«Кому же хочется в потомство перейти...» Кому же хочется в потомство перейти В обличьи старика! Следами разрушений Помечены в лице особые пути Излишеств и нужды, довольства и лишений. Я стар, я некрасив... Да, да! Но, боже мой, Ведь это же не я!.. Нет, в облике особом, Не сокрушаемом ни временем, ни гробом, Который некогда я признавал за свой, Хотелось бы мне жить на памяти людской! И кто ж бы не хотел? Особыми чертами Мы обрисуемся на множество ладов — В рассказах тех детей, что будут стариками, В записках, в очерках, за длинный ряд годов. И ты, красавица, не названная мною, — Я много, много раз писал твои черты, — Когда последний час ударит над землею, С умерших сдвинутся и плиты, и кресты, — Ты, как и я, проявишься нежданно, Но не старухою, а на заре годов... Нелепым было бы и бесконечно странно — Селить в загробный мир старух и стариков. «Как в рубинах ярких – вкруг кусты малины...»
Как в рубинах ярких – вкруг кусты малины; Лист смородин черных весь благоухает; В теплом блеске солнца с бархатной низины Молодежи говор звучно долетает. Почему-то – право, я совсем не знаю — Сцену вдруг из Гете вижу пред глазами! Праздник, по веселью в людях, замечаю! Молодежь гуляет... в парочках... толпами... В юности счастливой смех причин не ищет... Кончена обедня, церкви дверь закрыта, — Вижу, ясного вижу: черный пудель рыщет... Это – Мефистофель? Где же Маргарита? Юность золотая, если бы ты знала, Что невозвратимо волшебство минуты, Что в твоем грядущем радостей так мало, Что вконец осилят долгой жизни путы, — Ты была б спокойней... Можно ль так смеяться, Возбуждая зависть старших поколений! Берегла б ты силы, – очень пригодятся, Чуть настанут годы правды и сравнений... «Ты любишь его всей душою...» Ты любишь его всей душою, И вам так легко, так светло... Зачем же упрямством порою Свое ты туманишь чело? Зачем беспричинно, всечасно Ты радости портишь сама И доброе сердце напрасно Смущаешь злорадством ума? Довольствуйся тем, что возможно! Поверь: вам довольно всего, Чтоб, тихо живя, нетревожно, Не ждать, не желать ничего... «Нет, верба, ты опоздала...» Нет, верба, ты опоздала, Только к марту цвет дала, — Знай, моя душа сызмала Впечатлительней была! Где же с ней идти в сравненье! Не спросясь календаря, Я весны возникновенье Ясно слышу с января! День подрос и стал длиннее... Лед скололи в кабаны... Снег глубок, но стал рыхлее... Плачут крыши с вышины... Пишут к праздникам награды... Нет, верба, поверь мне, нет; Вешним дням мы раньше рады, Чем пускаешь ты свой цвет! «Помню: как-то раз мне снился...» Помню: как-то раз мне снился Генрих Гейне на балу; Разливалося веселье По всему его челу... Говорил он даме: «Дама, Я прошу на польку вас! Бал блестящ! Но вы так бледны, Взгляд ваш будто бы погас! Ах, простите!– я припомнил: Двадцать лет, как вы мертвы! Обращусь к соседке вашей: Вальс со мной идете ль вы? Боже мой! И тут ошибка! Десять лет тому назад, Помню, вас мы хоронили; Устарел на вас наряд. Ну, так к третьей... На мазурку!— Ясно вам: кто я такой?» – «Как же, вы – вы Генрих Гейне: Вы скончались вслед за мной...» И неслись они по зале... Шумен, весел был салон... Как, однако, милы пляски Перешедших Рубикон!.. «Могучей силою богаты...» Могучей силою богаты За долгий, тяжкий зимний срок, Набухли почки, красноваты, И зарумянился лесок. А на горах заметны всходы, Покровы травок молодых, И в них – красивые разводы Веснянок нежно-голубых. Плыву на лодке. Разбиваю Веслом остатки рыхлых льдов, И к ним я злобу ощущаю — К следам подтаявших оков. И льдины бьются и ныряют, Мешают веслам, в дно стучат; Подводный хор! Они пугают, Остановить меня хотят! А я весь – блеск! Я весь – спокоен... Но одинок как будто я... Олин я в поле – и не воин Мне нужно песню соловья! «Порою между нас пророки возникают...»
Порою между нас пророки возникают, Совсем, совсем не так, как думаете вы, Их в этот мир вещать не степи посылают, Сиянье не блестит с избранной головы. Нет в наши дни у нас пророков по призванью, Им каждый может быть, – пустыня ни при чем; Вдруг замечается – в противность ожиданью — Огонь, светящийся на том или другом. Ничтожнейший из нас в минуту ту иль в эту Пророком может быть; случайно он постиг Большую истину, и он вещает свету... Знать, огненный к нему с небес сошел язык... И скажет он свое, и быстро замолкает, И, бедный, может быть, всю жизнь свою прождет: Вот-вот сойдет язык, вновь пламя заиграет... И, в ожидании, он, чающий, умрет... |
