Следующие три дня я прочесывал залив в судне, взятом напрокат в Помпеях, — медленной лодке с тупым капитаном, который не мог или не хотел понять, как я спешил. Я опять искал «Исиду Африканскую», и опять это казалось напрасной тратой времени. Каждый вечер я возвращался на постоялый двор, истощенный и мрачный. В первый день поздно вечером Петроний начал приходить в сознание. Он казался очень тихим и растерянным изза своего состояния, однако был самим собой. Но даже его постепенное выздоровление не могло улучшить мое кислое настроение. Как я и ожидал, Петро ничего не мог вспомнить о нападении.

На третий день я написал Руфу с предложением объединить силы. Я рассказал ему, что случилось, и назвал новое обвинение против Пертинакса: покушение на убийство римского стражника, Луция Петрония Лонга. Парень, которому я поручил передать сообщение, вернулся с просьбой приехать домой к Эмилию. Ларий отвез меня на повозке с Нероном.

Руфа не было дома. Это его сестра хотела меня видеть.

Я встретился с Эмилией Фаустой в холодной комнате, где тяжелая тень от орехового дерева на улице падала прямо на открытое окно. Она казалась меньше и худее, чем когдалибо. Ее бледность усугубляли нелестные тона безвкусного платья зеленоватоголубого цвета.

Я был зол.

— Я ждал твоего брата. Он получил мое письмо? — Предчувствовав мою реакцию, она виновато кивнула. — Понятно! Но он продолжит охоту без меня?

— Мой брат говорит, что осведомители не принимают участия в жизни общества…

— Твой брат слишком много говорит! — Я дал ей понять, что злился; я потратил время на дорогу и потерял целый день поисков.

— Мне очень жаль, — осторожно перебила меня Эмилия Фауста, — твоего друга. Его сильно ранили, Фалько?

— Тот, кто его ударил, хотел снести комуто голову.

— Ему?

— Мне.

— Он поправится?

— Мы надеемся. Больше ничего сказать не могу.

Она сидела на плетеном стуле, вокруг колен был завернут длинный шарф с бахромой. У нее было застывшее выражение лица, а голос звучал сухо и монотонно.

— Фалько, это точно, что напал Пертинакс Марцелл?

— Ни у кого больше не было мотива. Многие люди не любят меня; но не так сильно, чтобы хотеть убить!

— Мой брат, — продолжала она, — считает преимуществом то, что Крисп и Пертинакс сейчас вместе…

— Твой брат ошибается. Пертинакс полностью утратил нравственность; эти дикие нападения — были и другие — показывают весь размах его морального падения. Криспу нужно лишь избавить его от грандиозных идей.

— Да, Фалько, — тихо согласилась Фауста.

Задумчиво разглядывая ее, я сказал:

— Веспасиан не согласен с его политикой, а тебе не нравится его личная жизнь — но это не влияет на его потенциал в государственной службе.

— Нет, — подтвердила она с грустной улыбкой.

В ожидании у меня зазвенело в ушах.

— Вы хотите дать мне коекакую информацию, госпожа?

— Возможно. Мой брат договорился встретиться с Криспом, чтобы арестовать Пертинакса. Я боюсь, что может произойти. Секст бывает импульсивным…

— Секст? О, твой брат! Я полагаю, Пертинакс ничего не знает о том, что они договорились на эту дружескую встречу? — Интересно, сделал ли Ауфидий Крисп свой выбор: сохранить расположение Веспасиана, выдав беглеца. А может, он просто скрывался за этой суматохой, прежде чем сам попытается претендовать на трон. При этом тут он, возможно, заблуждался: Эмилий Руф пытался схватить Пертинакса, чтобы можно было въехать в Рим в лучах славы… В этом великом проекте, как я заметил, никто не запланировал никакой активной роли для меня. — Эмилия Фауста, где они встречаются?

— На море. Мой брат еще до обеда уехал в Мизены.

Я нахмурился.

— Было бы умнее с его стороны не доверять морякам. У Криспа есть близкие союзники среди капитанов триер…

— Так же, — более сухо призналась Эмилия Фауста, — как и у моего брата!

— А! — сказал я.

