Колхоз выделил нам полевой фургон для стряпухи, плотники установили вдоль большака две наблюдательных  вышки по типу лагерных в местах заключения, и тридцать мальчишек и девчонок вместо купания в пруду жарились на солнцепеке, высматривая «стригуна» на соседних с дорогой полях. Но таких за все лето не было установлено, и нас бросили на сбор колосков Комсомолка-стряпуха готовила нам на обед уже известную читателю затируху. Из дома каждый приносил с собой молодую картофелину и делал на ней метку (тавро), чтобы после того, как ее сварят, она попала в руки хозяина Комсомолка Мария Колпакова раскладывала клубни на большом артельном столе, где мы их разбирали без особых конфликтов. Полагалось нам и по 200 граммов хлеба. Самое интересное заключалось в том, что, выполняя свой пионерский долг, мы еще не видели пионерский галстук, даже у самой вожатой отряда, которая была по совместительству и отрядной стряпухой. О персональном владении таковым у нас и в мыслях не было Красный пионерский галстук вместе с синей блузой и трусиками я впервые увидел на однокласснике Саше Носареве в школе Новоисправненской. Его отец прибыл из Ростова-на-Дону как двадцатипятитысячник парторгом в один из колхозов, а его сын привез весь пионерский реквизит. Но самым большим предметом зависти учеников всей семилетки были его металлические коньки и пионерский горн

В шестой класс я ехал на попутной повозке не один. Со мной ехал в 5-й класс Щербаков Петр. Он в 1932 году закончил четыре класса и два года работал ездовым на председательском тарантасе. Это его старшая сестра Ирина училась вместе со мной и в этот год уже успела выйти замуж за одноклассника Петра.

Как я уже писал, к нам на жительство перешла бабушка по линии отца, а меня приютила ее дочь, моя тетя и бывшая нянька Аксинья. Я помнил ее свадьбу, а теперь у нее были дочь Вера четырех лет и в колыбельке сын Петя. Жили они еще беднее нас, и все продолжилось по-прежнему Петр Щербаков тоже квартировал у своей тетки метрах в двухстах от нашего дома. Почти каждый вечер мы встречались у него или у моей тети. Кроме выполнения домашних заданий, я присматривал за малышом. Школьный процесс повторялся без малейших изменений, разве что появились учебники. Классные руководители распределяли  их за плату, теперь всем хватило учебников и тетрадей, обложки на которых украшали портреты наших писателей-классиков, атак как страна широко отмечала вековой юбилей гения русской поэзии Пушкина, то, кроме его изображения, печатались и его стихи. Ей-богу, это было здорово! Может быть, эти обложки со стихами великого нашего соотечественника дали нам возможность почувствовать вкус поэзии, поскольку ни в станице, ни в школе не имелось библиотеки.

Еще об одной моей жизненной удаче в школьные годы я вспоминал не раз. В марте я вернулся домой на весенние каникулы. Именно в эти дни у нас проживали несколько родичей, бежавших от голода. В хуторе меня тепло встретил директор школы Петр Артемович, который сообщил о том, что в мартовские каникулы он организует для четырехклассников экскурсию в город Армавир и предложил мне поехать с ним. Я не рассчитывал, что мать согласится на это, но произошло обратное. Она дала согласие и сделала взнос пять рублей на железнодорожные билеты, а питаться мы должны были своими харчами. Плохо знал психологию ребят наш директор, да еще в наступивший голодный год. Мать из остатков муки сделала тесто и решила выпечь мне хлебцы в виде булочек. В тесто каждой из них она закатывала по куриному яичку и выпекала. Получился десяток таких булочек. Еще она дала мне как неприкосновенный запас краюху хлеба и кусочек сала. На десерт положила в сумку несколько яблок из засола в капусте и сухих груш.

На следующий день группа из семи человек учащихся во главе с директором школы выехали с очередным обозом в город Баталпашинск. На телегах колхозники везли кукурузные початки для сдачи в государственную поставку на элеватор. Заметьте, был март месяц, а колхоз все еще расплачивался за минувший хозяйственный год. Теперь представим себе езду на телеге по нашим грунтовым дорогам, особенно по населенным пунктам, где от ежедневных прогонов стад грунтовая дорога превращается как бы в стиральную доску. Езда по ней на телеге становится невыносимой. Но лучше плохо ехать, чем  мы увидели, как отливают гири для весов. К вечеру нас определили в одну из школ на ночлег в классе на партах. Здесь впервые мы увидели школьные уборные внутри самого здания. Это, в нашем понимании, было просто невероятным...

