Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Курт Кайзер явно нервничал. Он то и дело вытирал платком лысину и во время допроса все время путался в противоречивых показаниях.

– Вы, значит, по-прежнему настаиваете, что у вас не было интимных отношений с обвиняемой? – донимал его одним и тем же вопросом судья.

– Да.

– Но ведь вы неоднократно брали ее с собой в поездки?

– Только для служебных целей.

– Обвиняемая – очень красивая женщина, она ведь нравилась вам, не так?

– Да, так… да, конечно…

– Вы обещали жениться на ней?

– Как я мог это сделать? Я был женат и никогда бы не оставил свою больную жену. Я много раз говорил Лилиан об этом.

Одобрительный шепот прошелестел по залу.

– Значит, вы разговаривали между собой о возможной женитьбе?

Курт Кайзер опять схватился за платок.

– Да, – выдавил он с трудом.

– Однако у вас не было интимных отношений с обвиняемой?

– Нет! Сколько еще раз я должен это повторять!

– Но тогда дело наверняка… ну, скажем так… доходило до нежностей между вами? Поцелуев? Прикосновений?

Господину Кайзеру понадобилось много времени, прежде чем он, собравшись с духом, утвердительно ответил на этот вопрос.

– Спасибо. – Председатель откинулся на спинку. – Есть еще вопросы к свидетелю?

Прокурор вскочил раньше, чем успел заявить о своем намерении.

– Вы же не раз бывали вечером у обвиняемой дома!

– Да, это так. Но дело никогда не доходило до интимных отношений. Я просто время от времени… позволял себе немного расслабиться у нее, отдохнуть, выговориться.

– Я даже готов поверить вам, господин свидетель, – мягко произнес прокурор, – ну, а теперь, пожалуйста, честно, как мужчина мужчине. Вам очень хотелось вступить в интимные отношения с обвиняемой? Вы ведь стремились к этому, а?

Курт Кайзер молчал.

– Но обвиняемая отказывалась, – настаивал прокурор.

– Да, – из уст Курта Кайзера это прозвучало так тихо, что присутствующие в зале скорее угадали, чем услышали его ответ.

– Обвиняемая сама призналась нам перед тем, что с другими мужчинами не вела себя столь целомудренно. А ведь вы не какой-нибудь там урод. Могли бы вы представить себе, что обвиняемая отказывала вам, поскольку преследовала конечную цель – женитьбу?

Курт Кайзер провел ладонью по лицу.

– Это возможно.

Как ни старался адвокат ван Борг, ему так и не удалось поколебать это изобличающее показание свидетеля, из которого четко вытекал явный мотив преступления.

Ведь Курт Кайзер поклялся суду говорить только правду.

Пока вызывали следующего свидетеля, защитник что-то внушал Лилиан Хорн.

Михаэль Штурм догадывался, о чем шла речь. Адвокат упрекал свою подзащитную, что та отрицала визиты директора Кайзера к ней домой. Лицо Лилиан Хорн осталось неподвижным словно маска, она только пожала красивыми плечами.

Эта ложь с ее стороны выглядела довольно глупо, находил Михаэль Штурм, надо было приготовиться к тому, что Курт Кайзер, допрашиваемый под присягой, выложит все. А вдруг она, в самом деле, не такая холодная особа, действовавшая только по расчету, как считали ее все окружающие?

И вдруг впервые в нем шевельнулись сомнения относительно ее виновности. Он уговаривал себя, что пока еще все свидетельствует об устранении соперницы, даже если убийство и не обязательно совершено из корыстных побуждений. Может, она вообще глупее, чем он думал, хотя мало похоже на нее. Но отчего у него такое ощущение, что ее судьба непосредственно затрагивает и его?

Один за другим на место для свидетельских показаний поднимались господин Керст, Рут Фибиг, кельнер из «Таверны», гардеробщица, и все подтверждали одно и то же – в ту пятницу, тринадцатого июня, Лилиан Хорн покидала ресторан примерно на полчаса. Ее возвращения, напротив, никто не заметил, пока она не вышла из дамского туалета, где, как она сама показала, она основательно освежилась.

