Те немногие, кто присутствовал при разговоре – Джек, миссис Морли, Бернард, – окаменели от изумления. В комнате раздавались только пьяные всхлипы Дилана.

– По-моему, удивляться тут нечему, – сипло заметил он. – Не в первый раз она уводит у тебя парня.

Посмотрел на Эшлин долгим, тяжелым взглядом и подытожил:

– Надо было мне оставаться с тобой, Эшлин… Ладно, я пойду. – И взялся за чемодан.

– Что тут? – проговорила Эшлин непослушными губами.

– Одежда и всякое такое.

– Так ты от нее ушел?

– А ты как думала?!

– А куда пойдешь?

– Поживу пока у мамы.

Она молча проводила Дилана взглядом.

Ей на плечо легла рука. Рука Джека Дивайна.

– Зайдите ко мне, Эшлин.

Лиза проснулась в тоске и унынии, обычных после душевного подъема. Сверкающая звездная пыль вчерашнего вечера улетучилась, не оставив и следа. Да, журнал получился отличный, и презентация прошла на ура, но, если вдуматься, все это буря в стакане воды. Подумаешь, событие!

Хандра усугублялась горьким разочарованием. Дело было в Джеке. Лиза была уверена, что домой поедет вдвоем с ним. Она заслужила это, положена же ей награда за тяжкий труд и претворение в жизнь несбыточных планов.

Хотя после возвращения Джека из Нового Орлеана они не виделись вне работы, Лизе казалось, что между ними существует молчаливый уговор подождать до выхода журнала. Однако стоило ей вчера вечером протянуть руку к призу, как приз исчез…

В полдень, в препаршивом настроении, она заявилась на работу и сразу прошла в кабинет Джека: отчасти разобрать по косточкам уже вышедший номер журнала, отчасти – проверить его реакцию на себя. Открыла дверь…

То, что открылось ее глазам, было совершенно невообразимо. И понятно с полувзгляда.

Дело было даже не в том, что в кабинете оказалась Эшлин, и не в том, что Джек прижимал ее к себе, как драгоценную и хрупкую фарфоровую куклу. Поразило Лизу выражение его лица. Такой нежности она не видела у него никогда.

Лиза отпрянула назад, не веря своим глазам. Вокруг все заволокло туманом, точно во сне. Подбежала Трикс с листком бумаги.

– Тут вам звонили…

– Погоди.

Через пару минут бледная Эшлин, ни на кого не глядя, прошла к выходу и была такова.

Следом за нею с усталым видом появился Джек.

– Лиза! – окликнул он. – У Эшлин беда, я отправил ее домой.

– А что с ней? – сделав над собою некоторое усилие, спросила Лиза.

– Она узнала, что ее парень изменяет ей с ее лучшей подругой.

– Как?! Маркус Валентайн и эта Клода?

– Точно.

Лиза еле удержалась от нервного смешка.

– Не зайдешь ко мне? – продолжал Джек. – Надо поговорить кое о чем.

Неужели будет оправдываться? Объяснять, что просто утешал Эшлин, а неравнодушен только к ней одной, к Лизе Эдвардс? Нет, опять о работе…

– Во-первых, хочу поздравить с великолепно проведенным вечером и с выходом первого номера. То, чего ты добилась, выше всяких похвал, на такое мы и надеяться не смели. От руководства тоже самые искренние поздравления.

Лиза кивнула. На душе скребли кошки. Непринужденное общение с Джеком, похоже, закончилось, простота отношений ускользала. Джеку явно было неуютно.

– Жалко огорчать тебя, когда ты радуешься успеху, – продолжал он, – но у меня плохие новости.

Влюбился в Эшлин? И сейчас скажет ей об этом?!

– Сегодня утром Мерседес подала заявление об увольнении.

– Господи, с чего это она?

– Она уезжает из Ирландии.

«Вот дрянь», – злобно подумала Лиза. Недостало воспитания сказать вслух, что увольняется потому, что Лиза – очумевшая от власти истеричка, с которой дальше невозможно работать.

– Нашла себе работу в Нью-Йорке, – выдавил Джек. – Кажется, туда перевели ее мужа.

– В Нью-Йорке?! – Лиза тут же вспомнила, как в июне Мерседес летала в Нью-Йорк, и ее пронзила страшная мысль. – Ее новая работа случайно не в журнале «Манхэттен»?

– В каком журнале, не знаю, она не говорила.

– А где она сейчас? – процедила взбешенная Лиза.

