Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Я послал свои воспоминания об учебе и дальнейшем боевом пути и упомянул фамилию нашего помкомвзвода, оставленного в штате училища лейтенанта Марчукова. Офицер из Музея боевой славы ответил мне, что Марчуков погиб под Сталинградом в 1942 году, где курсанты училища выступили в роли рядовых. Я встречал однокашников из группы на курсах «Выстрел», из Офицерской школы штабной службы, из Академии им. М.В. Фрунзе, но не встретил ни одного из нашего батальона грозного сорок первого. Видимо, нас очень мало осталось в живых. Узнал только о гибели своего дружка, Миши Лофицкого, и захоронении его в братской могиле станицы Эриванской в Краснодарском крае.

Моя родительница, получив последнее письмо, без моего приглашения решила навестить меня в училище перед отправкой на фронт. Доехала, но не застала меня, опоздав всего на одни сутки.

Глава 3.

Жизнь на фронте в обороне

Я — лейтенант

В этой части книги в моих фронтовых и тыловых воспоминаниях очень мало описания боев — мой соавтор почти все эти эпизоды вывел во вторую часть книги — «Обе стороны медали». А в этой первой части осталось описание не всей войны, а по большей части только ее быта — это не война, а всего лишь жизнь на войне. На наш с соавтором взгляд, в подавляющей части мемуаров фронтовому и тыловому быту уделено очень мало места, и в результате часто создается впечатление, что советские солдаты — это что-то вроде ангелов, которые не пьют, не едят и до ветру не ходят И у них никогда не бывает не только такой потребности, как, к примеру, написать документ или письмо, но и вшей уничтожать им нет необходимости. У читателей может сложиться впечатление, что я очень много места уделяю еде, но хотел бы сказать, что в немецкой армии ей придавалось столь большое значение, что немецкая военная поговорка «Армия марширует брюхом» для немецкого командования была чем-то вроде святой заповеди. Так разве не интересно узнать, что и как случалось поесть советскому солдату?  

Но вернемся снова в стены нашей казармы, точнее, на плац перед ней. Напутственных речей командования училища никаких не было, как не было и их самих. Не было и командира батальона и командира роты. Многие из них были откомандированы в действующую армию. Нас построили в последний раз по ранжиру и тихо повели строем через проходную затемненными улицами к железнодорожному вокзалу. Была полночь, стояли морозы, прохожих на улицах не было. Соблюдалась военная светомаскировка. Мы шли вольным шагом через весь город, который мы за время учебы так и не узнали, ибо увольнений не давали. Немногие из нас побывали только в гарнизонном карауле или патрулями на улицах города. На тротуарах иногда стояли военные парные патрули из курсантов нашего первого и второго пехотных, училища связи и Пограничного училища войск НКВД. Один из патрульных назвал мою фамилию и подбежал к последней шеренге. Это был курсант-связист, бывший секретарь райкома комсомола Хатукаев из аула Эрсакон. Мы хорошо знали друг друга по последней моей работе до армии. С началом войны он был призван и направлен курсантом училища связи. На ходу он кратко рассказал о себе, я сообщил ему о выпуске и о том, что еду на фронт. (Спустя много лет, когда я уже был три года на пенсии, оказался в его родном ауле и мы тепло встретились. Вспомнили ту ночную встречу и рассказали друг другу о своей жизни. Воевал он в прославленной дивизии Румянцева и закончил войну командиром батальона связи в этом соединении. После войны вскоре уволился, якобы по семейным обстоятельствам, а фактически, скорее всего, за пристрастие к «зеленому змию», так как работал он всего лишь экспедитором в организации «Сельхозтехника».) Проходя по пустынным улицам, я вспомнил единственный организованный предвоенный выход нашего батальона в выходной день в городскую оперетту, где давался шефский спектакль «Свадьба в Малиновке». Роты поочередно пели в строю походные песни. Наша рота исполнила популярную тогда песню: «Эх, махорочка-махорка,/ Подружились мы с тобой./ Вдаль глядят дозоры зорко,/ Мы готовы в бой, мы готовы в бой». О том, какой была наша боеготовность в то время, показали события первых дней вражеского нападения.  

