Люди, опрошенные экспертами фонда «ИНДЕМ» уверены, что весь российский первоначальный капитал был сформирован из государственной собственности, из бюджетных средств, из прав на обслуживание этих бюджетных средств и т. д.:

«В России коррупция создавала свои сети на основе существующих государственных структур и структур, которые в недавнем прошлом, до приватизации, были государственными. Эксперты приводят примеры функционирования конкретных сетей и описывают способы их построения».

Переход от советской скрытой коррупции к нынешней её открытой форме воры вели целенаправленно, не скрываясь. Перед выборами 1996 года А.Н. Яковлев в «Российской газете» удивлялся, что есть ещё чиновники, которые тайком мечтают о возврате большевиков: «Сейчас могут взятки брать безнаказанно, по сложившемуся тарифу, а при большевиках все-таки посадят».

Вот в чём разница: в проклятом неэффективном «совке» за взятку сажали (хотя и не всегда), а сейчас она почти официально разрешена. Сейчас за взятку освобождают от ответственности за дачу взятки. А известный Гаврила Попов вообще призывал узаконить взятку. Поскольку вся наша история делалась на глазах у Сатарова, он знает, что говорит:

«Первоначальный российский капитал не был заработан или нажит. Он был полностью сформирован из государственной собственности, из бюджетных средств и прав на обслуживание этих средств. Коррупция создавала свои сети на основе существующих государственных структур».

И эти структуры как в те поры утонули в коррупции, так и до сих пор сидят в ней по самые уши. Подсчеты распределения коррупционных потоков по разным уровням власти дали следующий результат. Лидирует муниципальный уровень, держащий три четверти рынка коррупционных «услуг». 20 % рынка занимает региональный уровень. Федеральная власть держит 5 % рынка. О, хитрый Сатаров! Внимательный читатель не пропустит пояснения: «Наши расчеты касаются только обыденной деловой коррупции; здесь почти не задействована серьезная верхушечная коррупция».

Да, зло всегда присутствует в жизни, но одно дело, когда государство и общество держат его в узде, стремятся сократить, загнать в тесную нишу, и другое – когда газеты и ТВ, политики и поэты прославляют зло, называют его прогрессом и свободой. А самое тяжкое, когда высшие правители не просто разрешают мздоимство, а вводят в норму, повязывают чиновников круговой порукой, да так, что честный человек в их среде становится изгоем и через короткое время вылетает со службы.

«Еще более резкое расслоение наблюдается между ветвями власти. Здесь практически монопольно царит исполнительная власть… Мы до сих пор живем в условиях катастрофического гнёта, который экономика испытывает со стороны исполнительной власти».

Так сказано в докладе, на этот раз без ссылок на родимые пятна социализма. А из приводимых цифр видно, что и законодательная власть себя не сильно обижает. Ведь она работает в интересах исполнительной власти, чтобы колёсики коррупционной системы крутились без скрипа. Сатаров сообщает журналу «Огонек»:

«…Депутаты сейчас принимают огромное количество законов, которые просто создают условия для коррупции. Мы называем это „взяткоёмкость“. Вот сейчас принимается новый закон о банкротствах. Специалисты оценивают его взяткоемкость в несколько миллиардов долларов в год! Его принятие увеличит количество принимаемых чиновниками взяток на несколько миллиардов долларов».

В докладе не раз подчёркивается, что изучалась только «низовая» коррупция; опрашивались только простые граждане и предприниматели. А почему же исследование не затронуло чиновников, тем более, что фонд «ИНДЕМ» собирался проводить его совместно с правительством? «Почему не получилось?» – спрашивает Г. Сатарова корреспондент «Финансовой России».

Вот ответ:

«Первоначально рассчитывали, что исследование будет проведено в рамках оказания бесплатных клиентских услуг правительству Мировым банком. Помимо бизнеса и граждан хотели опрашивать ещё и чиновников. От правительства требовалась виза. Было это в конце 1999 года. Предполагалось, что в конце 2000-го уже появится какой-то продукт. Но как только банк договаривался с очередным правительством, Ельцин его снимал. В 2000 году начались переговоры с правительством Касьянова(уже при президенте Путине), и это было похоже на перекладывание решения вопроса с одного вице-премьера на другого. В конце концов, мы махнули на это рукой и начали делать сами».

