3 августа договорились о процедуре передачи после начала войны части хранившегося на военных складах Кракова оружия и взрывчатки представителю Пилсудского Славеку. Определили места перехода стрелками границы с Россией. Главный комендант также был поставлен в известность, что в оперативном отношении его стрелки подчинены командованию 7-й кавалерийской дивизии генерала Игнаца фон Корды, входившей в состав оперативной группы генерала Генриха Куммера фон Фалькенфеда, действовавшей на левом фланге 1-й австрийской армии генерала Виктора фон Данкла.

3 августа в Кракове, в районе Блони (большой луг, место народных гуляний и выставок), в так называемых Олеандрах, где в выставочных помещениях проводились летние офицерские курсы стрелков, было сформировано подразделение числом 144 человека, получившее название 1-й кадровой роты. Это означало, что Пилсудский предполагал ее быстрое развертывание в крупную воинскую часть. Главный комендант отобрал в роту на паритетной основе слушателей офицерских школ стрелковых союзов и стрелковых дружин. Несомненно, это было чисто политическое решение с целью избежать упреков, что комендант отдает предпочтение лишь своим людям.

В торжественной речи Пилсудский подчеркнул, что с этого момента нет ни стрелков, ни дружинников, а все они теперь польские солдаты, единственным отличительным знаком которых является белый орел (то есть польский национальный герб). Для устранения прежних различий он предложил произвести символический обмен отличительными знаками. Сам Пилсудский обменял своего стрелкового орла на бляху члена стрелковых дружин Станислава Бурхардт-Букацкого. Свою речь комендант завершил словами, что он смотрит на роту как на кадровое подразделение, на базе которого возникнет будущая польская армия[118].

Формирование воинского подразделения из членов сравнительно недавно находившихся в конфронтации организаций за три дня до выхода на фронт вряд ли следует считать удачным решением. Отобранные в роту стрелки недостаточно хорошо знали друг друга, среди них еще не выделились неформальные лидеры. К тому же Пилсудский принял оригинальное решение отказаться от установления воинских званий бойцам роты, заявив, что свои звания они завоюют в бою. Были назначены только командиры из числа наиболее опытных стрелков. Впоследствии это породило неразбериху и трудности. Командиром роты Пилсудский назначил одного из ближайших своих соратников, члена САБ и Стрелкового союза, коменданта швейцарского округа САБ, руководителя офицерской школы Стрелкового союза Тадеуша Адама Каспшицкого.

Из всех стрелковых подразделений только 1-я рота была вооружена многозарядными карабинами Манлихера, приобретенными еще до войны на деньги Польской военной казны. Рота получила от Пилсудского приказ первой, до начала военных действий, пересечь границу Царства Польского и двигаться в направлении Кельце и далее на Варшаву, опережая других стрелков и регулярные австрийские части. Содержание приказа свидетельствует, что Пилсудскому было известно об оставлении русскими войсками уже в первые дни августа приграничных районов и отходе в места концентрации на правобережье Вислы. На левобережье остались только небольшие казачьи подразделения для ведения разведки. Поэтому Пилсудский не ожидал какого-то серьезного сопротивления русских[119].

Стремительное продвижение 1-й кадровой роты в направлении Келец нужно было не столько для поднятия морального духа ее бойцов, сколько в пропагандистских целях. Появление на оставленных русскими территориях военных с польскими кокардами на фуражках должно было возбудить патриотические чувства у местного населения и стимулировать приток добровольцев в стрелковые формирования. А если бы первыми шли австрийцы, то тогда у оппонентов Пилсудского, особенно национальных демократов, были бы все основания утверждать, что его стрелки были привезены в русскую Польшу в обозе австрийцев и немцев. Кроме того, руководителям стрелков, видимо, не чужда была честолюбивая мысль первыми, раньше немцев и австрийцев, войти в оставленную русскими Варшаву. Австрийцы же не возражали против движения стрелков впереди армии не только потому, что надеялись вызвать тем самым благоприятное отношение к себе со стороны местного населения, но и желая опередить немцев и первыми войти в столицу Царства Польского[120].

