– У Лилиан Хорн не было подруг, – заявила соседка справа, – она интересовалась только мужчинами. Каждый вечер она уходила и не всегда возвращалась домой одна.

Другая утверждала:

– Это такая особа, которая ни перед чем не остановится. «Что толку в безрадостной жизни?» – вот ее девиз. Мы всегда подозревали, что она плохо кончит.

А третья высказалась так:

– Нас всегда удивляло, откуда у Лилиан Хорн так много денег… Котиковое пальто, накидка из каракульчи, собственная машина, и потом еще драгоценности. Простая секретарша не может себе такого позволить.

После этого одна бульварная газетенка поместила заголовок: «Лилиан Хорн – наложница-убийца?» А затем один еженедельник уже вопрошал: «Может, убийство Ирены Кайзер было отчаянной попыткой отверженной вернуться к нормальной добропорядочной жизни?»

Квартирка Лилиан Хорн была закрыта и опечатана полицией. Но соседки, раньше бывавшие там время от времени, подробно описывали роскошную меблировку, а особенно красно-черную ванную, изготовленную по особому заказу.

– Я сразу подумал, – сказал управляющий, – что особа, заказывающая себе такую ванную, метит очень высоко и вообще тут что-то не чисто. От такой дамочки, как Лилиан Хорн, за километр попахивает каким-нибудь скандалом. Убийства я, правда, от нее не ожидал, но про таких, как она, с закидонами в голове, ничего не скажешь наперед.

И большинство читателей разделяло его точку зрения.

День был удушливо-жарким.

Михаэль Штурм заехал за своей невестой в городскую библиотеку, где Ева – библиотекарь по образованию – вела абонементный отдел книг для детей. Он уже издали увидел ее – она стояла перед входом, такая привлекательная в воздушном пестром платье и в легких босоножках на загорелых ногах.

Прежде чем сесть к нему в машину, она купила в киоске газету «Бильд-цайтунг» и тут же развернула ее, еще не устроившись как следует на сиденье.

– Слушай, эта Лилиан Хорн та еще тварь, – начала она с жаром, – только представь себе…

– Давай, садись, – сказал он, – и оставь это, пожалуйста… – Он опустил стекло и высунул голову, выжидая, когда сможет влиться в движущийся поток машин, не подвергая себя особому риску.

– То есть как? – спросила она, ничего не понимая. – Что тебе опять не нравится? Все кругом только об этом и говорят!

Он ответил лишь после того, как ему удалось тронуться с места.

– Тем хуже, одно могу сказать.

Она недоуменно посмотрела на него широко открытыми глазами.

– Я вообще тебя больше не понимаю.

– Ну, просто я не выношу эту любительскую болтовню обывателей о преступлениях и преступниках, может, потому что я в этом деле – профессионал.

– Но ты же сам часто упрекал меня, что я недостаточно интересуюсь твоей профессией. – Она надула губки.

– Ты и сейчас этого не делаешь. Тебя интересует только Лилиан Хорн, ты впитываешь в себя каждое слово, написанное в газетах, и даже не даешь себе труда задуматься – правда ли все это.

Глаза Евы округлились еще больше.

– По-твоему она невиновна?

– Этого я не говорил.

– Ну, вот видишь. Она не может быть невиновной, после всех улик, собранных против нее.

Он резко затормозил, потому что машина перед ним, не подав сигнала, юркнула налево, но сделал это гораздо энергичнее, чем требовала того ситуация на дороге.

– Давай закроем эту тему раз и навсегда! Я не хочу больше обсуждать это с тобой.

Ева сложила газету и сунула ее в большую белую сумку, лежащую на коленях.

– Нет, так нет. Но я должна сказать тебе, что общаться с тобой дело совсем не простое.

– Сожалею.

Какое-то время они ехали молча, наступил час пик, и улицы были настолько перегружены, что постоянно возникали автомобильные пробки. Перед одним из забитых машинами перекрестков Михаэль Штурм остановился и стал терпеливо ждать, пока скопище автомобилей не рассосется.

– А что, собственно, Джо хотел от тебя в воскресенье? – спросила Ева.

Он бросил на нее быстрый взгляд.

– Откуда тебе известно?

– Боже праведный! Что же мне, прикажешь, на каждую произнесенную мною фразу или заданный вопрос давать подробное объяснение?

– Нет, конечно. Я только удивился, почему ты вдруг об этом вспомнила.

