— Елена, я даже не могу его найти!

— Потому что ты не пытаешься.

— Спасибо на добром слове!

— Мне не нужно поддерживать твою уверенность; ты достаточно высокого мнения о себе!

— Еще раз спасибо!

— Чего ты добился, преследуя Криспа? Ты бессмысленно слоняешься по округе, развлекаясь своей продажей свинца — тебе нравится притворяться купцом! Я полагаю, ты рисовался перед всеми женщинами, которые владеют винными погребками у дороги…

— Мужчине необходимо получать немного удовольствия!

— О, замолчи, Фалько! Ты должен выяснить, что собирается делать Крисп, и предотвратить это…

— Я так и сделаю, — коротко сказал я, но Елена продолжала горячиться.

— Если ты не хочешь делать это ради императора, то подумай о своей собственной карьере…

— Это ерунда! Я сделаю это ради тебя.

Я слишком поздно заметил, как ее передернуло.

— Я не подружка твоего трибуна, доступная для новой партии новобранцев! Фалько, избавь меня от этой дешевой болтовни!

— Успокойся. Я делаю все возможное. То, что ты называешь «слоняться» — это методичные поиски…

— Ну, и ты чтонибудь нашел?

— Ауфидий Крисп никуда не ходит и ни с кем не видится — согласно результатам поисков. Между богатыми любителями морского воздуха существует молчаливый заговор… — Я с беспокойством посмотрел на Елену; о женщинах ее сословия неплохо заботились, хотя в ее глазах отражалось горе, что не смогла скрыть даже хорошая косметика. Боль может стать жестоким другом. Я снова рискнул взять ее за руку. — Что тебя беспокоит, сокровище? — Она злобно отдернулась от меня. — Елена — что случилось?

— Ничего.

— О, боже! Ладно, о чем еще ты хотела сказать?

— Не бери в голову.

— Хорошие девочки не ссорятся с мужчинами, которые покупают им лангустов!

— Это было не обязательно! — на ее лице появилось застывшее выражение. Елена ненавидела меня за то, что она считала напрасным беспокойством. — Ты со своими друзьями ел креветки; я не ждала особого угощения…

— Иначе ты не села бы ужинать с моими друзьями…

— Мне нравятся креветки…

— Вот почему я тебе нравлюсь… Милая, я думал, мы говорили о мире в империи — расскажи мне свою историю!

Елена сделала глубокий вдох и отставила икру.

— Когда Ауфидий Крисп уехал из загородной виллы после встречи с Марцеллом, я случайно проходила через комнату, где они сидели, перед тем, как там прибрали. Бутылка была пустой. А на подносе стояло три чаши для вина.

— Все использованные?

— Все использованные.

Я задумался.

— Может, Крисп привел когото с собой; его паланкин был закрыт.

— Когда он уезжал, я сидела в нашем саду на крыше; он был один.

Интересная картина: дочь сенатора шпионит изза балюстрады и осторожно считает бокалы!

— Значит, это Барнаб?

— Сомневаюсь, Фалько. Мой свекор никогда не позволял Барнабу вести его хозяйство. Пока я была замужем, только в компании Марцелла я наслаждалась нормальной семейной жизнью; он не подпускал вольноотпущенника и давал мне почувствовать себя на своем месте — на самом деле, до сих пор так и происходит. Он мог дать Барнабу крышу над головой, но никогда бы не пригласил его на личную встречу с сенатором.

— Не исключай такой возможности, — предупредил я. — Мог Марцелл принимать у себя дома какогонибудь тайного гостя? — Она отрицательно покачала головой. — Елена Юстина, мне нужно обыскать загородную виллу…

— Сначала найди Ауфидия Криспа! — яростно перебила она. — Ищи Криспа — делай то, за что Веспасиан тебе платит!

Я с хмурым видом расплатился; потом мы вышли из столовой.

Мы медленно шли по берегу к дороге, ожидая, когда снова появятся носильщики. В голосе Елены осталась грубая нотка.

— Хочешь, я познакомлю тебя с Эмилием Руфом в Геркулануме?

— Нет, спасибо.

— Так ты не поедешь?

— Я поеду, если узнаю, что это необходимо. — Она раздраженно воскликнула, когда я попытался подшутить над ней. — Слушай, давай не будем драться… Вот твои носильщики. Давай, ягодка…

— Ягодка? — Она разразилась своим необыкновенным, сладким, неожиданным смехом.

— А у Пертинакса было для тебя прозвище?

— Нет. — Ее смех мгновенно прекратился. Казалось, сказать было нечего. Потом Елена с предупреждающим взглядом повернулась ко мне. — Скажи мне коечто. Ты передумал насчет нас в то время, когда работал в доме моего мужа?

Должно быть, ответ был на моем лице.

Я вспомнил уютный стиль того дома на Квиринале, который, насколько я знал, был свадебным подарком Елене и Пертинаксу от Марцелла. Только богам известно, какие еще глупые предметы роскоши с неба сыпались на головы молодой пары от родственников и друзей. Мы с Гемином, наверное, записали некоторые из них. Изголовье кровати из черепахи. Бокалы из стекла, украшенного мозаикой. Золотые филигранные тарелки. Одеяла с экзотической вышивкой, под какими, наверное, спала царица Дидона. Столики из полированного клена. Кресла из слоновой кости. Подсвечники и канделябры. Сундуки из камфарного лавра… и бессчетные потрясающие наборы ложек.

— Марк, конечно, даже ты мог бы понять, что если дом — это все, чего я хотела, я никогда бы не развелась с Пертинаксом.

— Просто если реально смотреть на вещи!

Елена запрыгнула в свой паланкин раньше, чем я даже успел придумать, как попрощаться. Она сама закрыла дверь. Носильщики наклонились, чтобы взяться за шесты; я схватился за дверцу, желая задержать ее.

— Не надо! — приказала Елена.

— Подожди — мы еще увидимся?

— Нет; не нужно.

— Нужно!

Я жестом попросил носильщиков остановиться, но они подчинялись только приказам Елены. Когда кресло покачнулось, пока они поднимали его, я мельком увидел выражение ее лица. Она сравнивала меня с Пертинаксом. Довольно тяжело быть отвергнутой мужем, который слишком глуп, чтобы понимать, что он делал. Хотя поскольку ни одна дочь сенатора не имела решающего голоса в выборе мужа, то Пертинакс стал просто не имеющей значения записью в ее книге жизни, которую можно признать недействительной и вычеркнуть. Переключиться сразу после него на бесстыдного любовника, который просто использовал и бросил ее, — это была полностью ее собственная ошибка.

Конечно, я мог бы сказать ей, что это случается каждый день. Женщины, знающие жизнь, часто связываются с ненадежными мужчинами, чья верность длится столько же, сколько фальшивая улыбка, которая помогает затащить их в постель…

В отличие от Елены Юстины, большинство женщин себя прощают.

Как только я был готов стать абсолютно искренним, чтобы удержать ее, она задернула штору на окне и отгородилась от меня. Не нужно было спрашивать у Кумской Сивиллы, чтобы понять, что Елена собиралась навсегда исключить меня из своей жизни.

Вот так я и стоял, все еще с открытым ртом, чтобы сказать ей, что я ее люблю, а тем временем носильщики жестоко насмехались надо мной, унося свою хозяйку.