзамом, бинтовал, объяснял, как лечить в дороге, пока сержант заливал боль крепленым вином, а советник рассуждал о несомненном коварстве врагов короны, в голове у Анже малость прояснилось. Не настолько, чтоб суметь встать, но вполне достаточно для вопроса:

– А где эта змеюка?

– Оно тебе надо? – хмыкнул Серж. – Вот уж нашел о ком беспокоиться.

– Серж, я…

– Да понимаю. Можешь гордиться, она удрала от твоей зверушки с таким визгом, что слышал весь город. Представляю, чего теперь наплетет.

– Не представляешь, – скривился Анже. – Ладно, что уж теперь… глупо было надеяться… О-о-о, нет!

Серж оглянулся на цокот копыт – одновременно с возгласом Анже. Ну да, чего и следовало ожидать: на шум и кутерьму вернулся бургомистр.

Подъехал прямиком к Анже: не то сам понял, что произошло, не то по дороге доложили. Смерил окровавленного парня презрительным взглядом. И то сказать, вид жалкий; впрочем, для коронного преступника самое то.

– Эй, ты, – процедил через губу, высокомерно, – убери эту тварь сам, если не хочешь, чтобы тебе помогли.

Саламандра вскочила, выгнула спину. Кончик хвоста стал нервно подергиваться.

– Хотел бы я поглядеть на того, кто ему поможет, – усмехнулся Серж. Он так и сидел: по уму, перед бургомистром надо подняться на ноги и, может, даже поклониться, но старший из беглецов не видел особого смысла лебезить.

– Да хоть бы и я, – насмешливо ответил бургомистр. – Вот так хотя бы, – и вытянул наглого арестанта хлыстом наотмашь. Не столько больно – через куртку-то, – сколько унизительно. – Продолжать? Я тебя спрашиваю… Анже.

– Это же не собака, – Анже проговорил невнятно из-за разбитого носа, но бургомистр нахмурился, и Сержу достался еще один удар. – Да поймите же вы, я с ней говорить не умею! – захлебнулся словами Анже. – Ваш сержант сам ее раздразнил!

– Он раздразнил, – бургомистр, видно, приноровился понимать, – а ты успокоишь. И если эта тварь еще раз повредит хоть одному моему человеку, хоть вот на столько…