Сатаров говорит ровно столько, сколько надо, чтобы умный понял: ни Дума, ни правительство в борьбе с коррупцией – не помощники, чтобы не сказать большего (и лишнего). И мы поступим так же: не станем комментировать ответы Сатарова газетам.

Интервью газете «Собеседник» (май 2002):

– Теперь после всех этих исследований вы знаете, как бороться с российской коррупцией?

– Нет. Когда я стал советником Ельцина, одна из первых моих идей была как раз о борьбе с коррупцией. Мне казалось, точно знаю, как это надо делать. Собрал заместителей и руководителей правоохранительных органов… Это было в 1994 году. Потом, где-то в 1996-м, вернулся к попытке решить эту проблему. Но по мере того, как расширялись мои представления о коррупции, я понимал, насколько наивны были мои идеи о борьбе с взяткодательством. И бесполезны.

– То есть вы не готовы давать советы?

– Нет, кое-что мы предлагаем, – пишем какие-то бумаги, направляем их властям. А там все это благополучно хоронят.

Газета «Коммерсант» (май 2002):

«Бывший помощник президента решительно опроверг утверждения о том, что при Борисе Ельцине коррупция была больше, чем при Владимире Путине: „Это не соответствует действительности!“

Газета «Финансовая Россия» (июнь 2002):

«Результаты бесед с предпринимателями показывают, что платить стали больше. Стремительно растет такая компонента верхушечной коррупции, как „захват бизнеса“, когда власть захватывает контроль над тем или иным бизнесом. Над компанией устанавливается контроль, а дальше включаются банальные схемы изъятия коррупционной ренты».

На Руси говорят: каков поп, таков и приход. Кто воспитал, того и верх. При Советской власти и народ был советский. Теперь народ нужен другой, и началось его активное перевоспитание. Сатаров – газете «АиФ»:

«Единственная „оптимистическая“ нота, которую можно извлечь из периода „генезиса“ коррупции, состоит в том, что, по мнению экспертов, в переходный период коррупция сыграла роль смазки, облегчавшей трудный переход от административно-командной системы к новому экономическому укладу… Но сопротивление партийно-хозяйственно-чиновничьего аппарата и красных директоров при переходе к рынку было столь велико, что смягчить его могли только „зелененькие“.

Итак, аппаратные чиновники и директора государственных предприятий, вопреки желанию высокопоставленных реформаторов, противились переходу к воровской системе хозяйствования, и даже отказывались от взяток. Их развратили, наиболее упорных разогнали, а кое-кого и убили. Производство рухнуло.

Сатаров – газете «Финансовая Россия»:

– У вас (в докладе) 13 процентов бизнесменов имеют «активную антикоррупционную установку». Значит ли это, что они не платят никому и никогда?

– К сожалению, нет. Общеизвестен социологический факт, что установка не обязательно коррелирует с практикой. Человек может иметь активную антикоррупционную установку, но быть при этом активным взяткодателем. То есть ему не нравится, что он делает, он ломает себя, но платит. Потому что считает, что этим спасает бизнес.

– Хоть один бизнесмен говорил вам, что никогда не давал взятки?

– В анонимных интервью ни один не говорил…

Итак, среди бизнесменов осталось всего 13 процентов, считающих взятки злом. Их активно развращают, и есть надежда, что достигнут 100% успеха. Тем более, что ежечасно и организованно ведётся развращение молодежи:

«Наш анализ показывает, что сейчас пребывание в вузе влияет на изменение отношения к коррупции, оно становится более прагматичным, коррупция становится естественным инструментом решения проблем. Молодые люди, вступающие во взрослую жизнь, с самого начала сталкиваются с коррупцией, привыкают с её помощью решать свои проблемы, преодолевать препятствия, начинают считать её естественной частью социальной среды… В конечном итоге социальная группа, из которой будут рекрутироваться политические, экономические, военные, культурные и иные элиты, становится разносчиком и мультипликатором коррупции, укореняя её и умножая её негативные последствия».