– Будто я этого не знаю! – Михаэлю Штурму больше всего хотелось сбросить с плеча руку шефа.

– Речь идет об уголовном процессе – об убийстве, мой дорогой, а вовсе не о моей славе или карьере, речь идет о судьбе человека.

Профессор Фабер легонько подталкивал ассистента к двери.

– Понимаю, господин профессор, я только ведь хотел…

– Ваше заключение, – прервал его профессор Фабер. – Слушайте внимательно, я подчеркиваю… Ваше заключение! Оно губительно для обвиняемой. Радуйтесь, что не вы, а я буду нести за него ответственность.

– Вот именно ее-то я и хотел с вас снять, господин профессор!

Профессор Фабер открыл дверь в коридор. – Когда-нибудь вы займете такой же пост, и поймете, что это невозможно. До скорого, мой дорогой, я вызову вас, когда вы мне понадобитесь.

И он захлопнул перед его носом дверь. Михаэль Штурм стоял в длинном пустом коридоре один. Он не знал, на кого больше сердиться – на профессора Фабера или на себя самого. Каких огромных усилий стоило ему отважиться на этот шаг! Но все оказалось напрасно.

Профессор Фабер выставил его. Внезапно он понял, что все было бесполезно: действуй он напористо или более дипломатично – без разницы. Профессор Фабер в любом случае оградил бы себя от покушений на его главенствующее положение со стороны сотрудников.

Все было действительно так, как не раз повторял Джо Кулике: ассистенты должны работать, а шеф получать деньги и пожинать славу. Тут ничего нельзя было изменить.

Оставался лишь один вариант – искать себе место шефа в другом Институте судебной медицины. Рано или поздно он добьется этого – он был в этом уверен.

Но будет ли Ева так долго ждать? В принципе сам он нисколько не стремился к известности и заметному общественному положению. Но он будет пытаться получить и то и другое ради нее.

Счастье, что он не проговорился ей о сегодняшнем походе к профессору. Она хотя бы не будет испытывать разочарования. Он боялся закатываемых ею сцен.

Была ли это любовь, если он жил в постоянном страхе, что любой, даже самый пустяковый повод может привести к бессмысленному и тягостному скандалу? Действительно ли все дело только в возникающих ситуациях, из-за которых они так часто ссорятся друг с другом? Этого он не знал. Зато знал другое – свою жизнь без Евы он не представлял.

Тяжко вздохнув, Михаэль Штурм направился в морг, где его ждал труп мужчины в одних только плавках, который выудили утром из Рейна.

Сразу же, с большой степенью уверенности можно было сказать, что речь в данном случае не шла о преступлении, однако необходимо было провести вскрытие, чтобы установить: утонул мужчина в результате сердечного приступа или, может, все же был отравлен и оглушен каким-либо предметом, прежде чем захлебнуться водами Рейна.

Рядовой случай, но он требовал, как и любая работа в Институте судебной медицины, крайнего напряжения и тщательного внимания в обработке полученных данных.

Судебный процесс по делу Лилиан Хорн начался шестого октября, в понедельник. Поскольку ожидался большой наплыв любопытствующих, представителям прессы, общественности, полиции и городскому управлению предусмотрительно выдали пронумерованные пропуска.

Михаэлю Штурму тоже хотелось принять участие в этом процессе, хотя бы в качестве наблюдателя. Ведь его заключение дало в руки полиции надежные доказательства виновности подсудимой. Штурму удалось даже провести в зал Еву, которую так интересовало это дело, что она решила пренебречь в тот день своей работой в библиотеке.

Они встретились в восемь утра – за час до начала судебного заседания – и отправились вместе к зданию суда. Там уже стояла длиннющая очередь, вытянувшаяся вдоль улицы. Дежурные полицейские с трудом поддерживали порядок. Публику стали пропускать лишь после того, как прошли и заняли свои места те, у кого были пропуска. Толпа напирала так, что двери удалось закрыть с трудом. Несмотря на то, что для заседания выбрали большой зал суда, почти половина желающих присутствовать на процессе осталась за его пределами.

