После казни в Женеве Тяжелый день... Ты уходил так вяло... Я видел казнь: багровый эшафот Давил как будто бы сбежавшийся народ, И солнце ярко на топор сияло. Казнили. Голова отпрянула, как мяч! Стер полотенцем кровь с обеих рук палач, А красный эшафот поспешно разобрали, И увезли, и площадь поливали. Тяжелый день... Ты уходил так вяло... Мне снилось: я лежал на страшном колесе, Меня коробило, меня на части рвало, И мышцы лопались, ломались кости все... И я вытягивался в пытке небывалой И, став звенящею, чувствительной струной, — К какой-то схимнице, больной и исхудалой, На балалайку вдруг попал едва живой! Старуха страшная меня облюбовала И нервным пальцем дергала меня, «Коль славен наш господь» тоскливо напевала, И я вторил ей – жалобно звеня!.. «Забыт обычай похоронный...»
Забыт обычай похоронный! Исчезли факелов ряды, И гарь смолы, и оброненный Огонь – горящие следы! Да, факел жизни вечной темой Сравненья издавна служил! Как бы объятые эмблемой, Мы шли за гробом до могил! Так нужно, думалось. Смиримся! Жизнь – факел! Сколько их подряд! Мы все погаснем, все дымимся, А искры после отгорят. Теперь другим, новейшим чином Мы возим к кладбищам людей; Коптят дешевым керосином Глухие стекла фонарей; Дорога в вечность не дымится, За нами следом нет огня, И нет нам времени молиться В немолчной сутолоке дня; Не нарушаем мы порядка, Бросая искры по пути, Хороним быстро, чисто, гладко — И вслед нам нечего мести! На Раздельной (После Плевны) К вокзалу железной дороги Два поезда сразу идут; Один – он бежит на чужбину, Другой же – обратно ведут. В одном по скамьям новобранцы, Все юный и целый народ; Другой на кроватях и койках Калек бледноликих везет... И точно как умные люди, Машины, в работе пыхтя, У станции ход уменьшают, Становятся ждать, подойдя! Уставились окна вагонов Вплотную стекло пред стеклом; Грядущее виделось в этом, Былое мелькало в другом... Замолкла солдатская песня, Замялся, иссяк разговор, И слышалось только шаганье Тихонько служивших сестер. В толпе друг на друга глазели: Сознанье чего-то гнело, Пред кем-то всем было так стыдно И так через край тяжело! Лихой командир новобранцев, — Имел он смекалку с людьми, — Он гаркнул своим музыкантам: «Сыграйте ж нам что, черт возьми!» И свеялось прочь впечатленье, И чувствам исход был открыт: Кто был попрочней – прослезился, Другие рыдали навзрыд! И, дым выпуская клубами, Машины пошли вдоль колей, Навстречу судьбам увлекая Толпы безответных людей... «Новый год! Мой путь – полями...» Новый год! Мой путь – полями, Лесом, степью снеговой; Хлопья, крупными звездами, Сыплет небо в мрак ночной. Шапку, плечи опушает, Смотришь крепче и сильней! Все как будто вырастает В белом саване полей... В приснопамятные годы Не такой еще зимой Русь спускала недороды С оснеженных плеч долой. Отливала зеленями, Шла громадой на покос! Ну, ямщик, тряхни вожжами, Знаешь: малость день подрос! Сны В деревне под столицею Драгунский полк стоит, Кипят котлы, ржут лошади, И генерал кричит... Качая коромыслами, Веселою толпой, Приходят утром девушки К колодцу за водой. Пестры одежды легкие, Бойка, развязна речь; Подвязаны передники Почти у самых плеч. Как будто в древней древности, Идя на грязный двор, Так подвязали бабушки — Так носят до сих пор. Живые глазки заспаны, Измяты ленты кос, Пылают щеки плотные Огнем последних грез. И видно, как, незримые, Под шепот тишины, Ласкали, целовали их Полуночные сны; Как эти сны оставили, Сбежавши впопыхах, На пальцах кольца медные И фабру на щеках! «Улыбнулась как будто природа...» Улыбнулась как будто природа, Миновал Спиридон-поворот, И, на смену отжившего года, Народилось дитя – Новый год! Вьются кудри! Повязка над ними Светит в ночь Вифлеемской звездой! Спит земля под снегами немыми — Но поют небеса над землей. Скоро, скоро придет пробужденье Вод подземных и царства корней, Сгинет святочных дней наважденье В блеске вешних, ликующих дней; Глянут реки, озера и море, Что зимою глядеть не могли, И стократ зазвучит на просторе Песнь небесная в песнях земли. |