В своей политике повышения ставок в игре маршал дошел до своеобразного Рубикона. Теперь у него оставалось только два выхода – навязать свою волю парламенту и правительству или в очередной раз проиграть, и на этот раз, скорее всего, окончательно.

В литературе до сих пор нет единого мнения относительно того, был ли у Пилсудского в мае 1926 года разработанный план переворота. Несомненно, если говорить о перевороте как о военной операции с целью устранения всех существующих институтов государственной власти и замене их личной диктатурой, такого плана не было. Но события, начавшиеся 12 мая, не были и чистым экспромтом; им, как уже говорилось выше, предшествовала политическая подготовка. Но для того, чтобы оказать решительное и результативное давление на властные институты, нужна была не столько моральная, сколько военная сила, должным образом отмобилизованная и готовая к использованию в надлежащий момент. И такой силой Пилсудский начиная с 10 мая 1926 года обладал.

Еще 18 апреля, то есть перед началом правительственного кризиса, военный министр Желиговский отдал приказ о концентрации 10 мая в Рембертове близ Варшавы частей для проведения межгарнизонной военной игры под личным руководством Пилсудского. Инициатором приказа был многолетний адъютант «спасителя нации» Болеслав Венява-Длугошовский. Критерием отбора частей для учений была степень преданности их офицеров «отшельнику из Сулеювека». Стержнем создаваемой группировки должен был стать 7-й уланский полк под командованием подполковника К. Стамировского, входившего в близкое окружение маршала. 8 мая Желиговский, исполнявший еще обязанности министра, подчинил Пилсудскому начиная с 10 мая создающуюся в районе Рембертова группировку войск.

11 мая номер «Курьера поранного» с интервью Пилсудского был конфискован, однако немалая часть тиража все же дошла до варшавских читателей, вызвав у них бурную реакцию. Особенно активны были офицеры-пилсудчики, весь вечер переходившие из кафе в кафе, выкрикивавшие здравицы в честь Пилсудского, демонстративно заказывавшие оркестрам «Первую бригаду», призывавшие публику слушать мелодию стоя и требовавшие отставки правительства. Варшава бурлила. Бросается в глаза одно заслуживающее внимания обстоятельство. Посетителями кафе были государственные служащие, интеллигенты, студенты – то есть представители все тех же образованных слоев, легче и быстрее других поддающиеся на демагогию мнимых защитников гражданских прав и свобод и жертв преследования действующей власти, которая им никогда не нравится.

В тот же день новый военный министр генерал Юлиуш Мальчевский (в июне 1920 года Пилсудский отстранил его от исполнения служебных обязанностей за то, что он сеял среди иностранных военных атташе пораженческие настроения и в недопустимой форме критиковал главнокомандующего за его манеру ведения войны) снял близкого маршалу Бронислава Перацкого с должности управляющего делами военного министра и ограничил передвижения генерала Орлича-Дрешера. Он также отменил приказ Желиговского о концентрации частей в окрестностях Рембертова и распорядился вернуть их на места постоянной дислокации. Но приказ был проигнорирован почти всеми командирами отобранных для игр подразделений. Это было открытое неповиновение. Решиться на такой шаг, грозивший самыми серьезными служебными последствиями, можно было лишь по чьему-то повелению, не выполнить которое они не решались. Учитывая дальнейшее развитие событий, этот приказ мог отдать только Пилсудский. Следовательно, уже 11 мая у него существовал план антиправительственных действий – причем его исполнение должно было начаться в самое ближайшее время, пока против взбунтовавшихся войск не будут предприняты решительные меры.

Утром 12 мая пресса запустила «утку», что ночью кто-то обстрелял виллу маршала. Естественно, подозрение сразу же пало на правительственный лагерь. Это еще больше накалило обстановку в столице Второй Речи Посполитой.

