"Не следует забывать, что заместитель фюрера, Рудольф Гесс, был и есть соратник и сообщник господина Гитлера во всех убийствах, предательствах и злодеяниях, с помощью которых нацизм установился в Германии и стремится установиться в Европе…"
Далее в заявлении говорилось о кровавой резне июня 1934 года, "ужасах немецких концентрационных лагерей, жестоком преследовании евреев" и "неслыханных, невероятных жестокостях и зверствах, чинимых немецкими оккупантами на завоеванных территориях Польши". Из заявления следовало, что Гесс останется в заключении как военнопленный и "окончательное решение его судьбы как военного преступника должно исходить от союзнических народов после победы в войне".
Далее в заявлении речь шла о герцоге Гамильтоне, имя которого прозвучало в переданном в тот день сообщении германского радио. Черчилль взял на себя труд указать, что его поведение "во всех отношениях было достойным и честным"; он "получил приказ отправиться в госпиталь", чтобы принять заявление задержанного, о чем немедленно доложил. Черчилль подтвердил, что Гесс встречался с герцогом Гамильтоном раньше, поскольку знал, что "герцог виделся с Гессом раз или два до войны по делам спорта, которым оба увлекались".
В конце Черчилль резюмировал:
"Я уверен, что этот знаменательный эпизод порадует и приободрит парламент, страну и наших друзей во всем мире, не сомневаюсь я и в том, что поступок, совершенный заместителем фюрера, его бегство из Германии, его шеф, оказавшийся в неловком положении, станут причиной глубокого недоумения и оцепенения в рядах германских вооруженных сил, нацистской партии и германского народа".
В тот вечер Бивербрук ужинал у Черчилля и, поддержав Кадогана, высказался против выступления с заявлением. Разъяренный Черчилль позвонил Идену, приглашая на новую встречу. Идеи, утомленный ночными бдениями шефа, сказал, что не успел поспать днем, в результате чего жаркая дискуссия разгорелась по телефону. В конце концов Иден убедил Черчилля не делать заявления. Как явствует из короткой записки, подписанной инициалами одного из личных секретарей премьер-министра, решение не выступать он принял до этого.
На полях одной из машинописных копий заявления, с которым Черчилль так и не выступил, имеется любопытная запись, написанная от руки и не поддающаяся объяснению: "Он [Гесс] сделал также другие заявления, раскрывать которые не в общественных интересах". В опубликованных копиях рапортов Киркпатрика о двух первых его беседах с Гессом ничего не говорится о том, что могло быть в этих "других заявлениях"; возможно, неспроста в открытых материалах дела отсутствуют оригиналы отчетов Киркпатрика.
В опубликованной версии второй беседы Киркпатрика с Гессом, состоявшейся в ту среду в замке Бьюкенен, нет ничего нового, за исключением того, что, во-первых, Гитлер не оставит Ирак в беде, поскольку он сражается на германской стороне, и, во-вторых, что британский и германский народы, лишенные в годы войны собственности, должны получить компенсацию — несомненно, Гесс думал о фирме отца в Александрии. Еще он попросил три книги: "Морская держава" Гренфелла, "Динамичная оборона" Лидделла Харта и "Трое в лодке" Джерома К. Джерома. Старший офицер в просьбе отказал. Первые два названия интересны с точки зрения защиты стратегии невмешательства в дела континента, где между строк ясно прочитывается стремление к компромиссному миру с Германией вполне в духе предложений Гесса. "Морская держава" была опубликована под псевдонимом «Т-124»; тот факт, что Гесс знал, что под этим псевдонимом скрывается находящейся на действительной военной службе морской офицер, капитан Расселл Гренфелл, говорит о глубине его познаний в области британской стратегии или о том, что его информировал "Комитет двойного креста"; то же касалось и "Динамичной обороны", включавшей последние статьи Лидделла Харта, опубликованные в октябре 1940 года. В остальном Гесс пытался усилить эффект своих мрачных прогнозов о том, какой вред нанесут Британским островам подводные лодки и новые типы самолетов, приготовленные Гитлером; все эти вопросы уже освещались в заявлении Черчилля:
"…он [Гесс] утверждает, что Германия производит столько подводных лодок и самолетов, что на Британских островах в скором времени и без вторжения начнется голод и что американская помощь не придет или придет слишком поздно. Далее он говорил, что если после сдачи Британии Британская империя и Соединенные Штаты осмелятся продолжить войну, это не поможет, так как господин Гитлер будет удерживать блокаду подводными лодками и самолетами до тех пор, пока не будет заключен мир или последний англичанин не умрет с голоду".
