— Отлично. Финч, говорите? В Шропшире?

— Нортон-корт, сэр. Недалеко от Бриднорта.

— Это там была крупная кража?

— Да, сэр, и как раз во время моего пребывания. Полиция считает, что действовал вор-форточник.

— Так, наверное, и есть.

— Я уверен, сэр. Этим негодяям ничего не стоит вскарабкаться по внешней стене здания. Отрадно сознавать, что все драгоценности были застрахованы. В таком случае, я забираю веши и вернусь завтра.

Гораций вышел из кабинета очень довольный. Мысль об утраченных ста фунтах по-прежнему жалила, как змея, но он был человек практичный и понимал, что, не вкладывая, не заработаешь. Просто не хотелось бы вкладывать так много, и мысли его на пути через холл были мстительны. Горация порадовала бы весть, что Юстас Коулман, спеша положить в банк сто фунтов, поскользнулся на банановой кожуре и вывихнул ногу

Он как раз собирался свернуть в буфетную, свою новую штаб-квартиру, когда изумленный голос окликнул его сзади.

— Эпплби! — сказал голос.

Гораций несколько испугался. Его душевное равновесие отнюдь не восстановилось, когда, развернувшись, он узнал в говорящей мисс Уиллард, которая работала в Нортон-корте сиделкой, когда он состоял там в ранге дворецкого. Менее всего он нуждался в знакомцах из недавнего прошлого.

Однако суровое ремесло приучило Горация носить личину. Ничуть не выказав внутреннего смятения, он сказал:

— Доброе утро, мисс.

— Никак не думала вас здесь встретить! Вы ведь меня помните?

— Разумеется, мисс. Вы были в Нортон-корте, ухаживали за вдовствующей леди Финч.

— Сейчас я ухаживаю за теткой мистера Бонда. Как вас занесло в Мэллоу-холл?

— Я замещаю дворецкого, мистера Коулмана.

— Странно. Не слышала, что он уходит.

— Неожиданный поворот событий. Его спешно вызвали домой.

— А вы случайно проходили мимо и предложили свои услуги?

— Не совсем так, мисс. — Гораций снисходительно улыбнулся. — Я — двоюродный брат мистера Коулмана. Меня попросили известить его о тяжелой болезни отца. Чтобы он смог поспешить к недужному, я вызвался заменить его в качестве дворецкого.

Ах, если бы Гораций мог вернуть эти слова! Слишком поздно он вспомнил, что и к сэру Руперту поступил на место дворецкого, спешно вызванного к больному отцу. Мисс Уиллард, особа проницательная, вполне могла прийти к определенным умозаключениям.

Гораций не ошибся. В отличие от сэра Руперта и леди Финч, для которых он всегда был женой Цезаря, Джил частенько задумывалась, не связан ли этот внешне безупречный человек с пропажей драгоценностей. Странно, думала она, что вор точно знал, где искать знаменитые жемчуга. То ли он обладал сверхъестественным чутьем, то ли в доме имелся сообщник — например, дворецкий. Она не высказывала своих соображений, ибо от сиделок не ждут детективных расследований, но и отделаться от них не могла.

Теперь ее подозрения обрели новую жизнь. Подобно Юстасу Коулману и Аде Кутс, Джил любила детективы, и обширное чтение принесло плоды. О повадках преступного мира она знала практически все. Гораций, прежде лишь один из подозреваемых, окончательно занял место персонажа, отлично известного любому читателю детективов как «наводчик». Преуспев в Нортон-корте, он теперь намеревается осуществить свои гнусные планы в Мэллоу-холле.

— Ясно, — беспечно отвечала она, потому что тоже умела носить личину. — Что ж, надеюсь, вам здесь понравится.

— Я в этом уверен, мисс. Мистер Бонд — крайне любезный молодой человек, и, разумеется, я знаю свою работу досконально.

Джил не сомневалась, что это так, если под словом «работа» они разумеют одно и то же. Едва выждав, пока он уйдет, она вихрем устремилась в кабинет. Разумеется, Майк не заслужил, чтобы его предупреждали о нависшей над домом опасности, и Джил, по доброте сердца, решила презреть обиду. Она влетела в кабинет, преисполненная самого искреннего рвения.

Майк сидел над бумагами. Он поднял усталый, отрешенный взгляд.

