Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Была поздняя осень, когда у мусульман проходил месячный праздник рамадан. Весь день верующие не могли употреблять пищу. Это было заметно на учителях местных национальностей. Физиков не придерживался адатов Корана и иногда питался у меня. Он ел даже свиные колбасы и сало. Однажды, перекусив в пионерской комнате, мы вышли в учительскую, где Умарова выдавала книги малышам. От скуки и плохого настроения Физиков начал учительнице-библиотекарше учинять допрос: «Хаджет, ты соблюдаешь у разу?» Конечно, она ответила отрицательно. Тогда он налил стакан воды и заставил ее отпить из стакана. Она не согласилась пить воду, мотивируя это тем, что вода — не угощение кавалера, вот если бы это было вино или лимонад, то есть то, чего у него не было в данный момент. Комсорг пошел в пионерскую комнату, взял кусочек  сала из моих запасов и потребовал от нее съесть хлеб с салом. Умарова не рассчитывала на такую его наглость, но он с ожесточенным упрямством настаивал. Физиков был атлетического сложения и огромной силы. Зажав левой рукой ее голову, он насильно стал совать ей в рот сало (!). Я пригрозил вызвать милиционера, районный отдел находился через улицу. Тогда он прекратил издевательства и удалился. Я дал Хаджет кусочек мыла, и она долго мыла лицо, рыдая от такого оскорбления. На следующий день она не вышла на работу, и мне пришлось провести все ее уроки на русском языке. Как комсорг, Физиков потребовал от меня, как нештатного корреспондента комсомольской газеты нашего края, написать об этом статью. Он продиктовал, я записал, не сообщая о его неприглядных действиях, в надежде не отсылать эту статью, но он захватил рукопись и сам отправил в редакцию. Я умолял судьбу, чтобы статья не прошла, но через неделю поступил номер газеты, которую выписывали почти все старшеклассники-комсомольцы. Статья появилась за моей подписью. От стыда я почти не появлялся в учительской, отсиживаясь в своей комнате. Хаджет Умаровна мечтала отомстить, но как это сделать, не знала.

Однажды вечером Физиков пригласил меня к себе на квартиру на вечерний ужин, за который садились с заходом солнца все правоверные. Хозяйка дома накрыла на стол, Физиков открыл бутылку вина, чтобы отметить перемирие. После ужина он дал мне в руки перечень всех его общественных поручений, которые ему давались последние два года. Их оказалось пятнадцать! Я посочувствовал ему, а он попросил об это написать в ту же газету — Я охотно выполнил его просьбу и отослал заметку в газету. Через пару недель, после получения газеты, снова шум в коридоре, и называются мое и Физикова имена. В учительскую вбегает Хаджет Умаровна и развернутый номер буквально вешает Физикову на нос. Он в растерянности и я не меньше. Оказалось, что к моему столь маловыразительному тексту литсотрудник редакции присовокупил стишок, а художник сделал рисунок, где изображен лежащий Гулливер, а вокруг него торчало пятнадцать колышков, за которые был привязан известный литературный герой. А внизу такое четверостишие: «Когда у комсомольца пятнадцать  поручений, то там и тут справляться не сможет даже гений. Легко с таким подходом, когда исчезнет мера, любого активиста связать как Гулливера». Казалось, что физиков должен был радоваться, но он обиделся на меня надолго, а Хаджет даже поцеловала меня в щеку. Вот таким пустякам мы радовались и огорчались в последние предвоенные месяцы.

Курсант

Было начало марта, когда мне и нескольким другим призывникам принесли повестки из военкомата. Поскольку в нашем маленьком районе военного комиссариата не было, то вышли мы вечером и к утру прибыли в аул Икон-Халк. Утром прошли медкомиссию. Затем нас направили в областной военкомат на повторное медобследование для рекомендации в военные училища. Прошел и здесь всех специалистов. Сотрудник военкомата пояснил мне, что теперь нужно ехать в город Орджоникидзе (тогда, а ныне, как и прежде, Владикавказ), проходить там медкомиссию и сдавать экзамены по русскому языку (диктант) и алгебре (письменно). Не уверен, что я получил положительные оценки, но, тем не менее, на так называемой мандатной комиссии мне объявили, что буду учиться. Видимо, мой почти трехлетний стаж работы на разных должностях и последние характеристики от директора и комсорга сыграли положительную роль.

