Этот тяжкий гнет придавил общественное мнение. За пределами страны победы наших армий, чудеса Бонапарта, блестящие кампании Моро и Гоша, покорение Италии, вторжение в Германию, мир в Кампо-Формио, навязанный австрийским Габсбургам, окружали лучезарным ореолом славы эту Францию, внутри представлявшую собой добычу низких тиранов. Но триумвиры, чтобы отделаться от роялистов и умеренных, принуждены были искать опоры в худших элементах смуты. Ультра-революционеры вновь подняли голову. На частичных выборах VI года восторжествовали якобинцы.
Теперь опасность грозила слева. Чтобы отразить ее, директория, включившая в число своих членов Мерлэна и позже Трейльяра, прибегла к возмутительной операции 22-го флореаля VI-то года (11 мая 1798 г.). Этой проделке нет имени. То был не coup d'Etat при помощи сабли, как учиненный Ожеро, но предупредительная мера – чистка законодательного корпуса путем произвольной сортировки избранных. Советы, созванные для проверки полномочий вновь избранных членов, действуя под давлением директории, не ограничились тем, что полностью забраковали выборы многих избирательных собраний, но и приняли кандидатов отколовшихся групп. Таким манером были устранены демагоги, а с ними заодно и слишком ярые, хотя и чистые республиканцы, и даже просто члены оппозиции, и директория, “спасшая республику” в фрюктидоре, провозгласила себя теперь спасительницей общества. Это циническое покушение дало ей передышку; она совершила новое преступление, чтобы просуществовать годом больше.
Окруженная бандой своих приверженцев, она снова могла считать себя полновластной госпожой, так как ей удалось помешать парламентскому бунту возродиться в новой форме. Советы состояли из революционеров, более и менее крайних; директория опиралась поочередно то на одну, то на другую фракцию, превращая ее в большинство присоединением рабски угоднических голосов. Если директории угодно провести крутую меру, она сейчас же находит поддержку у якобинцев. Если ей нужен мудрый закон, она опирается на умеренных. Таким образом, она более хозяйка в стране, чем покойный Людовик XVI, у которого отняли все полномочия.[23] И все же положение ее с каждым днем становилось более критическим, а вместе с тем росли и насилия, ибо крутые меры, повторяемые до бесконечности, оставались для нее единственным законом самосохранения. Предоставь она избирателям свободу высказаться, они, в своей ненависти к правящей группе, никогда не удержались бы на той точке, на которой этой последней желательно было их удержать; всегда был бы недохват или перехват; они посылали бы в парламент представителей или правой, или крайней левой, одинаково опасных для установленного порядка. Нормальный ход дел в учреждениях привел бы их к гибели.
СТРАНА
Революционное положение затягивается. – Экономическая неурядица. – Агитация якобинцев и белый террор. – Разбой с политической окраской. Шуаны. – Общая неуверенность в завтрашнем дне. – Бессилие и низость администрации; безденежье. – Общественные повинности заброшены; порча дорог и памятников; Франция в развалинах. – Тирания фрюктидорцев. – Почему французы примут Бонапарта, как избавителя. – Настоящее убиение свободы. – После фрюктидора народное представительство только фикция. – Порабощение печати. – Религиозная жизнь. – Конвент термидорцев и культы. – Возрождение католицизма. – Возобновление гонений. – Все духовенство поставлено вне закона в силу предоставленного директории права без суда ссылать священников. – Новая присяга. – Республиканский календарь – орудие борьбы против христианства. – Условия религиозного замирения. – Тирания декады; ее крайности и нелепые изощрения. – Народное обучение. – Школа, улица, зрелища, праздники. – Кокарда. – Список эмигрантов. – Экономическое и социальное положение. – Застой в крупной торговле и промышленности. – Облегчение, принесенное революцией земледельческому классу. – Освобождение земли. – Налоги. – Рекрутский набор. – Свобода торговли и промышленности; в Париже меньше пролетариев, чем при старом режиме. – Бедственное положение рантье; состояния, нажитые во время революции. – Крупные и мелкие паразиты. – Важность роли финансов и поставщиков; партия новообеспеченных богачей. – Вид Парижа; безумное мотовство и горькая нужда. – Летние вечера. – Падение всех сословных перегородок. – Женщины, балы, моды, нравы. – Разложение общества. – Последствия развода по взаимному согласию; характерные примеры. – Различные оценки общего состояния нравов. – Известная часть французов упорно хранит в душе республиканский и философский идеал. – Господствующая черта общественного настроения – желание мира. – Франция враждебно относится к старому режиму, а революционеры ей опротивели. – Правители внушают лишь из апатии и страха новых потрясений. – Состояние умов в средних и либеральных классах; их способ оппозиции. – Бонапарт в перспективе – Герой. – Бонапарт не мог завладеть властью в 1797 г., потому что не нашел поддержки и сообщников среди правительства; путь к власти был ему проложен одной из правящих групп во время Египетского похода.
I
Как же жила сама Франция при этом бесстыдном режиме? Раны, нанесенные революцией, все еще продолжали кровоточить, и неистовства директории вновь раскрыли те, которые начинали уже заживать. Франция, уже не делающая революции, оставалась революционной, т. е. в состоянии полного переворота; отсюда проистекала масса зол. Все их можно свести к нескольким главным причинам, постоянным эндемическим, действовавшим более или менее сильно в различных местностях Франции.
Прежде всего, беспорядки. Правду сказать, в начале 1799 года, до того, как зародилась и стала глухо расти идея консульства, во Франции не заметно было крупных мятежных движений. Во всей революции не найдется эпохи, когда бы правительство было так презираемо, а страна в общем так покорна. Впрочем, это было скорее бездействие, чем покорность, и то волнуемое тысячью тревог, постоянно осаждаемое и притеснениями правителей, и насилием крайних партий. Хотя директория и выставляла себя правительством общественной защиты и золотой середины, она не могла помешать откровенным террористам во многих местах угнетать и терроризировать жителей. В 1798 г. мы еще видим в Туре зверства, напоминающие террор.[24] Даже в периоды временного обуздания анархистов левой, санкюлотов и красных шапок, всегда чувствуется их близость, и все дрожат при мысли, что они могут снова перейти в наступление. Во многих городах и посадах группы ненавистников конспирируют, мечтая о полном перевороте, ниспровержении всего существующего, о бабувизме в действии, и эта человеческая тина глухо волнуется. Землевладельцы в смятении говорят себе, что рано или поздно Франция придет к аграрному закону[25] (разделу земель).
С другой стороны, везде кишат анархисты правой, анархисты активные, люди дела. Роялисты на время отказались от вооруженных стычек, от восстаний в широких размерах, но гражданская война как бы тонкой пылью носится в воздухе. Теперь она приняла форму политического разбойничества. Злодеям и отчаянным открыты теперь два пути: один – якобинство, другой – роялизм большой дороги.
Исколесите всю Францию, пройдите ее с севера на юг и с востока на запад – всюду только и речи, что о “королевских бригантах”, об остановленных дилижансах, ограбленных почтах, убитых патриотах. Лесть, что темной массой высится на горизонте, гора, вырисовывающаяся на небе своей зубчатой вершиной, и ближние рощи и лощины, заросшие кустарником овраги, развалины замков, заброшенные каменоломни, полузасыпанные шахты – все, кроме людных центров и открытой равнины, служит им убежищем. Почва Франции после сотрясения вся изрезана трещинами, и в каждой трещине засела человеческая накипь, поминутно переливающаяся через край на дорогу.