– Да я все время хотела тебя спросить, а сейчас как раз это и пришло мне в голову.

Солнце накаляло крышу стоявшего автомобиля. Пот ручьями лил по спине Михаэля Штурма. Он снял пиджак, Ева помогла ему.

– Так что же там было? – спросила она.

– Кое-что по работе.

– Я так и думала. Личного в отношениях с Джо у тебя не так уж много. Вообще-то я нахожу, что он шикарный малый.

– Ты, значит, так считаешь?

– О Господи! Этого мне, что ли, тоже не следовало говорить? Смешно разыгрывать из себя такого ревнивца.

– Я не ревную, – сказал, подчеркнуто, Михаэль Штурм, – меня просто пугает твое плохое знание людей.

– Ай, брось!

– А вот и не брошу. Джо Кулике – умен, ловок, обходителен, умеет пошутить, но ненадежен и не имеет понятия о совести и чести.

– Из твоих слов, – сказала Ева и засмеялась, – я заключаю, что он тебя чем-то рассердил. – Она положила руку ему на плечо и почувствовала, как напряглись под тонкой рубашкой его мышцы. – Ну, давай, выкладывай, что там у вас стряслось?

– Не стоит даже говорить об этом.

Теперь она по-настоящему разозлилась.

– Так ты, значит, вовсе не желаешь со мной разговаривать? Какую бы тему я ни затронула, ты сразу затыкаешь мне рот. Что я тебе такого сделала? – Она резко отдернула руку.

– Не говори ерунды, Ева. Ты же знаешь, я люблю тебя.

– Но ты ведь даже не хочешь разговаривать со мной:

– Ну почему же. Всегда готов.

– Тогда расскажи мне, что хотел от тебя Джо Кулике в воскресенье вечером.

Энергично жестикулировавшему регулировщику удалось, наконец, немного освободить перекресток. Михаэль Штурм завел мотор и нажал на газ.

– Ну, ладно, – сказал он, – в конце концов, ты тоже имеешь право знать, только обещай мне, что никому ничего не разболтаешь. Мне не хотелось бы, чтобы у Джо были неприятности.

Она нежно прижалась к нему.

– Звучит интригующе.

– Так оно и есть. Представь, что какой-то мужчина, как мне рассказал Кулике, подошел к нему и предложил пятьдесят тысяч марок, если он согласится провести судебно-медицинскую экспертизу в пользу Лилиан Хорн.

– Пятьдесят тысяч марок! – выдохнула Ева и спросила, затаив дыхание: – И он это сделал?

– Без меня у него нет такой возможности.

– Тогда, значит, он попросил тебя, чтобы ты…

– Да.

Ева отодвинулась от него, выпрямилась, и глаза ее засветились особым блеском.

– Слушай, это же великолепно. Сколько он тебе дает? Ну, уж никак не меньше половины. Это его долг, ты должен настаивать! Михаэль, что же ты сразу не рассказал мне?! Ведь мы одним махом разрешим все наши проблемы! И сможем пожениться! – Она радовалась совсем как ребенок.

– Ты что, спятила? – крикнул он зло. – Ева, пожалуйста, возьми себя в руки! Ты что же, совсем не знаешь меня? Естественно, я не пошел на это. Как ты могла хоть на секунду подумать такое?

– Не пошел? – Радость на ее лице мгновенно потухла.

– Конечно, нет. Это явилось бы нарушением клятвы, обманом и даже должностным преступлением. И, кроме того, как я могу взять на себя такую ответственность, если благодаря нашему ложному заключению убийцу отпустят на свободу?

– Вот теперь ты становишься нелогичным. – Голос Евы стал жестким. – Ты же сам только что сказал, что вообще еще рано утверждать, виновна она или нет.

– Действительно рано, до тех пор, пока дело не рассмотрят в суде, и не будет вынесен приговор. Но приговор-то может быть справедливым только в том случае, если каждый свидетель и каждый эксперт говорит правду, понимаешь, правду! Вот в чем дело. Суд должен найти истину, а мы обязаны помочь ему!

– А обо мне… о себе… о нас… об этом ты совсем не подумал! – закричала она в бешенстве. – Если Лилиан Хорн виновна, она так и так понесет наказание, и совершенно безразлично, каким будет твое заключение, а если невиновна, тем лучше, тогда тебе незачем будет упрекать себя, что ты действовал против нее!