Ева испытывала удовлетворение от того, что попала в число избранных среди присутствующих в зале. Ее глаза светились торжеством и ожиданием чего-то необычного. В своем осеннем темно-коричневом костюме с маленьким бобровым воротничком она выглядела очень привлекательно.

Около девяти, когда защитник и прокурор уже заняли свои места – в зал ввели Лилиан Хорн в сопровождении двух полицейских по бокам и женщины-охранницы.

Лилиан Хорн держалась очень прямо в своем элегантном белом шелковом костюме и производила скорее впечатление кинозвезды, играющей роль обвиняемой, чем человека, чью судьбу действительно собирались решить здесь в ближайшие дни. Ее осветленные волосы были изящно уложены, янтарные глаза эффектно оттенены густо накрашенными ресницами, а безупречный макияж скрывал утраченную в тюрьме свежесть кожи.

Михаэль Штурм испытал шок при виде подсудимой. Эта Лилиан Хорн не имела ничего общего с той небрежно одетой молодой женщиной в туфлях на босу ногу, представшей перед ним в стенах Института судебной медицины. Но магическое действие ее чувственного обаяния, испытанное им тогда, захлестнуло его с новой силой.

Когда репортеры кинулись вперед с поднятыми камерами, Лилиан Хорн замерла, и в уголках ее губ заиграла улыбка.

Какое-то время ничего не было видно, кроме вспышек. По залу пронесся ропот, а публика в задних рядах даже встала.

– Михаэль, она просто фантастически выглядит, – зашептала Ева, – еще лучше, чем на фотографиях, и это после трех месяцев заключения! Как это у нее получается? Прямо сдохнуть можно от зависти!

Михаэль Штурм, наконец, преодолел замешательство, испытанное при виде Лилиан Хорн.

– Похоже, у нее плохой советчик, – сказал он.

– Почему?

– Суд любит раскаивающихся грешников.

– Но до сих пор ей не в чем было раскаиваться!

У Штурма уже не было времени объяснять, что он имел в виду, потому что репортеров попросили из зала, а через узкую дверь с другой стороны появились судьи: трое профессиональных членов суда в мантиях и шестеро присяжных заседателей.

Председательствующий – грузный господин преклонных лет, с квадратным черепом и внушительных размеров носом – зачитал определение суда о принятии к производству уголовного дела и назначении его к слушанию. После этого он вызвал всех свидетелей, и объяснил им значение клятвы в суде, а также довел до их сведения, что дача заведомо ложных показаний, даже если они будут сделаны и не под присягой, карается тюремным заключением.

После того как свидетелей удалили из зала, он приступил к допросу обвиняемой для установления ее личности.

Лилиан Хорн рассказывала о себе лаконично и без эмоций. Она не апеллировала ни к состраданию слушателей, ни выставляла себя в выгодном свете, с готовностью и подробно отвечала на все вопросы судьи.

Штурм нашел, что она держится хорошо. Он не подозревал, каких усилий ей стоило выполнение предостережений своего защитника воздерживаться от колкостей и едких замечаний.

Ее поведение импонировало и Председателю суда – его голос заметно смягчился.

– Ну, а теперь к вопросу о вашем браке, – сказал он.

Лилиан Хорн напряглась.

– О браке?.. Но об этом нечего рассказывать.

– Нечего? – Председатель поднял брови. – Однако, как видно из дела, вы были замужем полных семь лет.

– А что в этом странного? – выпалила Лилиан Хорн. – Некоторые выдерживают и дольше.

Напряжение в зале сменилось смехом. Лицо Председателя сохраняло невозмутимое выражение.

– Следовательно, ваш брак с самого начала был несчастливым?

– Такого я не говорила, просто мое замужество не имеет никакого отношения к тому, что сейчас я стою здесь, перед вами.

– Я придерживаюсь другого мнения, – возразил ей Председатель, – если бы вы оставались замужней женщиной, вряд ли связь с вашим шефом представлялась вам столь заманчивой.