— Грин установил на дне озера большие гидравлические аппараты для подъема воды, которые ходят вверх и вниз, чтобы зимой создавать впечатление атлантического шторма. Здесь имеется корабль с рваными парусами и потрепанным такелажем — тоже на гидравлических подъемниках, чтобы всплывать и тонуть в мгновение ока.

— А для чего? — спросила Мэри.

— Для развлечения лорда Пемзса и его гостей. В двадцатые и тридцатые годы «Пемзс» была богатейшей компанией в Рединге, даже крупнее, чем «Саттон сидс» или «Хантли энд Палмерс».[52] Соответственно и вечеринки у Пемзса устраивались самые роскошные.

— А мне бы надоело смотреть, как все время всплывает и тонет корабль.

— Лорду Пемзсу тоже надоедало. Корабль можно было снять и заменить семидесятитонным фонтаном из каррарского мрамора, изображающим сражение Посейдона с морским чудовищем. Вон там находилось поле, где играли в воздушное поло на самолетиках «Джипси мот». Думаю, это было замечательное развлечение.

Несколько минут они молча ехали, разглядывая странные чудеса, открывавшиеся за каждым поворотом. Когда дорога выровнялась и под шинами отзвучали последние аккорды «Иерусалима», они свернули за угол и оказались перед причудливой и несообразной громадой Касл-Пемзс.

Не исключено, что определение «сюрреалистический» изобрели специально для характеристики резиденции Пемзсов. Все в нем отступало перед лицом эстетической условности. Определить количество этажей в Касл-Пемзс не представлялось возможным, поскольку окна разной величины и формы были разбросаны по стенам абсолютно случайным образом. Все пять башенок торчали под разными углами и кренились в разные стороны: три спиралью уходили в небо, две сплетались верхушками. Цинковые желоба на крыше, выложенной шиферной плиткой семи оттенков, отводили воду через горгулий, изображавших всех британских премьер-министров начиная с 1726 года. Часть кровли поддерживалась арочными контрфорсами, некоторые из них были выполнены в готическом стиле, остальные — в виде живых ветвей дерева. Один контрфорс простирался вниз на семьдесят футов и заканчивался в ярде от земли.

Джек и Мэри медленно подъехали к парадной двери и припарковались там, где их ждал седой слуга во фраке и белых перчатках.

— Добрый день, — произнес дворецкий, слегка наклонив корпус. — Мое имя Ффинкворт. Я слуга Пемзсов. Соблаговолите последовать за мной.

Они подошли к парадной двери, имевшей вид покосившейся трапеции. Странно, но им показалось, что между двумя круговыми полосами латуни, охватывавшими здание по периметру, виднеется зазор. Более того, сам дом вращался!

— Касл-Пемз построен на поворотном круге, — объяснил Ффинкворт с ноткой гордости в голосе. — Мощные электромоторы в основании дома вращают его в любом направлении, чтобы его лордство из своего кабинета мог лицезреть розарий или озеро — все, что ему будет угодно. При не столь суровой погоде, — добавил Ффинкворт, — мы можем даже следовать за солнцем, дабы малая столовая была освещена весь день.

Они вступили на вращающуюся платформу, сооруженную с такой точностью, что движения вообще не замечалось. Дворецкий отступил в сторону, пропуская их, и детективы вошли внутрь, миновав пару гигантских бронзовых муравьедов, охранявших косую входную дверь.

Потолок холла подпирали беспорядочно установленные разномастные колонны. Одни были ионические, другие коринфские, некоторые дорические, отдельные и вовсе египетские. Остальные представляли собой смесь всех четырех стилей. Пол был выложен белыми и черными мраморными плитками в шахматном порядке, да только все плитки имели разную форму. Ни в какой отчетливый узор они не складывались, но, если долго смотреть, голова начинала кружиться.

— Интересно… — начал было Джек, но Ффинкворт уже исчез.

— Жутковато, правда? — шепнула Мэри, прислушиваясь к тихому поскрипыванию дома, незаметно поворачивавшегося на платформе.

Джек хотел поближе взглянуть на висевшие вверх ногами картины, но тут услышал знакомый голос.

