— Думаю, вам стоит задуматься о реплантации.

— Кэти, вы только что сказали, что она сломает любую другую Душу. Не знаю, соглашусь ли я с вами… возможно, вы всего лишь выполняете свою работу и пытаетесь меня утешить. Но если она и правда так сильна, нечестно передавать ее кому-то другому только потому, что я «не справилась». Вы бы согласились ее взять?

— Я не хотела вам говорить, чтобы не расстраивать.

— Это значит, что…

— Вряд ли это тело признают годным для повторного использования.

— О-о!

По спине побежали мурашки, причем ужас охватил не только меня.

Мысль показалась неприемлемой. Я так легко не сдамся. Все долгие годы, пока моя последняя планета — мир Водорослей, как ее здесь называли, — вращалась вокруг своих солнц, я ждала. И хотя постоянно ощущать себя вкопанной оказалось куда сложнее, чем представлялось, хотя жизнь Водоросли показалась бы вечной на этой планете, я не сменила тело, до конца прошла жизненный цикл носителя.

Отказ от тела выглядел расточительством, неблагодарным и неправильным, насмешкой над Душами, над самой нашей сутью. Мы делали наши миры лучше — в противном случае мы их просто не заслуживали. Вдобавок мы были бережливы. Все, что нам доставалось, мы улучшали, делали более красивым и мирным. А люди, грубые и разнузданные, так часто убивали друг друга, что убийство стало частью их жизни. За тысячелетия они изобрели разнообразные истязания: даже сухие официальные выкладки приводили меня в ужас. Войны бушевали почти на каждом континенте — узаконенное убийство, убийство по приказу, порочное и весьма эффективное. Представители мирных наций отворачивались, чтобы не видеть, как их сородичи умирают от голода на их пороге. Богатые ресурсы планеты распределялись неравномерно. И что самое мерзкое, их отпрыски — новое поколение, на которое мой вид чуть ли не молится, надежда на будущее — слишком часто становились жертвами жутких преступлений. И виноваты в этом не незнакомцы, воспитатели и опекуны. Страшными ошибками и алчностью люди подвергли опасности весь земной шар. Сравнивая вчерашний день с сегодняшним, нельзя не признать, что благодаря нам Земля стала лучше.

«Вы уничтожаете целые виды, а потом похваляетесь друг перед другом».

Я сжала руки в кулаки.

«Вот избавлюсь от тебя — и дело с концом», — напомнила я ей.

«Валяй, узаконь мое убийство». Я блефовала, но и Мелани тоже.

О, она-то верила, что хочет умереть. В конце концов, она же бросилась в шахту лифта. Но это был миг паники и поражения. Совсем другое дело — смотреть на происходящее со стороны, с лучшего места в первом ряду. Я чувствовала, как адреналин — адреналин, вызванный ее страхом, — заструился по жилам при мысли о более сговорчивом теле.

Хорошо бы снова быть одной. Ни с кем не делиться. Восторженно познавать этот мир, такой волнующий и новый, не отвлекаясь на злобное выселенное нечто, которому давно пора выметаться из чужой головы, где ему больше не рады.

Я рассматривала эту возможность, и где-то на задворках моего разума Мелани испуганно вздрогнула…

Меня передернуло от одной мысли об отказе от тела. Мне, Страннице, сдаться? Опустить руки?

Признать свое поражение и попытаться еще раз, в другом — безвольном, но беспроблемном — носителе?

Я покачала головой. Об этом не может быть и речи.

К тому же… это стало моим телом. Я привыкла к нему. Мне нравилось каждое движение его мышц, каждый сгиб суставов и натяжение сухожилий. Я свыклась с отражением в зеркале. Загорелая кожа, острые скулы, копна шелковистых рыжеватых волос, карий омут глаз — все это было моим.

Я нуждалась в себе. И не хотела, чтобы то, что мне принадлежало, разрушили.

За окнами смеркалось. День, слишком жаркий для марта, все длился и длился, словно не желал закончиться и освободить меня. Хлюпая носом, я комкала в руке платок.

— Кэти, вам, наверное, пора. Курт будет волноваться.

— Он поймет.

— Я же не могу тут вечно сидеть. К ответу мы так и не приблизились.

— Быстрые решения не по моей части. Вы ведь настроены против смены носителя…

— Да.

