Ее накрыла новая волна раздражения и растерянности. В Лондоне она была вплетена в ткань светской жизни, а здесь никого не знает. И знать не хочет! Они здесь все такие разгильдяи! Ни разу никто в этой дрянной стране не пришел на встречу вовремя, а один нахал еще и ляпнул: «Тот, кто сотворил время, сделал его слишком много». Опаздывать – ее привилегия, поскольку это она работает в журнале!

Окончательно взвинтив себя, Лиза понуро побрела в свою омерзительную гостиницу. Хоть бы Трикс удалось договориться с какой-нибудь местной знаменитостью об ужине на сегодня!

Свободное время Лиза ненавидела: у нее начисто пропала способность получать от него удовольствие. Хотя так было не всегда – разумеется, она всегда была честолюбива и вкалывала по-черному, но когда-то давно было же и еще что-то… Было, пока постоянные оглядки через плечо на идущие следом толпы девиц помоложе, поумнее, пожестче, поамбициозней не превратили ее жизнь в нескончаемый бег по кругу.

В выходные надо посмотреть еще несколько квартир и домов: время пройдет быстро. А назавтра она записана сразу к двум парикмахерам: к одному – покрасить волосы, к другому – на стрижку. Хитрость заключается в том, чтобы иметь нескольких чрезвычайно обязанных вам мастеров. Тогда, если вдруг понадобится срочно сделать укладку, всегда окажется свободен не один, так другой.

Она заключила сделку с самой собою. Год на то, чтобы превратить это позорище в успешный, покупаемый журнал, а тогда уж, какое бы ни было начальство в «Рэндолф медиа», оно оценит и вознаградит ее старания. Быть может…

Второпях допив третью после рабочего дня порцию спиртного в компании сослуживцев, Эшлин засобиралась домой, но Трикс умолила ее остаться.

– Ну что ты, давайте все вместе надеремся до чертиков! За дружбу и взаимовыручку!

– Не могу. Я иду в гости к моей подруге Клоде.

– Лучше зови ее сюда.

– Она не сможет. У нее двое маленьких детей, а муж сейчас в Белфасте.

Только после этого Трикс наконец ее отпустила. Эшлин протолкалась сквозь густую толпу к выходу – вечер пятницы, ничего не поделаешь, поймала такси и через четверть часа приехала к Клоде – есть пиццу, пить вино и ругать Дилана.

– Ненавижу, когда он уезжает на эти чертовы обеды и конференции! – воскликнула Клода. – И ездит что-то слишком часто.

Эшлин долго молчала, собиралась с духом и наконец спросила:

– А может… у него кто-то есть? Клода невесело усмехнулась:

– Нет, какое там! Я не о том. Просто, понимаешь, завидую его свободе. Торчу тут с этими двумя, пока он в шикарном отеле сладко спит в своем номере, и никто его не будит по три раза за ночь. Что бы я только не отдала…

Уже лежа в кровати, Клода снова вспомнила слова Эшлин. Нет ли у Дилана кого-нибудь на стороне? Да нет, глупости! Чтобы у него – роман? Или случайная интрижка в гостинице, на одну ночь? Быстро и бешено? Нет, нет, Дилан на такое не способен. Да она бы убила его, если б узнала.

Но странно: почему-то мысль о том, что Дилан занимается сексом с другой, возбудила Клоду. Она развивала ее, оснащала подробностями и собственными фантазиями… Как бы они делали это – так же, как она с Диланом? Или более изобретательно? Буйно? Нежно? Страстно? Проигрывая в уме один сценарий за другим, Клода дышала все чаще и, наконец, пару раз довела себя до быстрого, мощного оргазма. А потом заснула глубоким безмятежным сном.

Субботний день пролетел в беготне по магазинам. Эшлин искала соблазнительный костюм для работы. Вообще-то, ей ужасно хотелось стать такой, как Лиза. Тогда, быть может, она почувствует себя достойной своей новой работы и ее постоянная напряженность как-нибудь развеется. Но, увы, что бы она ни примеряла, от Лизиного лощеного совершенства оставалась все так же далека. Незадолго до закрытия сгоряча, скорее от отчаяния, купила что-то и поплелась домой, вконец измученная и недовольная собою.

