У него блестели глаза, и выглядел он до невозможности юным – совсем ребенок. Джеку все труднее было держать лицо.
– Я никогда еще не работал, – сглотнув, сказал Бу.
– Может, пора бы начать?
– Не могу же я всю жизнь бить баклуши!
– Гм… да, – согласился Джек, не зная, смеяться или плакать.
– Да успокойтесь вы, – подтолкнул его локтем Бу и улыбнулся. – А чем я буду заниматься: только книжным обозрением или чем-то другим тоже?
– Гм… – совсем смешался Джек, – скорее чем-то другим.
Наутро, придя на работу, он преподнес эту новость Эшлин, будто подарок.
– Я нашел Бу и рассказал ему о работе на телестудии. Кажется, он заинтересовался.
– Здорово!
Однако воодушевление в голосе совершенно не соответствовало потерянному выражению ее лица.
– У него плоховато с одеждой, поэтому я велел ему зайти сюда и поговорить с Келвином. У нас в отделе мод полно никому не нужных мужских шмоток, там ему хватит одеться с головы до ног.
Эшлин притихла и замерла. До сих пор она не уронила ни единой слезы, но слов Джека было почти достаточно, чтобы растопить даже ее.
– Это очень мило с вашей стороны, – глядя в пол, пробормотала она.
– Вот только, – смущенно продолжал Джек, – сначала Бу почему-то думал, что мы хотим поручить ему книжное обозрение для «Колин». Отчего это?
Эшлин распрямилась, расправила плечи:
– Ну, пытайте.
Сказавши, она тут же пожалела об этом. На лице Джека промелькнуло что-то такое, от чего она замерла на полувздохе, вдруг испугавшись, что понемногу оживает.
– Книжное обозрение? – рассеянно переспросила она и тут вспомнила. – Я же носила ему книжки, что нам присылали на отзыв. Те, которые больше никому не понадобились. И он всегда говорил, понравилось ему или нет.
– Вот и хорошо. С понедельника он работает на телестудии курьером. А книжными обозрениями для «Колин» заведует Лиза. Но мы всегда можем спросить у нее, – бодро подытожил Джек.
Заливаясь слезами, Клода отперла входную дверь.
– Что такое? – ахнул Маркус.
– Дилан. Он мерзавец.
– Что он сделал? – осведомился Маркус, следуя за ней в кухню.
– Поделом мне! – Клода села за стол, вытерла мокрые глаза. – Я не говорю, что не заслужила этого. Но это так тяжело! Когда бы он ни пришел, у него вечно для меня плохие новости, и мне становится ужасно плохо.
– Так что он сделал? – опять спросил Маркус.
– Отобрал у меня все мои кредитные карточки. И закрыл наш общий счет. Теперь будет каждый месяц выдавать пособие. Угадай, сколько?
Всхлипывая, Клода назвала столь жалкую сумму, что Маркус воскликнул:
– Пособие? Да это же смешно! Клода улыбнулась дрожащими губами:
– Я была плохой девочкой, так чего ж мне ждать?
– Но его долг заботиться о тебе, ты ведь ему жена! Пылкие слова Маркуса как-то не соответствовали его действиям: говоря, он рылся в стоявших на подоконнике ящиках со всякой мелочью.
– Наверно, он не думает, что по-прежнему должен обо мне заботиться… – возразила Клода и ненадолго замолчала. – Ты что делаешь?
– Ручку ищу.
– На. – Ручка нашлась в пенале Крейга. – А теперь что ты делаешь?
– Да так, просто… – Маркус нацарапал что-то на обрывке бумаги. – Ничего. Пойдем в постельку, – промурлыкал он, уткнувшись Клоде в затылок.
– Думала, так и не позовешь.
Она улыбнулась уже не так жалобно, встала и направилась в гостиную. Но Маркус не спешил идти за нею. Прелесть подросткового секса на жестком диване уже начала ему приедаться.
– Идем наверх.
– Нет, нельзя.
– Да сколько еще будет продолжаться этот маскарад? Ну же, Клода, – завел он. – Они ведь совсем маленькие. И ничего не понимают.
– Вот паршивец, – хихикнула она. – Только не шуми.
– В таком случае ты не будь такой офигенно соблазнительной.
– Постараюсь, – усмехнулась Клода.
