Самые нетерпеливые пилсудчики ждали от своего героя решительных действий; другие пытались решить вопрос его возвращения в армию путем переговоров с членами правительства и влиятельными политиками. Однако Пилсудский раз за разом разрушал их комбинации и успокаивал их тем, что он сам решит эту проблему, а они должны оставаться на своих постах, ждать и верить в неизбежный успех.

В период пребывания в Сулеювеке Пилсудский много писал на традиционные для себя темы: восстание 1863 года, мировая война, первые дни независимости. Наиболее известным из созданных в эти годы трудов является «1920 год. По поводу работы М. Тухачевского „Поход за Вислу“», увидевший свет в 1924 году. Фактически он посвящен только Варшавскому сражению. В нем маршал сделал немало нелицеприятных замечаний в адрес генералов Шептицкого, Розвадовского и даже Сикорского; что же касается его собственных действий, то они представлены как практически безупречные. Это было вполне ожидаемо, если принять во внимание склонность Пилсудского к преувеличению собственной значимости и умению даже неудачи представлять в выгодном для себя свете.

Большое внимание Пилсудский уделял консолидации легионеров, поддержанию в них убежденности в том, что именно они своей героической борьбой открыли польскому народу путь к свободе. Он участвовал в их ежегодных многотысячных съездах, каждый раз проводившихся в других городах, выступал с публичными лекциями, посещал различного рода торжественные мероприятия, так или иначе связанные с его именем. Широко были отмечены его именины в 1924 году. Накануне профессора варшавских вузов дали в его честь банкет в гостинице «Бристоль», а в филармонии Союз обществ легионеров организовал торжественный концерт. Прибывшему на него Пилсудскому была устроена горячая овация. В день именин Сулеювек посетили тысячи людей, особенно много было молодежи. В 1925 году в этот день Сулеювек посетили многие генералы, в том числе Люциан Желиговский, Густав Орлич-Дрешер, Фелициан Славой-Складковский, Якуб Кшеменьский, Даниэль Конажевский. В Варшаве состоялся прием, в театрах шли торжественные спектакли, которые Пилсудский посетил к великой радости публики. Его сторонники на различных массовых мероприятиях добивались принятия резолюций с требованием возвращения маршала на государственную службу. Город за городом присваивали ему звание почетного гражданина.

Трибуну IV съезда легионеров в Варшаве в 1925 году маршал использовал для начала кампании против Сикорского, который также был не прочь стать центром притяжения для легионеров. Для своего выступления Пилсудский использовал сюжет сказки о Золушке. Золушкой в его интерпретации был легион, а злыми мачехой и сестрами – Австро-Венгрия и военный департамент Главного национального комитета, возглавлявшийся Сикорским. Но самая большая неожиданность ждала слушателей в конце его выступления, когда он обвинил историческое бюро Генерального штаба в сознательной фальсификации и уничтожении документов. К тому же спустя три дня после съезда он опубликовал свое февральское 1924 года письмо Сикорскому по поводу его проекта закона о высших военных властях.

Скандал стал предметом обсуждения в прессе и в обществе, была создана специальная комиссия историков для изучения состояния дел в архиве Генерального штаба. Обвинения конечно же не подтвердились, но это мало волновало Пилсудского. Была брошена тень на текущее руководство армии. Сикорский, не желая способствовать усилению влияния Пилсудского на армию, запретил в 1925 году офицерам, находившимся на действительной военной службе, участвовать в мероприятиях, организуемых ветеранскими обществами. Но это не могло существенно сказаться на имидже Пилсудского, который со страниц центральных и региональных газет – в то время главного, а в Польше единственного широкодоступного средства массовой информации – регулярно напоминал о себе и своих заслугах, акцентировал фундаментальную роль для судьбы государства морали, духовности и патриотизма, носителями которых были он сам и его легионеры.

Первый маршал ждал подходящего момента, чтобы от мелких уколов перейти к решительному наступлению.

Правительство Грабского, добившись в 1924 году ряда успехов в финансовой и экономической областях, в 1925-м столкнулось с рядом новых вызовов, преодолеть которые было не так просто. Неблагоприятные погодные условия 1924 года стали причиной неурожая, что для Польши, где большая часть ВВП создавалась в сельском хозяйстве, означало серьезные экономические трудности. Высокий курс злотого привел к существенному превышению импорта над экспортом, нехватка оборотных средств и жесткая фискальная политика снижали деловую активность и были причиной большого числа банкротств, вновь стала расти безработица. В 1925 году кончилось действие конвенции, разрешавшей беспошлинный ввоз в Германию угля и промышленной продукции из польской части Верхней Силезии, и Берлин тут же ввел на них эмбарго. В ответ Польша ввела ограничения на импорт ряда товаров из Германии, на что последовал симметричный ответ Веймарской республики. Потери Польши от этих мер составили около четверти стоимости ее экспорта. Так началась многолетняя польско-германская таможенная война.

Неблагоприятные для Польши тенденции наметились и в международных отношениях. Франция неумолимо теряла свою позицию самой сильной европейской державы и вынуждена была искать пути к нормализации отношений с Германией, в том числе и за счет ослабления своих связей с восточноевропейскими союзниками, включая и Польшу. На континенте росла роль Великобритании, нерасположенной поддерживать польские великодержавные амбиции. В октябре в Локарно Лондон, Париж и Берлин подкорректировали Версальскую систему, уравняв Германию в правах с державами-победительницами. Локарнские соглашения существенно понижали значение Польши в международных отношениях в пользу Германии и даже Советского Союза. Часть алармистски настроенной мировой и польской прессы, явно преувеличивая ожидающие Польшу негативные последствия, преподнесла Локарно чуть ли не как преддверие войны. В Польше воцарилась крайне тревожная атмосфера.

Тревоги добавило также подписание в апреле 1926 года советско-германского политического договора, расцененного в Польше как углубление линии Рапалло. Проблема безопасности Польши стала предметом широкого обсуждения, вновь актуализировала вопрос, в какой степени ее армия готова ее решать. В этой атмосфере предшествующие заявления Пилсудского о неблагополучном положении в вооруженных силах приобретали особенно тревожное звучание. Не случайно Пилсудский в одном из интервью осенью 1930 года в числе причин, толкнувших его на переворот в мае 1926 года, назвал появление реальной угрозы того, что, пользуясь ситуацией, аналогичной временам упадка Польши в XVIII веке, соседи попытаются посягнуть на независимость страны.

Несмотря на все переживаемые Польшей трудности, сейм в силу разных обстоятельств не желал отставки правительства Грабского. Но все же 13 ноября 1925 года оно пало, поскольку Польский банк отказал премьеру в валютной интервенции для поддержания курса злотого.

На следующий день, 14 ноября, Пилсудский прибыл в Бельведер и вручил президенту Войцеховскому декларацию, в которой предостерег от игнорирования моральных интересов армии при формировании нового кабинета и возможного назначения военным министром Шептицкого или Сикорского. Более того, он потребовал, чтобы глава государства подтвердил своей подписью на копии декларации факт ее получения. Этим шагом маршал открыто продемонстрировал, что ставит себя выше всех конституционных органов власти в Польше и оставляет за собой последнее слово при выборе кандидата на один из ключевых постов в правительстве. Как ни странно, Войцеховский не только выполнил его требование, но и поинтересовался кандидатурой возможного министра. Пилсудский от ответа уклонился, заявив, что сделает это после появления главы правительства. Начатая Соснковским в конце 1923 года практика согласования с «отшельником из Сулеювека» вопросов государственной жизни получила 14 ноября чуть ли не официальный статус.