– Заманчивой? – повторила Лилиан Хорн. – Связь с директором Кайзером? Да на это можно ответить только смехом!

– Не вижу ничего смешного. Во всяком случае, вам как разведенной женщине приходилось самой заботиться о своем существовании и самой зарабатывать на жизнь, а Курт Кайзер – человек с завидным положением, с большими деньгами, но связанный узами супружества с женщиной, которая давно стала для него обузой.

– Никогда! – сказала Лилиан Хорн с ноткой упрямства в голосе. – Никогда я не интересовалась директором Кайзером.

– Но вы же сопровождали его в поездках!

– Только в качестве секретарши.

– Еще он посещал вас поздно вечером в вашей квартире.

– Неправда!

– Вы будете отрицать и то, что директор Кайзер проявлял к вам определенный интерес?

Лилиан Хорн пожала красивыми плечами.

– Ах, о чем тут говорить – это все были лишь обычные комплименты.

Председатель полистал дело.

– Мы значительно продвинулись вперед, – сказал он и откашлялся, – и можем еще раз вернуться к вопросу о вашем браке…

Лилиан Хорн прервала его.

– Я не хочу об этом говорить.

– Соответствует ли действительности факт, что развод произошел по вашей вине? – Председатель явно пытался дать подсказку подсудимой. – Или речь идет о договоренности между вами и вашим мужем, который сразу же через два месяца после развода вновь женился?

– Нет. Я… – Лилиан Хорн несколько запнулась, потому что вспомнила о предосторожностях адвоката ван Борга. Она чуть не созналась, что изменила мужу. Помолчав, она сказала только: – Развод произошел по моей вине.

Обойдя благополучно подводные камни своего замужества, Лилиан без утайки рассказала о том, каково одинокой работающей женщине найти свое место в жизни и о том, как она попала в приемную директора Кайзера на должность секретарши. Она рассказала и о своей работе по вечерам и выходным в агентстве «Услуги гидов и переводчиков», благодаря которой имела дополнительные доходы.

Прокурор – худой стройный мужчина со светлыми белокурыми волосами – включился в допрос.

– Следовательно, через агентство вы знакомились с интересными мужчинами?

– Интересными? – удивленно протянула Лилиан Хорн. – Ну, это преувеличение.

– Вы правы, это растяжимое понятие, – охотно согласился прокурор. – Я сформулирую иначе: являлся для вас тот или иной клиент достаточно интересным, чтобы завязать с ним близкие отношения?

– Нет, я к этому не стремилась.

– Но так получалось без особых усилий с вашей стороны? – Так как Лилиан Хорн молчала, он добавил, и это прозвучало не как вопрос, а как установленный факт: – То есть, я имею в виду, что все заканчивалось интимными отношениями с клиентами.

Лилиан Хорн повернулась к своему адвокату.

– Я должна отвечать?

Вместо защитника ей ответил Председатель суда:

– Мы были бы вам очень обязаны. Суд стремится составить представление о вас, вашем характере, образе жизни и о правдивости ваших показаний.

– Да, – сказала Лилиан Хорн после краткого раздумья.

Прокурор ткнул в ее сторону указательным пальцем.

– Значит, вы признаете, что состояли в интимных отношениях с разными мужчинами.

– Так, как вы это формулируете, звучит совершенно не так.

– Однако соответствует фактам. Значит, вы были близки со многими мужчинами? И только со своим шефом, в виде исключения, именно с ним вы никак не хотели сближаться по причинам личного неприятия?

– Даже если у меня и были друзья среди мужчин, – парировала Лилиан Хорн, – это вовсе еще не значит, что я с каждым из них спала.

В зале раздался смех. Она повысила голос.

– Могу даже заверить вас, что на свете гораздо больше мужчин, которых я знала, но ни разу не была с ними в постели, чем тех, с которыми у меня что-то было.

Прокурор не дал увести допрос в сторону.

– Спасибо, достаточно, – заявил он с таким выражением лица, словно добился от нее важного признания.

Заседание длилось всю первую половину дня. Когда допрос закончился, Председатель объявил часовой перерыв на обед. Обвиняемую увели. Судьи, защитник и прокурор также покинули зал.