Сегодня тот самый тип не лежал у нее на пороге, а сидел на корточках поодаль, закутавшись в свое оранжевое одеяло. В первый раз Эшлин увидела его неспящим. Редкие прохожие бросали ему монетки, но смотрели с неприязнью и подозрением, а по большей части – не видели в упор. Как будто выключили из поля своего зрения нежелательный объект.

По пути к подъезду надо было пройти мимо бродяжки чуть ли не вплотную, и Эшлин занервничала, не зная, как себя вести в этом случае, но чувствовала, что сказать что-нибудь придется. В конце концов, они вроде как соседи.

– Привет, – выдавила она, бегло взглянув парню в глаза.

– Здорово, – подняв голову, удивленно улыбнулся он. Переднего зуба у него не было.

Она уже приготовилась бежать, но он кивнул на глянцевый пакет в ее руках.

– Что-нибудь хорошее купила?

Эшлин замерла на полпути к входной двери, мечтая поскорее скрыться с его глаз.

– Да нет, ничего особенного. Так, пару тряпок, ходить на работу.

Ей хотелось отрезать себе язык. И что ее дернуло с ним откровенничать?!

– Как это, постой! – парень задумчиво прищурился. – Наряжайся не для той работы, которая у тебя есть, а для той, которую хочешь получить. Правильно говорят?

Но Эшлин совсем оцепенела от стыда и просто его не услышала.

– Простите… – Сорвав с плеча рюкзачок, она полезла за кошельком. Большой бумажный пакет висел на руке и мешал ей. – Вот, пожалуйста…

Она протянула ему фунт. Он принял деньги, милостиво наклонив голову. Сгорая от стыда за огромную разницу между тем, что дала ему, и суммой, потраченной на совершенно ненужные блузку и сумочку, Эшлин сердито потопала по лестнице на свой этаж. «Я много работаю, – убеждала она себя. – Взять хотя бы последнюю неделю. И уже сто лет ничего себе не покупала. И сегодня все только в кредит. И кто виноват, если он алкоголик или наркоман? Впрочем, справедливости ради надо признать: спиртным от него не пахнет, зрачки не расширены, и ведет он себя вполне прилично».

Благополучно добравшись до квартиры и предусмотрительно заперев за собой дверь на все замки, Эшлин с облегчением вздохнула: «Спасибо тебе, господи, что у меня есть дом. Могла бы ведь тоже оказаться без крыши над головой!» Да нет, нечего мелодраму разыгрывать. До такого края она все-таки никогда не доходила.

Она поставила сумку, разулась. Господи, как же она устала! А теперь еще надо переодеваться и тащиться куда-то с Джой. Так не хочется. Когда тебе слегка за тридцать, это как переходный возраст, только наоборот. Возникают какие-то странные желания. Например, в субботу вечером остаться дома, в кресле перед телевизором, с пакетом печенья.

– Но ты никогда ни с кем не познакомишься, если никуда не будешь ходить, – наседала на нее Джой.

– Я хожу. И потом, у меня есть «Бен и Джерри». А других мужиков мне не надо.

Но сегодня деваться некуда. Сегодня они с Джой идут в сальса-клуб выполнять редакционное задание для первого номера «Колин»: выяснять, каковы шансы познакомиться там с мужчинами. В «Женском гнездышке» ей никогда ничем подобным заниматься не приходилось, и иногда, вот сейчас, к примеру, она искренне скучала по своей прежней работе. Не только потому, что там ей никогда не нужно было жертвовать для дела субботним вечером. Просто все, что требовалось от нее в «Женском гнездышке», можно было делать не думая, а чего от нее хотят в «Колин», она до конца еще не поняла. И боялась вот такого неопределенного поручения сделать что-нибудь. Под ложечкой болезненно ныло от сознания того, что она не сможет выполнить требуемое. Эшлин любила определенность, а единственное, что она определила для себя в «Колин», – полная неизвестность. Что будет дальше, непонятно. Рехнуться можно!

Хотя все это было захватывающе интересно. И шикарно. И так здорово было работать в такой большой компании – ведь на старой работе постоянных сотрудников было всего трое. Но, надо признать, все они были просто лапочки. Ни одного неприятного типа вроде Джека Дивайна или Лизы. Правда, таких ярких личностей, как Трикс или Келвин, там тоже не было. Так что нечего ударяться в уныние и ронять тихие слезы.