Сменив тему, девушка резко спросила:

— Что я могу послать, чтобы помочь твоему другу и его семье?

— Ничего особенного. Спасибо, что предложила…

Как в большинстве случаев, Фауста, казалось, ожидала получить отказ.

— Ты думаешь, что это не мое дело.

— Правильно, — сказал я. Мне в голову пришла мысль, которую я отогнал, поскольку это было бы предательством по отношению к Петронию.

Я видел, что Эмилия Фауста относилась к тому типу людей, которые легко могли от страстной одержимости Криспом перейти к простодушному увлечению кемнибудь довольно глупым, чтобы выслушивать ее проблемы. Это не новый сценарий. Будучи крупным, терпеливым человеком, любящим посадить себе на колено чтонибудь изысканное и обнимать, мой сосед по палатке Петроний оставил в своей памяти много горячих молодых девушек, которые относились к нему как к своему спасителю по причинам, о которых я слишком стеснялся спросить. Они обычно оставались друзьями. Так что Петро не захотел бы, чтобы я поссорился с Фаустой от его имени.

Я предложил:

— На самом деле, в твоих силах коечто сделать. Сейчас Петроний мог бы пережить поездку; мне нужно отвезти его домой. Ты могла бы одолжить его семье пару приличных паланкинов, чтобы было удобно ехать? А еще лучше — убедить твоего брата предоставить вооруженную охрану? Он поймет зачем. Тогда я смогу и Елену Юстину отправить в город в безопасности… — Фауста благородно кивнула. — Теперь мне нужно идти. Ты сказала «на море». Ты не могла бы уточнить место их встречи?

— Ты пообещаешь, что Ауфидий Крисп будет в безопасности?

— Я никогда не даю обещания о том, что я не могу контролировать. Но моя работа — сохранить его для Рима… Так где состоится встреча?

— У Капри, — сказала Фауста. — Сегодня днем. Под императорской виллой Юпитера.

Мне нужен был корабль, быстро.

Я выбежал из дома. На улице Нерон, который ничего не стеснялся, знакомился с парой грязных дешевых мулов, которых оставили у портика в рое мух. Я знал этих мулов. Ларий прислонился к стене в тени, болтая с их наездниками: страшным громилой, которого стоило бояться на улице, и карликом со щетиной на хитром лице. Они оба были одеты в белые туники с зеленым поясом; я узнал это одеяние: управляющий Гордиана и его креветкоподобный приятель.

— Ларий, не разговаривай с незнакомыми людьми!

— Это Мило…

— Мило — это плохие новости. Пойдем; нам нужно ехать. Направь Нерона на набережную, чтобы я мог взять лодку…

— О, у Мило есть лодка на берегу…

— Это так? — Я заставил себя говорить вежливо.

Мило ухмыльнулся мне. Он был моей головной болью; единственным утешением являлось то, что это и наполовину не так плохо, какую головную боль я однажды вызвал у него куском порфира.

— Попробуй узнать! — пригрозил он с косым взглядом: снова кротонский этикет.

— Давай я попрошу вежливо: покажи мне свою лодку, и я обещаю не рассказывать Гордиану, что ты отказался помогать! Пойдем — сестра магистрата намекнула на местонахождение Пертинакса…

На южной окраине города волноломы, пронизанные мощными арками, были тем местом, где граждане Геркуланума по дороге в загородные термы могли походить по любому кораблю, соблюдавшему строгие морские правила, будучи живописно привязанным на пристани. Порт не был оснащен кранами и шкивами для разгрузки, но предоставлял место для прибывшего на время судна. Креветкообразный остался с Нероном и мулами.

— Он хорошо ладит с животными…

— Должно быть, поэтому он ходит с тобой!

Корабль, на который указал Мило, оказался коротким и толстым куском дерева под названием «Морской скорпион». Команда была начеку и видела, как мы приближались; как только мы с Ларием и Мило ступили на борт, матрос был готов затащить сходню.

На палубе ждала знакомая растрепанная массивная фигура Верховного жреца Гордиана, который прятал свои огромные, похожие на паутину уши в длинный плащ, словно со смерти своего брата он все никак не мог согреться. Он все еще был нездорового серого цвета, хотя его лысая кожа приобрела пятна розового загара.