– Это же видно, – вдруг разозлилась Эшлин. – Если человек пьян или обколот, это с первых слов бывает ясно.

– Тогда почему у него нет своего дома?

– Не знаю, – честно призналась Эшлин. Задавать вопросы Бу казалось ей бестактным. – Но он очень милый. И абсолютно нормальный. Впрочем, если б он пил или принимал наркотики, я бы его не осудила: быть бездомным – такой ужас.

Клода упрямо выпятила нижнюю губку:

– Не знаю, откуда ты их берешь. Будь осторожна, ладно? Так вот, мне надо с тобой поговорить. Я приняла решение.

– Какое?

«Принимать антидепрессанты? Уйти от Дилана?»

– Время пришло. – Клода опустилась на диван и повторила: – Время пришло.

– Для чего? – не выдержала Эшлин.

– Мне пора вернуться на работу, – закончила Клода. Такого Эшлин не ждала. Она была готова к худшему.

– Что? Тебе? Выйти на работу? Хотя почему бы нет? Но что тебя подтолкнуло?

– Знаешь, я уже давно об этом думаю. Пожалуй, неправильно это – обрушивать всю мою энергию на детей. Мне надо больше времени проводить вне дома, общаться с людьми.

– И это все, о чем ты хотела поговорить? – осторожно уточнила Эшлин.

– А о чем еще? – искренне удивилась Клода.

Эшлин хотелось убить Дилана, который так взвинтил ее, хотя совершенно ясно, что все с Клодой в порядке, просто ей осточертело сидеть дома и заниматься детьми.

– Так о какой работе ты думала?

– Еще не знаю, – призналась Клода. – В общем, мне все равно. Что-нибудь…

Пока Эшлин соображала, чем может заниматься Клода, ее подруга продолжила:

– Вот я и подумала, может, ты наберешь на компьютере мое резюме? – попросила Клода. – Только имей в виду, я не хочу, чтобы Дилан об этом знал. По крайней мере, пока: это может задеть его самолюбие. Если он перестанет быть единственным кормильцем… Понимаешь?

Эшлин не очень понимала, но решила не вмешиваться.

– Но теперь я знаю, что делать, – щебетала Клода. – И все будет хорошо… Да, вот что, – вспомнила она. – Дилан сказал, ты согласилась посидеть с детьми в субботу?

Значит, операция по ободрению Клоды продолжается?

– Мы идем в ресторан, – восторженно трещала Клода. – Сто лет я никуда не ходила.

– Слушай, а можно, я возьму с собой Теда? – спросила Эшлин в надежде, что Клода сразу отметет ее предложение.

– Теда? Это такой невысокий, чернявый? – задумалась Клода. – Пусть приходит, почему нет? Кажется, он безвреден.

Эшлин пришла на работу пораньше, чтобы набрать на компьютере Клодино резюме, затем упросила Джерри эффектно оформить его. Ожидая, пока он напечатает, с ужасом поймала себя на том, что старательно выписывает на листке бумаги: «Эшлин Валентайн». «Взрослеть пора! Лучше бы делом занялась!» Но вместо этого она сделала еще одну глупость – позвонила родителям. Трубку поднял отец.

– Пап, это Эшлин.

– О, привет! – обрадовался папа. – Как твои дела?

– Хорошо, хорошо. А у вас все в порядке?

– В полном. Так когда мы тебя увидим? Может, на выходных заглянешь?

– На этой неделе не получится, – мучаясь совестью, сказала Эшлин. – Понимаешь, сейчас приходится иногда работать и в выходные.

– Жаль, жаль. Смотри не перетрудись. Но вообще-то на работе все нормально?

– Очень даже.

– Погоди, мама тоже хочет что-то сказать.

– Пап, послушай, я не могу говорить долго, я на работе. Лучше я вечером вам позвоню. Рада, что у вас все хорошо.

И повесила трубку, растревоженная и недовольная собой.

Лиза опоздала на работу.

– Где вы были? – спросила Трикс. – Все вас ищут.

– Вы мой личный секретарь, – раздраженно бросила Лиза. – Вам и знать. Посмотрите в ежедневнике.

– Ах, в ежедневнике, – протянула Трикс. – Да, конечно.

Открыв нужную страницу, она вслух прочла:

– «Интервью с чокнутой Фридой Кили». Вот, ребята, где она была.