Наряду с радостными для Пилсудского событиями 3 августа он потерпел очередную неудачу на политическом поле. В этот день прошла встреча членов Комиссии конфедерированных партий с делегатами львовского Центрального национального комитета. Она завершилась безрезультатно, хотя формально возможность для соглашения в будущем еще оставалась. Но когда члены ЦНК познакомились с результатами венских встреч своего посланца Гломбиньского, они заняли откровенно неприязненную Пилсудскому позицию. Дело в том, что 31 июля австрийский министр иностранных дел граф Леопольд Берхтольд и начальник Генерального штаба генерал Конрад фон Гетцендорф откровенно объяснили представителю ЦНК, что сторонники освобождения Царства Польского от русского господства нужны им только для того, чтобы поднять восстание в тылах русской армии и снабжать австрийцев разведывательной информацией. Это значило, что австрийцы намеревались использовать движение во главе с Пилсудским в своих целях, ничего не обещая взамен. Поэтому ЦНК счел дальнейшие переговоры с комиссией бесперспективными и 5 августа широко объявил о своем появлении в качестве самостоятельного политического центра.

Таким образом, Пилсудскому не удалось изменить облика комиссии как центра притяжения политических партий преимущественно левого толка. Тем самым она так и не добилась права выступать от имени всех польских общественных и политических сил, а тем более формировать будущее национальное правительство Царства Польского. В своем прежнем виде комиссия больше не нужна была Пилсудскому, а это означало, что ее дни сочтены.

5 августа, в среду, в полуденные часы прошла очередная встреча Пилсудского с руководителем краковского разведывательного центра. Возможно, что именно тогда было решено не преобразовывать подчинявшиеся Пилсудскому стрелковые союзы и дружины в части ландштурма, как того требовали распоряжения министра обороны, а предоставить им возможность действовать самостоятельно, впереди австрийской армии. Не случайно, что в своих рапортах в Учетный отдел Рыбак называл стрелковые подразделения «вооруженными бандами». Для Пилсудского в тот момент преобразование стрелковых формирований в ополченские части было бы равнозначно провалу его плана, хотя бы потому, что ополченцам следовало подчиняться австрийским военным и носить желто-черные повязки на рукавах.

Капитан Рыбак от имени австрийского штаба передал собеседнику официальное назначение на должность командира польских вооруженных формирований и разрешение на вторжение стрелков на следующий день на территорию Царства Польского. Согласно полученным инструкциям подчиненные Пилсудскому подразделения должны были вести разведку и наблюдение за противником в районе Варшавы и Ивангорода (Демблина), а также вызывать восстания повсюду, начиная с Келецкой и Радомской губерний.

Вечером 5 августа на холостяцкой квартире Славека состоялась дружеская встреча тесного круга людей из близкого окружения Пилсудского. Только что официально назначенный австрийцами на должность командир всех стрелковых формирований был возбужден и полон надежд. И не удивительно, ведь на следующий день он в очередной раз приступал к осуществлению главной цели своей жизни – освобождению Царства Польского из-под русского господства...

6 августа 1914 года Австро-Венгрия объявила войну России. Наконец-то произошло событие, ожидавшееся Пилсудским все последние годы. Рухнул более чем вековой союз трех империй, как могильная плита придавивший разорванную на три части Польшу. Своей несомненной заслугой Пилсудский мог считать то, что на этот раз поляки Царства Польского не были застигнуты врасплох возникновением благоприятных для них внешних обстоятельств. Благодаря настойчивой, самоотверженной деятельности его самого и его верных соратников были созданы военизированные организации, готовые бороться за освобождение польских земель от русских оккупантов. Удалось решить вопрос о союзниках: Австро-Венгрия оказывала его формированиям материально-техническую помощь и не возражала против использования Галиции в качестве их базы, Германия не выступала против. В итоге у Пилсудского были все основания считать, что впервые после 1815 года у поляков Царства Польского на международной арене появились не мнимые, а реальные союзники. Конечно, он был уверен, что это союзники временные, только на период войны, что никаких обязательств относительно будущего Царства Польского они на себя брать не захотят. Но вряд ли это его серьезно беспокоило, если вспомнить разделявшийся им жизненный принцип: «Главное ввязаться в бой, а там посмотрим».