«Красная стрела», Москва-Ленинград. Наступил решающий момент в моей студенческой актерской жизни: я еду в Ленинград! На студию «Ленфильм». В первую картину «Дорога правды». В первую свою роль на экране!
Ехала в купе одна. Вот обида, даже не с кем поговорить о «кинематографических проблемах». Тогда еще не было такого дорожного ажиотажа. Вагоны мчались в Ленинград полупустые. И нас, даже самых начинающих артистов, размещали в знаменитые ленинградские гостиницы. У вагона меня встретила девушка-помреж: «Вы из ВГИКа? Мы Вас поместим в отеле „Европейская“. Вы не против?» — «О-о, милая, это прэлестно!» — ответила я так, точно всю жизнь останавливалась в «Метрополях», «Савоях», «Националях» и «Грандотелях».
Ах, «Европейская»… Как я запомнила и полюбила твой пыльный запах прошлых веков, в который победоносно врывался современный аромат розового земляничного мыла!
«Встретим», «поместим», «отель», «машина», «помреж»… Что особенного в этих словах? Глаголы и существительные. Но какими же глаголами и существительными можно выразить состояние восторга моей души? Все, все, ну абсолютно все — в первый раз!
Глядя со стороны на гостиницу с таким названием, трудно представить, что в ее бесчисленных коридорах прячутся такие номера, как тот мой, самый первый: кровать, стол, стул, чемодан, помреж и я. И желательно без перемещений. «Простите, что номерок такой скромный, без удобств…» Хе-хе, да разве меня можно было огорчить «туалетом во дворе»? «Знаете, здесь как-то один раз жила Аллочка Ларионова. Вот… Ну, тогда, правда, она только начинала». У-у, после этого сообщения меня и клещами нельзя было вытащить из моего уютного номерка. По совету помрежа завтрак я заказала прямо в номер. По телефону!
«Омлет, ветчина, яйцо всмятку, яйцо по-английски, сыр, масло, кофе, шоколад, чай? А может, вы желаете завтрак „Континенталь“? Так что же? Слушаю Вас!»
«Зна-чит… все хочу, несите все!» Вот чудеса! Вот она, настоящая жизнь актрисы! На столе у меня поднос с чашечками, кувшинчиками и молочниками. Одна в номере — сама себе хозяйка! А завтра иду на съемку!! Хэ, если бы ты, мой папочка, смог сейчас хоть одним глазком взглянуть на свою дочурку! Завтра же полетит в Харьков длиннющее письмо со всеми подробностями. Да, жизнь «прэкрасна»!
…Не так давно я играла эпизод на «Ленфильме». В Москве, на Ленинградском вокзале, посчастливилось схватить билет на «Стрелу». Влетела в купе. Тут же на бочок, чтобы не начались разговоры о «кинематографических проблемах». Спать. Отсняться нужно за один день. Наутро из вагонов выходили невыспавшиеся артисты. Нас встретили помрежи из разных групп, посадили в один большой автобус и развезли по гостиницам. Между приходом «Стрелы» и началом моей съемки — два часа. Именно то время, которое необходимо, чтобы привести себя в порядок. Кто-то не позвонил администратору гостиницы или позвонил слишком поздно. В подробности не вхожу, но номера пока нет. Хочешь выжить — умей терпеть. Села в уголочек и жду. Новое здание гостиницы уходит в небо, а номеров не хватает. Где там, в каком окошечке меня ждет покой? Ждать и, терпеть я могу теперь бесконечно. Приходишь со съемки в гостиницу: обед в номер — «не положено», ресторан переполнен. Идешь в буфет. Стоишь в длинной очереди. На лице темные очки, чтобы не узнали, — нет сил улыбаться, отвечать, рассказывать — нестерпимо хочется есть…
…"Я не затем пришла сюда, чтобы молчать!" — оказывается, это была моя первая фраза в кино. Об этом мне сказал журналист Валерий Кичин, который недавно посмотрел картину «Дорога правды». Интересно. Именно этого я и хотела — прийти в кино, чтобы не молчать, не плыть по течению, а самой создавать волну. Идти по узкой, непроторенной тропинке, а не по широкой дороге, проложенной кем-то ранее. Но это я сейчас так говорю. Тогда же все эти «умные» слова вмещались в одно емкое образное папино слово — «выделиться»!
Тогда я все еще была в папином плену. И даже во время съемки, когда решительно хватила линейкой об стол, я слышала: «Молодец, дочурка, боевито!» Папа и мама смотрели «Дорогу правды» десять раз. Эта небольшая роль была для моих родителей — радость «агромадная». Они этого не понимали, но думаю, что они уже никогда не были счастливы так, как после того, первого, появления их «дочурки» на большом харьковском экране, да еще лучшего кинотеатра, который стоит на самой главной улице города.