— Инспектор! — воскликнул Рэндольф, улыбаясь. — Как приятно снова видеть вас!

— Сержант Мэри! Надеюсь, мозоль на втором пальце левой ноги не слишком вам досаждает?

— Откуда вы знаете?

Он скромно улыбнулся.

— Я образованный и опытный ноговед, сержант. Ваша походка для меня — открытая книга. Вы впервые внутри Касл-Пемзс?

Оба кивнули.

— Он официально считается одним из семи чудес Рединга, — гордо сказал Пемзе. — Чаю хотите?

— Спасибо.

— Первый дом был построен в тысяча восемьсот девяносто втором, — рассказывал хозяин, ведя их по зеркальному коридору. — Неоготическое сооружение чудовищных пропорций. Зал, коридор и дверные проемы были сделаны такими огромными, что мой дед разъезжал повсюду на «форде-Т».

— А интерьерам это не вредило? — спросила Мэри.

— Пара царапин, только и всего. Дворец был по-настоящему поврежден во время гонок тысяча девятьсот двадцать четвертого года. Столкновение трех машин в главном зале привело к тому, что всю дубовую обшивку между библиотекой и курительной пришлось заменить. — Он рассмеялся, представив себе масштаб разрушений. — Возле лестницы сделали общий поворот. Большой зал стал финишной прямой. Мне рассказывали, что в оранжерее было трудновато подрезать, зато в картинной галерее гонялись в два ряда. Мой дед установил рекорд в восемьдесят шесть целых сорок две сотых мили в час на «Дилейдж тэлбот S-27». При этом он потерял машину и левую ногу.

Рэндольф остановился перед стеклянной витриной с выставленным в ней куском искореженного металла.

— Это часть турбокомпрессора «дилейджа». Два года назад мы обнаружили его на дереве в полумиле отсюда. Славные, славные деньки. Сюда, пожалуйста.

Он повернул налево, открыл клепаный стальной люк и повел их по коридору, напоминавшему внутреннюю часть подводной лодки. Сходство усугублялось капавшей с кранов водой и звуками отдаленных взрывов глубинных бомб.

— Все это, разумеется, кончилось плохо. На девятом кругу граф Игорь Дебровник вылетел на своем семилитровом «фиате» с верхней лестничной площадки, пробил витражное окно и проломил крышу часовни. Через несколько минут граф Садбери, спутав направление, влетел на своем «райлтоне» на скорости семьдесят миль в час в отдел антикварных книг, нанеся невосполнимый ущерб нескольким ранним изданиям Бэкона. К концу гонки с десяток других несчастных случаев превратили интерьер дома в руины, потому в тысяча девятьсот двадцать шестом году мой дед решил его перестроить при помощи блестящего, но сумасшедшего Вольфганга Калигари.

Лорд Пемзс отодвинул панель, и они оказались в комнате, уставленной старинными каменными кхмерскими изваяниями. Посреди возвышалось огромное фиговое дерево. Здесь было жарко и повсюду в изобилии росли тропические растения. Пока они глазели по сторонам, мимо пролетел попугай и уселся на каминную полку.

— Мы называем эту комнату «Ангкор-Ват»,[53] — сказал Пемзс. — Крыша — средневековая, сводчатая, а окна — точное воспроизведение западного фасада в Шартре,[54] только чуть повыше.

Он предложил им устраиваться на диване, совершенно не к месту поставленном на персидском ковре посреди комнаты. Чай уже подали.

— Замечательный дом! — сказала Мэри.

— Когда его построили, никто так не считал, — ответил Пемзе, разливая чай. — Ругали на все корки, как и прочие великие здания. От простого «уродливо» и более откровенного «безвкусно и лишено стиля» вплоть до явного преувеличения «творение Мефистофеля». В этом и все, и ничего, и еще кое-что. Сахару?

— Спасибо.

— Итак, — произнес хозяин, как только они взяли по чашечке чая, — у вас появились новые вопросы, инспектор?

— Несколько. Не догадываетесь ли вы, каким образом Болтай собирался поднять стоимость акций «Пемзс»?

— Я очень много думал об этом со времени нашей последней встречи, — ответил лорд, — но так и не пришел ни к какому выводу.