Вызвали Хуберта Тоглера. Он появился с мрачным лицом и явно избегал смотреть в сторону обвиняемой. С заметным нежеланием он подтвердил показания других свидетелей и утвердительно ответил на вопрос, звонила ли ему Лилиан Хорн в субботу утром около одиннадцати часов и просила ли сказать, что накануне вечером отсутствовала самое большее десять минут.

Председатель поблагодарил, и Хуберт Тоглер уже собрался покинуть зал.

– Минуточку, – остановил его ван Борг, – еще один вопрос. Какое впечатление произвела на вас обвиняемая, когда возвратилась после своего отсутствия?

– Она хорошо выглядела, была собранной и свежей.

– Да, это нам известно. Я хочу знать другое: она была возбуждена? нервничала? казалась внутренне травмированной? опустошенной?

– Нет.

– Следовательно, она не производила впечатления особы только что совершившей тяжкое преступление?

– Определенно нет. – Голос Тоглера вдруг прозвучал уверенно и громко. – Я вообще рад, что вы меня об этом спрашиваете – я полностью исключаю вероятность того, что Лилиан Хорн – убийца!

На несколько секунд с лица обвиняемой сошло напряжение. Но прокурор вновь не дал закрепиться этой маленькой победе.

– Уважаемый свидетель, – сказал он, – вы сейчас подтвердили защитнику, что обвиняемая не производила впечатления человека, только что совершившего преступление?

Хуберт Тоглер рывком повернулся к нему.

– Да, я так сказал и буду на этом настаивать.

– Очень хорошо. – Прокурор уперся кончиками своих костлявых пальцев друг в друга. – А вам когда-нибудь приходилось наблюдать, как ведет себя человек, только что совершивший убийство?

– Нет, – вынужден был признать Тоглер.

– Ну, вот видите. Как же вы можете вот так, за здорово живешь, настаивать на своем утверждении?

– Но, господин прокурор, такое невозможно скрыть!

– Вы так думаете! А я вам скажу: очень даже возможно. Я мог бы привести вам сотни случаев, когда преступники вели себя после совершения преступления абсолютно спокойно, даже раскрепощенно – шли в кино или на танцы, ложились спать или съедали гигантскую порцию жареной свиной ноги с кислой капустой. Вы, уважаемый свидетель, соприкасались до сих пор с преступлением только в кино, на телевизионном экране или в детективных романах. Я отрицаю правоспособность вашего ответа на столь сложный вопрос.

Хуберт Тоглер сделал движение, как бы собираясь возразить, но потом передумал и промолчал.

Председатель обратился к Лилиан Хорн.

– Вы слышали, что сказал свидетель. Вы признаете, что звонили ему, пытаясь повлиять на его показания?

Лилиан Хорн выпрямилась, и казалось, что кожа на ее скулах натянулась еще больше.

– В этом я призналась еще во время следствия.

– Тем не менее, у меня есть основания спросить вас об этом еще раз: почему вы это сделали?

– Я совершила глупость, – сказала Лилиан Хорн, полностью владея собой, – я давно уже это поняла. Но тогда я была в панике. После того как ко мне заявилась уголовная полиция, я почувствовала, что мое случайное отсутствие во время вечеринки может обернуться для меня опасностью.

– Несмотря на то, что вы были невиновны?

– А какая тут связь? – резко и запальчиво ответила ему Лилиан Хорн. – Невиновность ведь не спасает. Если бы было по-другому, я бы не стояла сейчас здесь в роли обвиняемой, хотя я невиновна!

Допрос продолжался до самого вечера, так и не принеся сенсации.

Вокруг гудели голоса, и Ева что-то оживленно говорила ему, а Михаэль Штурм покидал зал суда молча и с каким-то беспокойством в душе. В нем боролись противоречивые чувства, одновременно он осуждал то чудовищное преступление, которое вменялось в вину подсудимой, но и сочувствовал молодой женщине и жалел ее, наблюдая как ее загоняют в угол и у нее не остается шансов уйти от наказания. У него на процессе складывалось впечатление, которое особо беспокоило его, что присутствующие в зале буквально наслаждались зрелищем травли Лилиан Хорн.

– Забавно, – сказала Ева, когда они уже были на улице, – эта Лилиан Хорн – жуткая особа и, тем не менее, ее так и хочется пожалеть.

22
{"b":"112460","o":1}