Впрочем, от такого недостатка общения ей самой было неспокойно. Вот Клода звонила своей маме каждый день. Хотя, конечно, Брайан и Морин Наджент совсем не похожи на Майка и Монику Кеннеди. Может, будь ее родителями Брайан и Морин, она звонила бы им чаще.
22
Понедельник, утро. Традиционно самое мерзкое из всех возможных. Лизе, однако, оно существенно исправило настроение. Мысль о том, что пора на работу, заставила ее взять себя в руки: по крайней мере, там можно заняться чем-нибудь полезным для себя. Надо бы принять душ, но вода оказалась ледяной.
Очень хотелось дожать Джека с починкой таймера на котле, но миссис Морли по секрету сообщила Лизе, что в выходные он не отдыхал ни минуты, разбираясь с рассерженными электриками и несговорчивыми операторами. И правда, вид у него был измученный и угрюмый.
Для Эшлин, серой от недосыпа, день тоже начался тяжко. На работу она опоздала. А тут еще Джек Дивайн высунулся из кабинета и отрывисто спросил:
– Мисс Чинить-Паять?
– Да, мистер Дивайн?
– Зайдите ко мне.
С перепугу Эшлин вскочила так резво, что потемнело в глазах.
– Или у тебя большие неприятности, или он в тебя влюбился, – возбужденно прошипела Трикс. – Что у вас там такое?
Эшлин была совершенно не в настроении для шуточек Трикс. Она понятия не имела, зачем Джеку понадобилось говорить с ней наедине. Обуреваемая тяжкими предчувствиями, она побрела к кабинету начальника.
– Закройте дверь, – распорядился тот. «Сейчас уволит», – в ужасе подумала Эшлин.
Дверь закрылась, щелкнув замком, и комната сразу же как-то уменьшилась в размерах и стала темнее. Видимо, это из-за Джека с его темными глазами, темными волосами, темно-синим костюмом и мрачным настроением. В довершение всего он сидел не за столом, а на столе, отчего расстояние между ним и Эшлин катастрофически сократилось.
– Хотел дать вам вот это, чтобы остальные не видели. Эшлин невольно попятилась от него, хотя отступать было некуда. Джек сунул ей полиэтиленовый пакет, который она машинально взяла, попутно отметив, что для уведомления об увольнении он великоват.
Видя, что она так и стоит с пакетом в руках, Джек с нетерпеливым смешком предложил:
– Посмотрите, что там.
Шурша пластиком, Эшлин боязливо заглянула в молочно-белую глубину пакета. К ее удивлению, там оказался блок сигарет «Мальборо» с прикрепленной к целлофану кокетливой красной розочкой.
– Я все время таскал у вас сигареты, – сверля ее взглядом, пояснил Джек и добавил: – В чем каюсь.
По голосу, впрочем, было совершенно не похоже.
– Очень трогательно, – промямлила Эшлин, потрясенная этим нежданным даром и розочкой.
Впервые с тех пор, как она с ним познакомилась, Джек Дивайн рассмеялся – от души, самозабвенно, закинув голову.
– Трогательно? – выдохнул он, искренне веселясь. – Сигареты – это трогательно? Хотя, вообще-то, возможно, вы правы.
– Я думала, вы меня решили уволить, – призналась Эшлин.
Его лицо вытянулось от удивления.
– Уволить вас? Но, милая мисс Чинить-Паять, – сказал он неожиданно мягко, – к кому же тогда мы будем бегать за пластырями, аспирином, зонтиками, булавками, средством от… как его там? Шока? Или стресса?
Успокоительными каплями. Сейчас они ей самой не помешали бы. Прочь, сию же минуту прочь отсюда. Просто чтобы снова дышать как полагается.
– Что вас так пугает? – еще мягче спросил он и, как показалось Эшлин, подвинулся чуть ближе к ней.
– Ничего! – просипела Эшлин.
Скрестив руки на груди, он наблюдал за нею. В том, как улыбка приподнимала уголки его рта, было нечто такое, от чего Эшлин чувствовала себя глупой и маленькой. Он будто смеялся над нею. А потом вдруг вроде потерял к ней всякий интерес.
– Ладно, – вздохнул он, возвращаясь за стол, – идите… Только не говорите никому, – кивнул он на пакет в ее руках, – а то все начнут стрелять у вас сигареты.
Эшлин вернулась на свое рабочее место. Ноги слушались с трудом. Итак, что мы имеем? Шок оттого, что Джек Дивайн не такой мерзкий тип, каким казался раньше. Но самое странное – Эшлин пришло в голову, что такой он ей нравится. Хотя дальше день пошел своим чередом, без неожиданностей.