– Верно, – громко, чтобы слышали все, и в особенности Мерседес, подтвердила Лиза. – Сегодня утром я посетила Фриду Кили в ее ателье. Она прелесть! Совершенная прелесть.

На самом деле Фрида оказалась совершенным кошмаром, жутью во мраке. Она была нелюбезна, вычурна и так задирала нос, что вполне могла улететь следом за ним, да так больше и не вернуться. Что, по мнению Лизы, было бы совсем не плохо.

Фрида встретила ее в шезлонге, одетая в одно из безумных платьев собственного сочинения, с длинными, до пояса, распущенными седыми волосами. Она полулежала на рулонах материи и уплетала завтрак из «Макдоналдса». Интервью на это самое утро было заверено у секретаря Фриды, но Фрида твердила, что ничего подобного не слыхала.

– Но ваша секретарша…

– Моя секретарша, – визгливо перебила Фрида, – бестолочь и кретинка. Я ее уволю. Джули, Элейн, как вас там, вы уволены! Но, если уж вы пришли… – милостиво промолвила она. Фриде явно хотелось позабавиться.

– Будьте добры, расскажите о себе, – начала Лиза, пытаясь перехватить инициативу. – Где вы родились?

– На планете Зог, дорогуша, – лениво протянула Фрида.

Лиза смотрела на нее, склоняясь к тому, чтобы поверить.

– Если вы предпочитаете говорить об одежде…

– Одежда! – взорвалась Фрида. – Это не одежда! «Неужели? Но если не одежда, что тогда? Любопытно».

– Произведение искусства, идиотка!

Такое обращение Лизе совсем не понравилось. Это было вульгарно и грубо. Однако думать надо о пользе «Колин», придется сдержаться.

– Может быть, – проглотила она свою ярость, – расскажете, как вы добились такого феноменального успеха?

– Как я добилась успеха?! – У Фриды глаза на лоб полезли от негодования. – Но это же очевидно – я гениальна! Я слышу голоса, они говорят со мной!

– Вам, вероятно, надо бы к врачу, – не удержалась Лиза.

– Дура, я говорю о своих духовных вожатых! Они говорят мне, что творить.

В комнату с громким визгливым лаем вбежал крохотный йоркширский терьерчик в шляпке-цилиндре.

– Иди, иди к мамочке. – Фрида прижала животное к своей необъятной груди. – Это Скьяпарелли. Мой муз. Без него мое дарование просто исчезло бы.

У Лизы проснулась робкая надежда на какую-нибудь неизбежную катастрофу, которая могла бы унести жизнь мерзкой собачонки. Это чувство еще обострилось, когда Скьяпарелли в довершение всего больно цапнул ее за запястье.

Фрида Кили пришла в ужас.

– Ах, какая противная журналистка! Это она сунула свою грязную руку тебе в ротик? – Она злобно уставилась на Лизу. – Если Скьяпарелли заболеет, я вас по судам затаскаю. Вас и вашу паршивую газетенку.

– Я не из газеты. «Колин» – женский журнал. Мы делали фотосессию в Донегале с вашими…

Но Фрида не слушала. Приподнявшись на локте, она крикнула в открытую дверь секретарше:

– Эй, там! Кто-нибудь в этой пропахшей репой халупе! Выясните, кто жрет репу, и гоните их вон! Я говорила, что этого не потерплю!

В дверях появилась секретарша и спокойно сказала:

– Все вы придумываете, репой ни от кого не пахнет.

– А я говорю – пахнет! Вы уволены! – возопила Фрида.

Лиза посмотрела на свою руку. На коже все еще виднелись следы зубов поганой собачонки. Нет уж, хватит. Эту ненормальную они рекламировать не будут.

В приемной секретарша по имени Флора помазала Лизину руку мазью с арникой, которую держали там, очевидно, нарочно для таких случаев.

– Сколько раз в день она вас увольняет? – спросила Лиза.

– Немерено. С ней бывает трудно, но это потому, что она гений, – безмятежно ответила Флора.

– Она сумасшедшая стерва.

Флора склонила голову набок, подумала.

– Да, – пробормотала она, – и это тоже.

Лиза поймала такси и поехала на работу, решив ни в коем случае не доставлять Мерседес удовольствия узнать, что она была права и Фрида Кили действительно ненормальная.

– Фрида – чудесная женщина, – сообщила Лиза редколлегии «Колин». – Мы очень подружились.

И посмотрела на Мерседес, но в черных глазах той не отразилось ничего.