На следующий день учитель повел нас в цирк-шапито. Не стану описывать подробности нашего восторга от всего увиденного и услышанного. Там мы смотрели решительно все впервые и для многих на всю их жизнь. Наше автономное питание сухим пайком подходило к концу. В ночь мы снова на вокзале. Учитель стоит у касс за билетами, а мы стайкой сидим на полу в углу вокзала, который забит беженцами с Украины. Голодных и распухших от голода полно на вокзале и рядом с ним. В ожидании учителя я уснул и не заметил, как один старик снял с меня мою кубанку. Какое счастье, что мать настояла взять с собой башлык, который спас меня в те еще морозные дни. Вернулись мы в Баталпашинск утром. На нашу беду ни одной повозки с хутора на постоялом дворе не оказалось. Обогревшись в хате и доев остатки, мы решили шагать 50 километров домой пешком. Наставник наш согласился, да и не было другого выхода. Шли без остановок двенадцать часов голодные и усталые, преодолев два перевала. В полночь прибыли на хутор Фроловский, тоже отселенный из станицы Исправной. Кое-как учитель распределил нас по хатам, где мы уснули кто на печке, кто на лавках. Добрые люди, чем смогли, тем и поделились с нами в завтрак. До своего хутора оставалось еще 24 километра, которые-то и оказались самыми трудными. До своего хутора смогли добраться только во второй половине дня. Пропажа моей кубанки обошлась небольшим упреком. Назавтра мне предстояло снова идти с ношей на плечах в Исправную.

Учителя, конечно, старались прививать нам чувство прекрасного, но в тех ужасных по нищете условиях большего они ничего не могли сделать. Право же, до самых заморозков мы ходили в школу босиком. С наступлением морозов одевали любого размера родительские недоноски на плечи и на ног и. Подкармливались со школьного котла в большую перемену.

Что сохранилось в моей памяти. Это прежде всего так называемые литературные вечера каждую субботу.  

Проводились они в нашем широком коридоре. У нас был замечательный преподаватель по трудовому обучению, Он был из тех «беглых» от голода с Украины, который пару лет переживал в станице страшный голод 1933 года. Он очень плохо говорил по-русски, но мы понимали его украинский лучше, чем свой родной «перевертень». Его первейшие навыки в плотничьем деле сохранились в моей памяти до пенсионного возраста. За урок каждый из нас должен был выстрогать одну штакетину для школьной изгороди. Под его руководством мы сами смастерили из отходов скамьи для зрителей нашего зала (коридора), изготовили однотипные рамки для классных стенгазет, кое-что из спортивного инвентаря и дворовых игр. Но вернемся к нашим литературным вечерам, которые посвящались, как правило, одному из изучаемых по программе наших классиков. Старались занять всех учащихся класса. Рассказывалась биография, читались стихи, иногда готовились небольшие отрывки из пьес. Потом непременные частушки под балалайку и гимнастические упражнения с пирамидами, на которых в самом верхнем третьем ярусе всегда держался я, стоя и отдавая пионерский салют. На Новый год, в то время впервые, разрешили устраивать праздничную елку. Все игрушки, вплоть до восковых свечей, изготавливали дети. Отмечали и встречу весны в станичном клубе. В последний год моей учебы эти вечера проводились уже в своем школьном клубе, оборудованном в старой бывшей церковно-приходской школе

В 1935 году в нашей стране было установлено высшее воинское звание Маршал Советского Союза В числе первых пяти был и С М. Буденный. Даже в нашей глубинке все дети знали о нем. Именно в 1936 или 1937 году в одном из детских журналов была опубликована пьеса «Детство маршала», которая заинтересовала нашу классную руководительницу Прасковью Михайловну Полозкову. Она решила поставить ее на нашей клубной сцене, а заглавную роль Семки единогласно было поручено сыграть мне, хотя задатков у меня не было никаких, как, впрочем, и у других тоже.