— Да? — сказал он.

Стакан холодной воды в лицо и то не произвел бы столь сильного действия. Джил вспыхнула от праведного негодования. «Да?» сказал он тоном, подразумевающим, что самое ее общество ему утомительно. И это человек, который две недели назад, не прерви их, сделал бы ей предложение! Тут Джил не испытывала ни малейших сомнений. В ухажерах, как выразился бы Гораций, у нее недостатка не было; нескольким уже пришлось отказать, и всякий раз перед решительным объяснением у молодого человека внезапно садился голос, в точности как тогда у Майка. В изображении больного ларингитом Майк даже превзошел остальных.

Больше всего Джил хотелось разразиться гневной тирадой (на что девушка в такой ситуации безусловно имеет полное право), однако она решила, что лучше повести себя с женским достоинством, и сказала:

— Не могли бы вы уделить мне минутку?

— Да?

Оскорбительное слово, прозвучавшее во второй раз, решило исход дела. Джил поняла, что Майк заслужил свою участь. Если однажды вечером Гораций Эпплби и его сподручные вынесут все содержимое Мэллоу-холла — что ж, поделом. Будет урок: впредь не говори «Да?» девушкам, которые желают тебе помочь. В приступе злости она сама охотно помогла бы собрать и упаковать ценности.

— Ничего, пустяки, — сказала она.

Дом Горация Эпплби (21, Кроксли-род, Вэлли Филдс, что под Лондоном), был мил и уютен, хотя его хозяин и мечтал со временем перебраться на Французскую Ривьеру. Увы, с этим шагом приходилось повременить — человек в столь деликатном положении вынужден соблюдать осторожность. Неизбежно возникнет вопрос: откуда у него столько денег, и Горацию ответить было бы непросто. Поэтому вот уже несколько лет он жил в этом славном предместье, в доме под несколько пугающим названием «Упокоение».

Жизнь в лондонском предместье, при всей своей скромности, не лишена преимуществ. Такой дом не требует большого штата прислуги. Гораций обходился без дворецкого, судомойки, старшей и младшей горничных: с уборкой и готовкой вполне справлялся Ферди Муха. Готовил он хуже, чем взбирался по стенам, но в одном ему не было равных: он великолепно жарил яичницу.

Превосходная глазунья с ветчиной стояла перед Горацием наутро после визита в Мэллоу-холл, однако тот не уделял ей должного внимания. Он думал об Аде Кутс.

Гораций Эпплби не был дамским угодником. В юности он пережил несколько мимолетных увлечений, но с годами остепенился и полностью посвятил себя бизнесу. Собственно, он относился к противоположному полу примерно как Юстас Коулман, в чьей жизни, после неудачного опыта семейной жизни, женщины не играли практически никакой роли.

Ада тем не менее произвела на Горация неизгладимое впечатление, хотя он и сознавал, что внешность новой знакомой не лишена недостатков. Ее личико, хоть и приятное, не погнало бы в дальний путь тысячи судов,[40] коренастая же фигура вполне подошла бы игроку в регби. Однако Гораций вспоминал о ней с сентиментальной теплотой. С лица не воду пить, думал он. Куда важнее женские добродетели, которые так трудно сыскать. Ими Ада Кутс была наделена в достатке, и особенно умением готовить.

Она не преувеличивала, говоря о своих кулинарных талантах. Вчерашний ужин стал для Горация откровением. Такой стряпни не подавали даже в доме сэра Руперта Финча, чей француз-повар гремел на весь Шропшир. Простая пища — мясо с почками в тесте, два овощных гарнира и домашний пудинг — но каждый кусочек таял во рту. Вчера, украдкой расстегивая нижнюю жилетную пуговицу, Гораций прекрасно сознавал, что переживает нечто необычайное.

От прогулки по аллее воспоминаний его оторвал Ферди Муха. Вчерашний ужин у Ады заставил Горация припоздниться, а его служитель укладывался спать рано, так что возможность побеседовать представилась им только сейчас.

Ферди был щуплый, сморщенный, с постоянно озабоченным лицом человека, которому частенько приходится удерживаться на высоте сорока футов исключительно силой природного дарования. Жизнь домушника состоит не из одних радостей. Горация он приветствовал с почтением и любовью, достойными этого великого ума.