— Значит, понадобится время. От бессилия я сжала зубы.

— Все пройдет гораздо быстрее и легче, если вы примете помощь.

— Я не пропущу ни одного приема, обещаю.

— Надеюсь, что не пропустите, хотя я не совсем это имела в виду.

— Вы хотите сказать… помощь со стороны? — Вновь пережить сегодняшнее унижение на глазах у незнакомца?! — Вы прекрасная Утешительница — одна из лучших.

— Я говорю не о другом Утешителе. — Она растянулась в кресле. — Скажите, Странница, у вас есть друзья?

— Коллеги по работе? Я почти каждый день вижусь с другими преподавателями. С некоторыми студентами общаюсь после занятий…

— Вне школы?

Я тупо на нее уставилась.

— Человеческим носителям нужно общение. Вы не привыкли к одиночеству, дорогая. Вы делились мыслями с целой планетой…

— Там особо не разгуляешься… — Шутка не удалась.

Едва улыбнувшись, Кэти продолжила:

— Вы так отчаянно боретесь со своей проблемой, что ничего вокруг не замечаете. Возможно, вам как раз стоит расслабиться. Вы говорили, что Мелани не проявляет активности во время лекций… ее клонит в сон. Возможно, общение с вашими коллегами также заставит ее скучать.

Я задумчиво морщила губы. Мелани, расслабленная долгим сеансом терапии, с отвращением отреагировала на подобное предложение.

Кэти кивнула.

— Забудьте о ней, это ваша жизнь.

— Звучит разумно.

— К тому же у этих тел есть физические потребности, и притом весьма специфические. Инстинкт размножения — самое сложное, с чем нам — тем, кто был в первой волне, — пришлось столкнуться. Поверьте мне, люди замечают, если эти инстинктивные порывы не контролируются. — Она улыбнулась, закатила глаза и, не увидев ожидаемой реакции, со вздохом скрестила руки. — Да ладно вам, Странница. Вы же знаете, о чем я.

— Да уж, — пробормотала я. Мелани беспокойно шевельнулась. — Я ведь рассказывала вам о снах…

— Нет, речь не о воспоминаниях. Ваше тело никогда ни на кого не реагировало — чисто на химическом уровне?

Я хорошенько обдумала ее вопрос.

— Что-то не замечала.

— Вы бы заметили, поверьте. — Кэти с усмешкой покачала головой. — Иногда бывает полезно присмотреться, знаете ли.

Отвращение Мелани растворилось в моем. Кэти заметила мою гримасу.

— Не позволяйте ей решать, с кем вам общаться. Не позволяйте управлять вами.

Мои ноздри раздулись. Я подождала, сдерживая гнев, к которому так и не успела привыкнуть.

— Она не управляет мной. — От гнева защемило горло. — Вы-то не особо утруждались поиском партнера. Может, и вами управляли?

Не обращая внимания на мою злость, она обдумала вопрос.

— Может, и так, — наконец произнесла Утешительница. — Сложно судить. Но ваша мысль мне понятна. — Она зацепила нитку из шва на блузке и словно вдруг осознав, что не смотрит мне в глаза, решительно сложила на груди руки и распрямила плечи. — Кто знает, что достается нам от каждого носителя, независимо от планеты? Полагаю, лишь время может ответить на этот вопрос. Затихнет ли она сама, отойдет ли в сторонку, позволив вам выбрать кого-то помимо этого Джареда, или же… что ж, Искатели свое дело знают. Они уже его ищут, и, может быть, вы им поможете, что-то вспомните.

Я похолодела: до меня постепенно доходил смысл ее слов — но Утешительница, кажется, ничего не заметила.

— Может, им удастся найти возлюбленного Мелани, и вы сможете быть вместе. Если его чувства так же сильны, как ее, полагаю, новая Душа не устоит.

— Нет! — Не знаю, кто из нас закричал. Может, и я. Меня затрясло от обуревавшего ужаса, и я вскочила.

Слезы, которые только что текли ручьем, высохли, дрожащие руки сжались в кулаки.

— Странница?

Но я уже бежала к двери, давясь словами, которые нельзя произносить, которые явно принадлежали ей, но отчего то казались родными и понятными. Они не могли быть моими. Их нельзя произносить.