Михаэль Штурм и Ева, как и большинство присутствующих на процессе, остались в зале. Им не хотелось еще раз бороться за свои места, и они решили лучше ограничиться яблоком.

– Она холодная и расчетливая особа, – заявила Ева, слегка передернув плечом, – от нее действительно можно всего ожидать.

– Она мужественно борется за себя.

Ева искоса посмотрела на него.

– Она кажется тебе симпатичной?

– Симпатичной… нет! – затряс он головой. – Я этого не говорил.

Он прекрасно сознавал, что сказал только половину правды. Но Ева удовлетворилась этим.

После перерыва первой в качестве свидетельницы вызвали фройляйн Фельнер. Она постаралась выглядеть ради такого случая сверх элегантной в меру своего вкуса – шуба из черного каракуля, чулки-паутинки, модные осенние туфли на толстой подошве и маленькая черная шляпка, похожая на круглую коробочку от противозачаточных пилюль. Внешне большего контраста между ней и обвиняемой трудно себе было представить.

Заготовленными фразами фройляйн Фельнер пространно повторила разговор между Лилиан Хорн и директором Кайзером, услышанный ею в пятницу в конце рабочего дня, тринадцатого июня, то есть в день убийства, по не отключенному, вероятно по оплошности, селектору. Она утверждала, что Лилиан Хорн требовала от директора развестись, наконец, и жениться на ней.

Лилиан Хорн тут же вскочила с места, закричав:

– Неправда!

– Подождите, пожалуйста, когда вам дадут слово, – остановил ее Председатель.

Ван Борг усадил свою доверительницу и стал ей что-то внушать вполголоса.

– Несомненно, что она все будет отрицать, – заявила торжествующе фройляйн Фельнер, обращаясь к судьям, – ей неприятно слышать правду, но ничего не поделаешь. Я знаю, что я знаю, и что слышала своими собственными ушами.

Защитник попросил слова.

– Фройляйн Фельнер, – произнес он слащавым тоном, – нам известно, что вы стараетесь помочь суду установить истину. Никто не рискнет усомниться в этом. Однако тот разговор, на который вы сейчас ссылаетесь, состоялся почти четыре месяца назад.

Фройляйн Фельнер стремительно повернулась в его сторону.

– У меня безупречная память, и я полностью полагаюсь на нее.

– Вот как? – спросил адвокат. – Если я правильно информирован, вы должны были в обозримом будущем оставить свое место в приемной директора Кайзера, освободив его для более молодой секретарши, а именно обвиняемой.

– Какая наглость! – зашипела фройляйн Фельнер и обратилась к судье. – Я обязана терпеть оскорбления?

– Уверен, что защитник ван Борг не имел намерений задеть вас, – попытался успокоить ее Председатель.

– Моя память, – заявил адвокат, – и это признано в профессиональных кругах, тоже безупречна. Однако я не взялся бы дословно передать с абсолютной достоверностью разговор, услышанный мною случайно четыре месяца назад.

– Речь идет не о дословной передаче разговора, а о его сути. А что касается сути, я нисколько не заблуждаюсь. В тот же день я все рассказала своей подруге, с которой вместе живу, можете спросить у нее, если мне не верите!

– Итак, обвиняемая, – сказал судья, – теперь мы вас слушаем. Можете изложить свои доводы.

– Фройляйн Фельнер лжет, – заявила Лилиан Хорн, – возможно, она даже делает это не нарочно, она просто представляет здесь все так, как бы ей того очень хотелось. С самого начала она ревновала меня.

На нее немедленно коршуном налетел прокурор.

– Смотрите, пожалуйста! Ревновала? Из-за чего же, позвольте спросить, если у нее ничего не было с шефом?

– А вам еще никогда не приходилось слышать о необоснованной ревности? – жестко осадила его Лилиан Хорн.

Раздавшийся смех в зале явно был в ее пользу.

Но едва возникшая симпатия к подсудимой тут же была сведена на нет появившимся на свидетельском месте директором Кайзером.