Это точное изложение угроз Гесса, и если оно не представляло угрозы для общественного мнения, то ничего иного в "других заявлениях", что подходило бы под это определение, в отчетах Киркпатрика не содержится. Возможно, что "другие заявления" были сделаны Гессом офицерам «Си», которых Черчилль именует «охранниками».
Во второй поездке в замок Бьюкенен Киркпатрика сопровождал Гамильтон; на другой день, в четверг 15 мая, допрашивать Гесса в третий раз Киркпатрик отправился один. Как оказалось, этот раз стал последним. Он получил инструкции прозондировать Гесса на предмет намерений Германии относительно Америки. Это было сделано с подачи Рузвельта, надеявшегося, что заместитель фюрера мог случайно обмолвиться о чем-то, что позволило бы открыть американцам глаза на нацистскую опасность: "внедрение в тыл, военное превосходство, окружение Соединенных Штатов и т. п.". Гесс не поддался. "У Германии не было планов насчет Америки. Так называемая германская угроза была нелепой игрой воображения". Гитлер, однако, не исключал возможности американского вмешательства, но не боялся его, так как по количеству истребителей Германия превосходила воздушные силы Америки и Великобритании вместе взятые. Америка, продолжил он, будет вне себя от ярости, если Британия заключит сейчас мир, так как рассчитывает унаследовать Британскую империю, и он [Гесс] прилетел, чтобы такие переговоры могли начаться. Если Британия отвергнет предоставляемый ей шанс, будет ясно, что взаимопонимания с Германией она не хочет. В таком случае Гитлер будет обязан (действительно, это будет его обязанностью) разрушить Британию до основания и сделать из нее вечного раба. В завершение Гесс назвал двух военнопленных, кого он хотел бы получить в помощники в том случае, если начнутся переговоры.
Тем временем Гамильтон, передав командование в Тернхаусе своему второму командиру, вернулся в Лондон. Несмотря на то, что упоминать его имя в прессе и по радио было запрещено, в Шотландии распространился слух, связавший его с визитом Гесса. Кроме того, высказывалось предположение, что заместителю фюрера позволили беспрепятственно проникнуть в глубь страны. Вероятно, неспроста на Тернхаусской авиабазе в тот день развесили необычные предупреждения с заголовком "За разглашение информации — наказание": "Персоналу запрещается передавать любую служебную информацию, которая прямо или косвенно может пойти на пользу врагу…"
В Лондоне свой первый визит Гамильтон нанес в министерство иностранных дел, где он вручил Кадогану "полные письменные отчеты" о первых двух допросах Гесса Киркпатриком (ныне в открытых для ознакомления делах отсутствующие) и сказал, что хочет получить личную аудиенцию у короля. Кадоган посоветовал ему сначала встретиться с премьер-министром. Вероятно, он так и сделал, и тот предложил ему увидеться с Даффом Купером, потому что в тот вечер Гамильтон посетил его. Дафф Купер, уважаемый человек, как министр информации был некомпетентен. Эти два качества особенно проявились с прибытием Гесса. Отсутствие руководства и внешнего доверия к министерству едва не довели его генерального директора, сэра Уолтера Монктона, до отставки. Много проблем возникло в связи с незнанием Черчилля, как вести дело, что привело к переходу инициативы в руки Геббельса. Положение усугубило неумение Даффа Купера предложить четкую линию поведения. Он даже не показал Монктону первые отчеты о том, что говорил Гесс. Тем временем радиотрансляции Геббельса о мирных предложениях Гесса и герцоге Гамильтоне, наряду с абсолютным молчанием со стороны министерства информации Англии, вызвали у американского и британского пресс-корпуса "такую бурю негодования, которую не видели ни до, ни во время войны". Вследствии чего Монктону пришлось взять на себя труд и распространить сведения о том, что в прошлом сентябре Гесс пытался через посредника связаться с герцогом Гамильтоном. Это он сказал Даффу Куперу 27 мая, когда все же вручил ему прошение об отставке, что успокоило прессу, реабилитировало герцога, а также сохранило интерес к делу Гесса.