– Ушла. У нее неделя неиспользованного отпуска перед увольнением.

Лиза спрятала лицо в ладонях.

– Можно, я поеду домой?

Она вызвала такси и через четверть часа, по-прежнему словно во сне, оказалась у собственной двери. Отперла дверь, с трудом попав ключом в скважину, вошла. Без нее принесли почту: на полу лежал большой коричневый конверт. Лиза рассеянно подняла его и вскрыла, на ходу сбросив туфли. Швырнула сумочку на кухонный стол, развернула плотный лист бумаги. И наконец начала читать текст.

Довольно было и беглого взгляда. Она сползла по стенке на пол, сложившись пополам, как перочинный ножик. Это был иск о разводе.

Клода открыла дверь своего дома и вздрогнула от пронзительного крика:

– Ах ты, тварь!

– Эшлин!

– Не ждала меня?

Она и в самом деле не ждала. Все мысли были только о Дилане, о том, что теперь он все знает, что он бросил ее. Где-то в дальнем углу сознания свербило, что надо поговорить с Эшлин, но думать об этом сейчас Клода была не в состоянии.

– Итак, подруга, – ворвалась Эшлин в кухню, – ты хоть вспоминала обо мне, когда трахала моего парня?

Клоде хотелось умереть. Как объяснить словами эти муки, этот стыд?

– Да, Эшлин, я думала о тебе, – робко пискнула она. – Мне было очень тяжко… Думаешь, только в мыльных операх случаются измены? В жизни тоже, просто получается так, и все.

– Но как же? Как ты могла так поступить со мною?

– Не знаю. Ты же с ним в то время совсем не виделась, и вы были неженаты, а мне было так плохо, тупик, и никакого выхода, думала, с ума сойду…

– Не пытайся меня разжалобить. Ни в чем отказу не знаешь, только птичьего молока не хватает, – отрезала Эшлин. – Зачем он тебе понадобился? Ведь у тебя все есть.

Клода не нашла ничего лучшего, как возразить:

– Иногда этого мало.

– И когда у вас с Маркусом началось?

– Когда ты поехала в Корк, – с натугой выговорила Клода. – Он сунул мне бумажку с телефоном…

– «Позвони муа!» – Удивление Клоды порадовало Эшлин. – Такие записочки от него в Дублине каждая вторая получила. Так он поэтому встретил меня на вокзале, когда я вернулась от родителей?

– Может, виноватым себя чувствовал, – пожала плечами Клода.

– А потом что?

– Потом, в понедельник, зашел ко мне. Ничего не было. Просто пили чай, а когда уходил, вымыл за собой чашку. Вроде мелочь, а…

– И сказал: «Мама меня хорошо воспитала», – нараспев протянула Эшлин. – Да, меня он тоже этим зацепил.

– Он меня любит, – обиженно надулась Клода. «Наверное», – молча согласилась Эшлин, отмечая, как злоба пасует перед невыносимой болью.

– А потом?

– Потом он пригласил меня в кафе…

– А дальше что?

– А назавтра… опять зашел в гости.

– И уже не только мыл за собой чашку?

Этого не может быть. Я брежу. У меня галлюцинации. Пряча глаза, Клода послушно кивнула.

– Вот не подумала бы, что он в твоем вкусе, – съязвила Эшлин.

– Да и я бы не подумала, что в твоем, – ответила Клода. – Но мне он понравился с самого первого раза, когда мы увидели его на том вечере в клубе. Я не хотела, просто ничего не могла с собой поделать.

– А Дилан как же? Клода повесила голову.

– Не знаю, совсем не знаю… Послушай, я предала тебя, предала нашу дружбу, и это должно быть больней, чем конец твоего… романа.

– На этот раз ты ошиблась, – недобро усмехнулась Эшлин. – Потерять парня мне гораздо тяжелее.

Клода вгляделась в ее бледное злое лицо и испуганно сказала:

– Я тебя такой никогда еще не видела.

– Какой? Злой? Между прочим, давно бы мне так…

– Ты о чем?

– Ты ведь уже так не первый раз делаешь, – негромко заметила Эшлин. – Дилан сначала был со мной.

– Да, но… он ведь в меня влюбился.

– Ты его увела.

– Допустим, а ты почему до сих пор молчала? – вдруг вскипела Клода. – Вечно жертву из себя строишь.

– Так, значит, я виновата? – неприязненно хмыкнула Эшлин. – Знаешь, давай уточним сразу: за Дилана я тебя простила, а за это не прощу никогда! Никогда!