Секс, как всегда, был головокружительный. Ей удалось забыться, раствориться в Маркусе, не думать ни о своем позоре, ни о стесненном материальном положении. Маркус входил в нее сильно, грубо, часто – и вдруг замедлил движение.
– Быстрее! – выдохнула Клода.
Но он двигался все тише и наконец совсем замер.
– Что такое?
– Клода, – предостерегающе протянул он, глядя куда-то в сторону, и она стала поспешно выбираться из-под него, испытывая ужас, – я забыл запереть дверь!
На пороге, изумленно глядя на Маркуса, стоял Крейг.
– Папа? – дрожащим голоском произнес он и заплакал.
– Мама, это Лиза.
– Здравствуй, милая, – ласково сказала Полина. – Как я рада тебя слышать!
– И я тебя. – У Лизы сдавило горло от нежности в мамином голосе. – Слушай, я тут хотела в следующие выходные приехать к вам в гости. Если тебе удобно, – поспешно добавила она.
– Господи, ну конечно! Мы с папой счастливы будем тебя повидать.
Лиза и сама, наверное, не могла бы объяснить, почему ей вдруг страшно захотелось к маме.
– Я тебя очень жду, детка моя милая! Ты так меня порадовала.
В голосе Полины было столько радости и тепла, что Лиза не на шутку засомневалась, не выдумала ли она, что родителям с нею неловко и неуютно. Не сама ли она в этом виновата?
Эшлин потеряла счет дням. Мир для нее по-прежнему оставался юдолью скорби, но она умудрялась все же работать. Раньше она всегда стеснялась собственной усидчивости, но теперь смутно понимала, что, вероятно, в усидчивости и заключено ее спасение.
– Гороскопы на ноябрь готовы, – помахала пачкой распечаток Трикс. – Идите все сюда, сейчас я вслух прочитаю.
Работа мгновенно прекратилась.
– Прочти про Скорпиона, – взмолилась Эшлин.
– Ты ведь Рыбы.
– А мне интересно про Скорпиона. И еще про Козерога.
Скорпионом была Клода, а Козерогом – Маркус, и Эшлин хотела знать, что там у них получится в ноябре. Джек Дивайн поймал ее взгляд и в ответ посмотрел грустно и укоризненно. Он-то все понимал. Эшлин поспешно отвернулась. Она имеет право читать любые гороскопы, а могла бы устроить и кое-что похуже. Вот Джой вообще предлагала напустить на Маркуса и Клоду порчу.
Согласно гороскопу Клоду и Маркуса ждал весьма неровный месяц, с подъемами и спадами. В это верилось легко.
– А вы кто, ДД? – спросила Трикс.
– Для вас – мистер Дивайн… Весы, – вздохнул он, видя, что Трикс упрямо ждет ответа по существу. – Но только я в эти звездные бредни не верю. Как и все Весы!
Десять минут пешком до приемной доктора Макдьюитта были подобны прогулке под обстрелом. Эшлин больше всего хотелось провалиться сквозь землю, чтобы ее никто не видел и она не встретила бы никого. Надо было признать – она смертельно боялась встречи с Маркусом или Клодой.
А впереди ждал неприятный разговор с доктором.
– Как переносите прозак? – спросил он.
– Нормально, – уныло улыбнулась Эшлин. – Простите, сэр, а вы не выпишете мне еще?
– Побочные эффекты?
– Голова немного кружится, и руки дрожат, а так ничего.
– Аппетит пропал?
– Его все равно не было.
– А вы знаете, что это лекарство нельзя смешивать с алкоголем?
– Гм… да.
Просить ее не пить – это уж слишком!
– Как проходит лечение у психотерапевта?
– Знаете, я не пошла.
– Но я ведь вам дал его координаты…
– Да, но я не могу позвонить туда. Не могу никак решиться.
– Вот еще! – рассердился доктор, поднял трубку, набрал номер, потом еще один.
Закончив короткий разговор, доктор повесил трубку, написал что-то на листке из блокнота.
– Каждый вторник, в шесть часов. Не будете ходить к психотерапевту, не будет вам больше прозака.
«Вот вредина!» – разозлилась Эшлин. Уныло тащась обратно по Темпл-Бар, она услышала крик:
– Эй, Эшлин!
Ее догонял молодой человек в каких-то невообразимых ботинках, настоящая жертва моды, в которой она не сразу узнала Бу. Его волосы блестели, на лице появился румянец, и неожиданно для себя Эшлин рассмеялась.