В редакцию ворвалась Мерседес, и все чуть не свалились со стульев, увидев, что она вся переполнена эмоциями. По заданию Лизы она отправилась брать интервью у безумной Фриды Кили. Но хотя все выходные Мерседес провела в Донегале, отсняв для двенадцатистраничного материала новые модели Фриды, та промурыжила ее полтора часа, а затем заявила, что ни о ней, ни о «Колин» сроду не слыхала. «Вы откуда? – возмущалась она. – Из «Колин»? Это еще что такое? Кто вы?»
– Она ненормальная. Чокнутая стерва, – прошипела Мерседес и снова зарыдала от унижения.
С ее мнением все дружно согласились.
На голову Фриды Кили сыпалось оскорбление за оскорблением, только Эшлин не открывала рта: она где-то слышала, что Фрида действительно ненормальная.
– Эй, – не вытерпела наконец она, решив, что кто-то должен защитить Фриду, – как вам кажется, прежде чем заклеймить ее, не стоит ли пройти хоть милю в ее туфлях?
– Правильно, – вступил Джек, вышедший посмотреть, из-за чего шум. – Тогда мы будем на целую милю дальше от нее, и туфли останутся при нас. Прекрасная мысль! – Он подмигнул Эшлин и гаркнул: – Только, пожалуйста, Эшлин, не ограничивайте скорость!
– А какая скорость допустима в здешних краях? – развеселилась Лиза.
– Семьдесят, – буркнул Джек и, хлопнув дверью, скрылся в кабинете.
Все стало на свои места. Эшлин снова возненавидела Джека.
У Маркуса Валентайна не было ее рабочего телефона, и тем не менее без десяти четыре Эшлин потрясенно вздрогнула, когда Трикс передала ей телефонную трубку со словами:
– Тебя какой-то мужчина.
Эшлин взяла трубку, помолчала, чтобы собраться с духом, и томно протянула:
– Алло-о-оу!
– Эшлин? – удивленно спросил Дилан. – Ты что, простудилась?
– Нет! – От разочарования она сразу же заговорила нормально.
– Так что, мы сегодня увидимся? Я могу приехать в центр в любое удобное для тебя время?
– Да, конечно. – Очень кстати, подумала она, все лучше, чем сидеть дома и сторожить телефон. – Позвони мне на работу часов в шесть.
А потом поспешно набрала свой домашний номер, проверить автоответчик. Правда, последний раз она делала это пятнадцать минут назад, но мало ли… Домой так никто и не позвонил.
В четверть седьмого Дилан вызвал легкий переполох, появившись в редакции в хорошо сшитом льняном костюме, безупречно белой рубашке, с непокорной светлой прядью, падающей на лоб. Он подошел к столу Эшлин, и она заметила, что с ним что-то не так: одно плечо торчало вверх, как вывихнутое.
– Ты в порядке? – спросила Эшлин, вставая и заглядывая ему за спину. Так вот почему он весь такой перекошенный: пытается спрятать за спиной большой пакет с логотипом музыкального магазина.
– Дилан, я никому не скажу, что ты покупал компакт-диски.
– Извини, – жалобно повел плечами Дилан. – Вот что получается, когда работаешь черт знает где. Приезжаю в город, захожу в магазин – и теряю голову. Самому стыдно.
– Я тебя не выдам.
– Новый пиджак? – спросил Дилан, пока она выключала компьютер.
– Да вроде.
– Ну-ка, покажись.
Он заставил ее выпрямиться, окинул внимательным взглядом и сказал:
– Ага!
Эшлин тщетно пыталась втянуть живот. Дилан тщательно осмотрел линию плеча, боковые швы, еще раз кивнул и убежденно повторил:
– Ага!
Потом взглянул ей в лицо, улыбнулся:
– Тебе идет. Очень.
– Болтун ты! Ладно, пошли.
Эшлин сделала шаг к выходу и вдруг увидела у стола Бернарда Джека Дивайна. Он мрачно листал какие-то бумаги. Эшлин нервно улыбнулась, втайне надеясь ускользнуть незамеченной, но Джек поднял голову, тяжело вздохнул и сказал:
– Хорошего вечера, Эшлин!
Лиза освежала макияж в дамской комнате. Сегодня вечером ей предстояла встреча со знаменитым на всю Ирландию шеф-поваром, которого она рассчитывала уговорить вести ежемесячную кулинарную страницу. Вбегая обратно в редакцию за жакетом, она слишком быстро открыла дверь и врезалась в незнакомого светловолосого мужчину, стукнувшись плечом об его грудь и на миг ощутив сквозь тонкую рубашку жар тела.