Джек пригубил шампанское. На поверку в бокале оказалась яблочная шипучка.
— Мы по-прежнему на посту, — ответил Бриггс на вопросительный взгляд Джека. — Твое здоровье, Джек!
— Ваше здоровье, сэр.
Бриггс уселся за стол. Близился вечер, и дневные хлопоты по обеспечению безопасности постепенно сходили на нет. Джеллимен был на своем последнем официальном мероприятии — на банкете в обширном здании «Квантекса», где воздавал должное научным, промышленным и художественным достижениям Рединга. Джека и Мэри вызвали в кабинет Бриггса довольно неожиданно, и они очень удивились, застав там Браун-Хоррокса. Тот по-прежнему был в синем комбинезоне, слишком коротком для него: бледные лодыжки торчали из штанин как минимум на семь дюймов.
— Команда ликвидаторов отправилась к дому доктора Карбункула. Они собираются накрыть его бетонным саркофагом, поскольку не рискуют даже трогать бородавку с места, — сообщил Бриггс. — Музей ноги просто залит бактерицидами и закрыт на полгода. Я беседовал с руководителем Центра контроля контактных инфекций. Они говорят, что с радостью пожали бы вам руку без латексных перчаток, — с их стороны это великая честь.
— Да, но как же Лола и Пемзс, сэр?
Бриггс покачал головой.
— В Европе они не найдут убежища. Преднамеренное распространение заразной болезни — серьезное обвинение. Полиция всего континента, без сомнения, будет начеку.
Джек злился. Благодаря сообщениям очевидцев отследить передвижения Пемзса и Лолы по югу Англии не составило труда. Затем они вылетели из Лалворта и направились через Ла-Манш. Французы выслали на перехват два патрульных самолета. Но через три часа они были отозваны, поскольку «хорнет мот» так и не появился.
— Ты видел свежие газеты? — спросил Бриггс.
Он показал Джеку последний номер «Жаба», в котором содержался блестящий отчет о невероятной драме, разыгравшейся сегодня в Рединге, и на Джека изливалось столько же хвалы, сколько вчера — грязи.
— Все идет ужас как хорошо. Пресса жаждет твоего заявления. Может, ты придумаешь себе какую-нибудь эффектную фразу вроде… ну… «дело закрыто» или что-нибудь в этом роде?
— Я бы тогда соврал, сэр.
— То есть?
Браун-Хоррокс оторвался от заметок, сильно пострадавших в автоклаве, и поднял голову.
— Что-то не так, — уныло сказал Джек. — Пемзс планировал убить Шалтая, но он не убивал. Его кто-то опередил.
— С чего ты взял?
— Лола сказала, что ей полагалось унаследовать акции Шалтая после безвременной гибели супруга в «зефире». Будь она замешана в этом деле с самого начала, то знала бы, что его застрелили. Тогда почему она говорила про «зефир»? Они именно так намеревались от него избавиться, но жизнь внесла свои коррективы. Затем, когда мы пришли к ней во второй раз и стали задавать неудобные вопросы о новой жене Болтая, они решили взорвать в «зефире» нас.
— Да? — усмехнулся Бриггс. — И это единственная причина твоих сомнений?
— Именно. Шалтая убил кто-то другой.
— И кто?
— Киллер, работающий на Соломона Гранди.
— Да не дури ты! Это мы уже проходили. Гранди сказал, что он в курсе жениных измен и что ему все равно. Мне нужны доказательства, Джек, доказательства!
— Мало ли что он говорит, сэр. На том самом благотворительном вечере Гранди отверг предложение приобрести тридцать восемь процентов акций Шалтая за десять миллионов. Чарльз Пьютер объяснил мне, что такая цена ниже плинтуса. Гранди должен был ухватиться за этот шанс, а он не стал этого делать. Он знал, что нет смысла суетиться, ведь Шалтаю оставалось жить не более трех часов. Гранди знал это, потому что уже нанял киллера. И вся эта комедия с «понимающим мужем» работала лишь прикрытием — Гранди очень переживал из-за шашней своей жены.
— А Винки?
— Он наверняка узнал убийцу. Это был кто-то с фабрики «Пропалл», где Вилли работал.
Бриггс побарабанил пальцами по столу и переглянулся с Браун-Хорроксом. Затем набрал в грудь воздуху.
— Отказ заплатить десять миллионов за сомнительные акции — это, несомненно, самое слабое доказательство из всех, какие мне когда-либо предъявляли. Ты ошибаешься. Лола могла просто перепутать, упомянув «зефир».