Так как выпуск второкурсников училища должен был состояться на первомайские праздники, то нас отпустили по домам, чтобы вернуться в конце апреля к началу учебы. Дома и на работе встретили меня с радостью. Отец и мать понимали, что служба неизбежна. Я пояснил, что курсантом буду получать в училище 40 рублей в месяц, а по выпуску самый минимальный первоначальный оклад будет 600 рублей. Даже эти деньги казались огромными, так как учителя в старших классах получали не больше 400–500 рублей при полной нагрузке и с институтским дипломом.

Городской трамвай от самого вокзала шел до проходной нашего училища и делал здесь поворот. Выйдя из него, я увидел возвращение рот и взводов с учебных занятий и стрельб. Шли они Военно-Грузинской асфальтовой дорогой, создавая ужасный грохот подошвами своих сапог.  

А уже через месяц мы также давали «ножку», как и наши предшественники. Теперь все понимают, что этот прусский строевой шаг никому не был нужен, тем более на войне. (Хотя в немецкой военной хронике можно увидеть такую же парадную муштру, но, как мне думается, именно в этом мы даже их превосходили.)

От проходной посыльный сопроводил меня в палатки карантина. Там я провел ночь на соломенном матраце, а утром — в строй. Нам объявили распорядок дня. Главное-время подъема и отбоя, а также часы приема пищи. Об армейской службе я мало что знал. Даже в книгах об этом писали мало, а в кино все выглядело в «розовом» свете. Например, в известном тогда кинофильме «Сердца четырех» были дисциплина, послушание, подчинение, организованность и порядок. Так примерно и я понимал службу.

Появился старшина нашей роты. Это был старший сержант «краснознаменец»[1]. По национальности он был осетин, плохо говоривший по-русски, но имевший боевой опыт Финской войны. За давностью лет я забыл его фамилию, кажется, Касаев. Он был единственным орденоносцем нашего училища, так как даже начальник училища, полковник Морозов, и полковой комиссар имели всего лишь по медали «XX лет РККА». Из шестнадцати рот только одна наша была удостоена такой чести — иметь старшину «краснознаменца». Построив нас на плацу, он объявил распорядок на первый день: санобработка и мытье в бане, получение обмундирования, подгонка формы и обуви. Перед мытьем нас всех остригли. К обеду все мы, 120 будущих курсантов, стояли в ротном строю. После обеда явился командир роты старший лейтенант Фоменко и с ним три взводных лейтенанта, все они были молоды.

Роту построили в одну шеренгу по ранжиру (росту), потом отсчитывали по десятку в отделение. Четыре отделения составляли учебный взвод. Рота была из трех взводов. Как я и предвидел, благодаря своему росту я оказался в третьем взводе замыкающим четвертого отделения. Взводным командиром, преподавателем тактики, уставов, строевой подготовки и физкультуры был лейтенант Омельченко. (Тогда это мне ничего не говорило, так как и у моих  земляков немало было фамилий, оканчивавшихся на «о», а позднее это стало неизбежной закономерностью в армейской жизни. Процент украинцев среди маршалов, генералов и офицеров был самым высоким, после великороссов. Не даром в армии бытовала поговорка: «Що то за хохол в армии, колы вин без лычек».) Командирами отделений назначили курсантов из числа тех, кто прибыл из частей, если даже и не имел сержантских званий. Именно таким оказался наш командир отделения, родом из Мордовии.

От подъема до отбоя мы занимались шагистикой. Начинал лейтенант, а после него командовали, как «тянуть ножку», командиры отделений. Завершались занятия прохождением во взводной колонне. Нас усиленно готовили к первомайскому празднику, чтобы не посрамиться перед трибуной, когда будут выпускаться первый и второй батальоны. Кормили нас в курсантской столовой во втором потоке по норме курсантского пайка, который по тому времени был одним из лучших в сухопутных войсках. По сравнению с пайком рядовых красноармейцев нам утром и вечером полагалось по 200 граммов белого хлеба и 40 граммов сливочного масла. Рацион продуктов был богаче. На еду нареканий не было, готовили вкусно, и ее хватало всем, несмотря на огромную ежедневную физическую нагрузку.

вернуться

1

Кавалер ордена Красного Знамени.

17
{"b":"108260","o":1}