Теперь все было готово для открытого выступления. В ночь с 11 на 12 мая Пилсудский послал своих эмиссаров в дислоцированные в окрестностях Варшавы части, на командиров которых он мог полностью рассчитывать, с приказом двигаться на Варшаву. Руководство акцией он поручил генералу Орличу-Дрешеру помогали ему генерал Станислав БурхардБукацкий, полковники Адам Коц и Юлиуш Ульрих, подполковники Юзеф Бек, Анатоль Минковский и др. В семь часов утра 12 мая в сопровождении 7-го полка уланов маршал выехал в Рембертов, пообещав жене Александре вернуться на обед в 15.30. Пробыв в рембертовском офицерском клубе до десяти часов, спаситель отечества отправился в Бельведер, чтобы заставить Войцеховского отправить в отставку правительство Витоса. Но президента на месте не застал, поскольку тот незадолго до этого уехал в загородную резиденцию в Спале.

Вернувшись ни с чем в Рембертов, Пилсудский наконец-то решился продемонстрировать свою силу и решимость идти в борьбе с правительством до конца. Около 11 часов дня он отдал генералу Орличу-Дрешеру приказ овладеть мостами через Вислу, поскольку его главные силы были сосредоточены на правом берегу, а все государственные учреждения находятся в левобережной части города. Спустя примерно три часа военная колонна под командованием маршала двинулась в сторону Варшавы, на помощь подтягивались другие части, дислоцированные в окрестностях столицы. В поддержку переворота и с требованием отставки правительства Витоса выступили левые партии, в том числе и коммунисты.

Войцеховский, проинформированный о разворачивающихся событиях, срочно вернулся в Варшаву и включился в работу правительства. Вскоре появились правительственное сообщение о бунте нескольких воинских подразделений, обманутых ложными приказами заговорщиков, и требование подчиниться властям, а также обращение президента к армии с призывом сохранить верность законному правительству. В Варшаве, Варшавском воеводстве и части Люблинского воеводства было введено чрезвычайное положение. Военный министр Мальчевский еще раньше вызвал в столицу верные правительству части и организовал штаб обороны во главе с генералом Розвадовским. Назревало кровопролитие, хотя все еще оставалась возможность предотвратить трагическое развитие событий.

Именно поэтому президент выступил с инициативой личной встречи с предводителем бунтовщиков. Пилсудский согласился. Видимо, он надеялся, что Войцеховский, не считавший кабинет Витоса оптимальным выходом из правительственного кризиса, согласится на его отставку, хотя это и было бы нарушением конституции. В этом случае цель вооруженной демонстрации была бы достигнута. Каких-то последствий для себя лично или своих подчиненных маршал не ожидал, ведь он не раз уже навязывал свою волю руководителям государства.

Встреча состоялось в 17 часов на западной стороне моста Понятовского, занятой сохранившими верность присяге курсантами военного училища. Сохранилось несколько свидетельств относительно содержания встречи. Пилсудский оставил свидетельство лишь об общем смысле разговора: он заявил президенту, что не ищет с ним войны, а только хочет отставки правительства Витоса. Более подробное свидетельство оставил Войцеховский: «Он приблизился ко мне, я встретил его словами: я защищаю честь польского войска. Это, видимо, задело его, потому что он схватил меня за рукав и сдавленным голосом сказал:

– Ну, ну! Только не так.

Я сбросил его руку и, не допуская возражений, сказал: «Я здесь олицетворяю Польшу, требую представить свои претензии легальным путем, категорического ответа на воззвание правительства».

– Для меня легальный путь закрыт. – Он обошел меня и направился к стоявшей в нескольких шагах за мной шеренге солдат. Я это воспринял как желание бунтовать солдат против правительства в моем присутствии, поэтому, проходя мимо строя к своему автомобилю, призвал:

– Солдаты, исполните свой долг!»

Стоявший несколько в стороне майор Мариан Порвит утверждал, что Пилсудский обратился к президенту со следующими словами: «Не мешайте. Обещаю, что ничего не случится ни с вами, ни с этими солдатами». На категорический отказ Войцеховского маршал отреагировал словами: «А я все равно пройду». Тогда глава государства обратился к Порвиту, командовавшему верными присяге курсантами офицерского училища: «Прошу исполнить полученные приказы» – и уехал.