Джек закусил губу. Бриггс был прав. Версия действительно выглядела высосанной из пальца. Как ни печально, но значение имела не истинность утверждения, а его доказуемость.
— Я согласен, основательности моим выкладкам не хватает, сэр.
Несколько мгновений они смотрели друг на друга.
— Да, более чем не хватает, — сказал наконец Бриггс. — И они в лучшем случае некстати. У меня полная комната прессы, жаждущей узнать, как именно Пемзс убил Шалтая.
— Позвольте выдвинуть предложение, — вклинился Браун-Хоррокс.
— Конечно, — позволил Бриггс.
— Я поговорил с издателями «Криминального чтива», и им очень понравилась эта цепочка «педикюр — биотерроризм — сказки-считалки», так что они возьмут все, что у вас есть. Беспрецедентный случай. Я предлагаю представить историю для читателя таким образом, чтобы Пемзс действительно убил Болтая. Мне неприятно это говорить, но лишние навороты, ложный след и незаконченные сюжетные линии сильно подпортят публикацию.
Воцарилось молчание.
— Он прав, — сказал Бриггс. — Пока Пемзс не сел, дело в любом случае остается открытым. Если мы опубликуем те сведения, о которых упомянул Браун-Хоррокс, то это пойдет на пользу полиции, а тебе поможет вступить в Лигу.
Джек промолчал, и Бриггс, почувствовав, что тот чего-то недоговаривает, зашел с другой стороны:
— До меня уже дважды сегодня дозванивался начальник полиции. Он считает, что нам не следует распускать ОСП, а тебя надо повысить до старшего инспектора. Он не слишком обрадовался, узнав, что все дело об убийствах в Андерсеновском лесу Звонн сфабриковал. По мнению начальства, неплохо бы выдвинуть из рядов Редингского управления еще кого-нибудь, на всякий случай. Он готов оказать тебе любую посильную помощь, дабы ОСП достиг такого же успеха, как Звонн. Времена меняются, Джек, и мы обязаны меняться вместе с ними. Одобрение общественности — это валюта, которой мы не можем разбрасываться. Конечно, все будет зависеть от твоего умения подыграть. Ты поднялся на очередную ступеньку, Джек. Ставки повысились — но и награда тоже.
Бриггс и Браун-Хоррокс выжидательно смотрели на инспектора Шпротта.
Джек задумчиво уставился в пол. Он бы не отказался от почета, престижа, прибавки к жалованью и собственного места для парковки. Да и старшим инспектором стать не помешало бы. Но больше всего он мечтал, чтобы в ОСП все осталось как есть. Однако две вещи за последние несколько дней он усвоил твердо: что «Криминальное чтиво» и Лига не имеют права превращать убийство, трагедию и насилие в рыночный товар на потеху публике и что ни в коем случае нельзя приближаться к тридцатисемикилограммовой бородавке.
Он вздохнул.
— Вот так, наверное, и начинал Звонн. Умолчал кое о каких мелочах здесь, немножко приукрасил там. Дело не в том, как лучше, а в том, как правильнее. Звонн перепутал одно с другим и подмочил не только собственное реноме, но и репутацию полиции да и правосудия в целом. Полный отчет по делу Шалтая я передам вам в понедельник утром вместе с рекомендациями касательно Соломона Гранди. А теперь извините, я должен пойти поблагодарить ребят.
Джек подошел к лифту, нажал кнопку вызова и повернулся к Мэри.
— Понимаете, сержант, принципы стоят денег. И если я чему-то и научился за последние пять дней, так это…
— Сэр, — перебила его Мэри, прежде чем он успел разразиться несомненно нудной речью о нравственном релятивизме, — вы действительно верите, что Шалтая убил Гранди?
— Боюсь, что да. Но Бриггс прав. Доказать это будет очень трудно. Нам придется добыть признание у самого киллера о том, что его нанял Гранди.
— Мы можем заняться этим в понедельник, сэр.
Едва двери лифта открылись, к ним бросился Браун-Хоррокс.
— Я не передумаю, — сказал Джек.
— Нет-нет, — быстро объяснил Браун-Хоррокс, — день еще не закончен, а в мои обязанности входит наблюдение и за вашей личной жизнью, хотя, судя по тому, что вы мне рассказали о вашем прискорбно тихом и моногамном житье-бытье, ничего интересного тут не предвидится. И все же приказ есть приказ.