…Здание «Ленфильма» ничем не напоминает киностудию. Здание приспособлено под студию. Постепенно, за счет маленьких комнат, укрупнялись и увеличивались помещения. Как приедешь на студию, обязательно ремонт. Строят что-то новое. Смотришь, а вход уже с другой стороны. И в тех маленьких комнатках с нами знакомились и репетировали большие режиссеры. Там встречали молодого актера душевно, гостеприимно. А главное, с интересом к твоей особе. Это были комнатки «ленфильмовские». И таких больше не было ни на одной студии. На том месте, где теперь в коридоре стенд «Лучшие люди нашей студии», была большая гримерная. Если съемка была утренней, за окнами гримерной было темно и морозно. А в самой гримерной светло-светло. И очень тепло. Столы заставлены флакончиками, тюбиками, пузырьками. Звучали непривычные слова: тон, шиньон, андульсьон, лак-сандарак. А сколько зеркал! Изучай себя со всех сторон — рассматривай хоть свой профиль, хоть смотри в свой собственный затылок. У каждого гримера свой столик, свое хозяйство. По тому, как убран стол, что на нем стоит, многое угадаешь о мастере-гримере, еще не зная его. Это все равно как хозяйка в доме — талантливая или бездарная. В этой большой гримерной я видела рождение актрисы Ии Саввиной. Ей искали грим. Лично меня искренне огорчило, что такую неприметную девушку берут на «даму». Ничего «дамистого» в ней и в помине не было. Она ни с какой стороны не походила на тех «звезд», в которых я видела свой идеал. А дяденька-гример, такой красивый, солидный — Василий Петрович Ульянов, царство ему небесное, — так суетился вокруг этой неприметной девушки! Улыбался и с такой любовью горячими щипцами выкладывал на ее пепельных волосах волны, андульсьоны, завиточки… И — как чудо — лицо девушки преображалось. Становилось изумительно загадочным, притягательным, чувственным. И в то же время милым и простым. Ой, да вот же она, вот она — «юная дама»! Вот же оно — редчайшее сочетание!
Тогда же, возвращаясь в Москву, мы как-то оказались с Саввиной в одном купе. В ту ночь Саввина обрушила на меня лавину неведомых мне стихов. Меня поразила тонкая игра ее ума, личные, своеобразные суждения о самых, казалось бы, обыкновенных вещах. Я не успевала передохнуть, а она все наваливала и наваливала. Ну, думаю, умная, ну потрясающая, ну Софья Ковалевская! Со временем и видишь, и оцениваешь все по-другому и заново. Действительно, Ия Саввина абсолютно лишена всех внешних признаков «артистического». Она — из редких актрис, умеющих почти не меняя облика, стать изнутри другим человеком. Ее покой — это кажущийся покой. Он волнует, он берет за душу. А ее голос! Сколько в нем тайного, женского. Я вас люблю, «юная дама» моей мечты, актриса, женщина и неожиданный человек.
…После сильного обезболивающего снотворного я с трудом приоткрыла глаза. Но мне казалось, что я еще сплю и мне снится новый сон. Три месяца я просыпалась и видела одни и те же обои с голубыми цветочками. А это мгновенное видение, как вспышка, было из чего-то, увиденного в кино. Кино… Кино… Конечно, кино! Это видение из кино, только в кино оно ярче. Я уже не сплю. Я вспоминаю. Но лежу с закрытыми глазами. Узнала. Когда это было? В 1959 — 1960-м?.. Нет, с той самой «Стрелы» мы ни разу не общались. Сейчас август 1976 года. «Здравствуйте, Ия». — «Моя хорошая, вот ты и проснулась». Я залилась краской, защипало в носу, и вдруг, до хрипоты, именно ей захотелось пожаловаться, признаться, что я жутко боюсь еще одной операции. И даже не операции, а наркоза. Вместе с наркозом внутри разливается что-то черное, вязкое, медленно затягивает в мрачный склеп. Я все это чувствую, но сознания не теряю. Все вокруг в белом, говорят шепотом, перетирают спиртом свои дрели и отвертки. И дожидаются, когда же наркоз в конце концов начнет действовать. И я тоже — лежу на операционном столе под белой простыней в полном сознании, дожидаюсь, когда же оно от меня улетит. «Товарищи, пожалуйста, не шепчите, говорите нормально. Я ведь все слышу. Я жива, понимаете, я еще жива.»