Пятая рота замечательно исполняла в строю «Марш физкультурников», в котором были такие начальные слова: «Страна молодая, Отчизна родная, цвети, улыбайся и пой./ В огне мы родились, в борьбе закалились, идем и цветем мы с тобой». Потом всем строем подхватывался припев: «Порой чудесною, проходим с песнею, мы физкультурники — страны своей сыны./ Чуть грянет, кличь: «На бой!» — и все готовы в час любой./ Мы все пойдем в поход, за край любимый наш, за весь народ./ Посмотри, как цветет без края, вся в сиянии страна родная...» и т. д. и т. п. Должен сказать, что слов патриотизма и пафоса было слишком много, но музыка этого марша была выше всяких похвал! После войны по радио я слышал эту песню очень редко и позабыл ее слова. Наша рота в самом начале взяла на «вооружение» только что сложенную в 1940 году новую песню, в которой были такие слова: «Враг, подумай хорошенько,/ Прежде чем идти войной./ Наш нарком товарищ Тимошенко/ — Сталинский народный маршал и герой...» Странное дело, что мы пели ее даже первые два месяца после начала войны, но ни один из огромного аппарата политработников, политруков и комиссаров даже помыслить не мог о содержании этих слов. Только наш ротный командир, старший лейтенант Фоменко, спустя два месяца вник в содержание слов, остановил роту при возвращении со стрельбища и разразился матерщиной примерно такими словами: «Вы думаете, что поете, уже оставлен Минск и Смоленск, половина Украины. А вы: «Подумай хорошенько». Уже подумал»...

Видимо, с нами ехали выпускники и первого батальона, так как весь поезд был занят военными. Неожиданно в одном вагоне с нами оказался бывший наш старшина роты. Он уже возвращался из госпиталя снова на фронт. Его провожала жена. Мы пытались расспросить его о делах на фронте, но он больше отмалчивался и не шел на откровенный разговор. Невольно подумалось: значит, не-утешительные вести с фронта, если видавший виды на Карельском перешейке сержант, теперь в чине лейтенанта, не может ничего рассказать своим вчерашним ротным однокашникам.

Уже было светло, когда поезд сделал остановку на станции Невинномысской. Возможно, именно в это время  мать ожидала поезд в обратном направлении, чтобы навестить меня, не зная о моих делах. Я больше разговаривал с Мишей Лофицким. Но почему-то мы мало вспоминали о прошлой короткой довоенной жизни. Станционные пути были забиты воинскими эшелонами, и мы медленно продвигались на север. Задержались некоторое время на станции Кропоткинской. Оказалось, что поезда с юга на Ростов уже не пропускают и нас завернули на Сталинградскую ветку через Сальск. Погода была пасмурной. Большую часть времени мы отсыпались, некоторые играли в карты и даже «принимали» самогон. На подходе к Сталинграду утром мы впервые услышали заводские гудки воздушной тревоги и хлопки наших зениток, стреляющих по вражеским бомбардировщикам. Проводницы метались по вагонам, почему-то строго предупреждая: «Открывайте окна и двери». Вскоре дали отбой, и мы прибыли на главный вокзал. Многие были впервые в этом городе. Мы покинули вагоны, и нас покормили горячим обедом в столовой продпункта. Так узнали мы и о продпунктах, о которых ни слова не говорили в училище.

Ростов-на-Дону был оккупирован немцами 21-го, а освобожден 29-го ноября 1941 года, поэтому нас и повезли объездным путем. Как я писал выше, приказ о присвоении нам первичного командирского звания был подписан командующим 56-й армией, входившей в состав Закавказского фронта, а направлялись мы с назначением в состав 9-й армии Южного фронта. Эти две армии отмечались в приказе Верховного за освобождение Ростова вместе с войсками, отбросившими немцев от Москвы. На следующее утро мы были в Миллерово, но нас завернули снова на юг в город Каменск, где находился отдел кадров Южного фронта. Полк или батальон резерва командного состава размещался в здании сельскохозяйственного техникума на окраине города. Остаток ночи мы провели на сетках студенческих кроватей. Утром объявили получать на каждую группу предназначенный в армии сухой паек на путь следования. Наша группа предназначалась в 9-ю армию, освобождавшую Ростов. Ее отдел кадров размещался в Новочеркасске, куда нам предстояло выехать. Я снова назначался «продовольственником» и пошел за сухим пайком, а к подъезду двухэтажного дома общежития было  подогнано с десяток машин-полуторок для доставки лейтенантов в отделы кадров армий.

20
{"b":"108260","o":1}