Что касается левых партий, то они все больше склонялись к признанию необходимости досрочного роспуска парламента и проведения новых выборов в сейм на основании прежнего закона. А поскольку надежд на самороспуск сейма не было, то они не прочь были поддержать Пилсудского, если он решится на вооруженный путч и разгон парламента.
Существует достаточно много свидетельств того, что Пилсудский в последние месяцы перед государственным переворотом вел переговоры с рядом влиятельных представителей помещиков и предпринимателей, обещая в случае прихода к власти добиться пересмотра закона об аграрной реформе, ограничить социальное законодательство и т. д. Эти его действия указывали на желание привлечь на свою сторону те влиятельные социальные группы, которые традиционно были опорой национальных демократов. Но при этом Пилсудский не порывал отношений со своими сторонниками в левых партиях, а также с руководителями левого профцентра, имевшими возможность с помощью стачки железнодорожников парализовать жизнь в стране, в том числе и затруднить военные перевозки.
Вхождение социалистов в состав правительственной коалиции и кабинета позволяло Пилсудскому, в соответствии с его планом, мешать ее сплочению. Уже в начале февраля Морачевский поставил на заседании парламентской фракции ППС вопрос о выходе из коалиции, но не получил поддержки. После этого министр-социалист без согласования с руководством партии оставил свой пост. Но на этот раз кризис не разразился. Большинство в руководстве соцпартии не было заинтересовано в новом обострении политической ситуации без видимой причины. Вместо Морачевского в правительство был введен Норберт Барлицкий, не испытывавший к Пилсудскому излишних симпатий.
Пилсудский попытался свалить кабинет с помощью отставки Желиговского, но Скшиньский ее не принял. И все же этому горемычному правительству не суждена была долгая жизнь. Начавшийся еще при Грабском экономический кризис так и не был преодолен в первые месяцы 1926 года, переговоры о зарубежных кредитах затягивались, непрерывно росла безработица. Вновь стал нарастать социальный протест, все чаще отмечались стычки безработных с полицией. Нужны были решительные меры по оздоровлению экономики. Предложенный 19 апреля правым министром финансов Ежи Здзеховским план ликвидации бюджетного дефицита предусматривал временное повышение на 10 процентов всех налогов, кроме имущественного, таможенных пошлин, введение налогов на помол зерна и осветительные электроприборы, снижение заработной платы государственным служащим, пенсий и пособий инвалидам, увольнение из армии части офицеров и сокращение 18 тысяч железнодорожников. Он вызвал протест социалистов, предложивших другое решение вопроса – увеличить поступления от налога на имущество, уменьшить расходы на армию, сократив продолжительность срочной военной службы в два раза, расширить масштаб общественных работ для безработных. Не получив поддержки у партнеров по коалиции, ППС 20 апреля покинула ее. В Польше разразился очередной, уже четвертый за неполные три года правительственный кризис. Таким образом, события развивались в полном соответствии с планом Пилсудского.
Граф Скшиньский подал прошение об отставке, но президент ее не принял, поручив правительству меньшинства осуществлять управление страной, пока не будет решен вопрос о новом кабинете. Начался лихорадочный поиск формулы нового кабинета. В течение полумесяца были испробованы все варианты (правоцентристское, левоцентристское, внепарламентское), некоторые обсуждались не один раз. Свое мнение о кризисе высказал и Пилсудский. 29 апреля появилось очередное интервью с ним, в котором он заявил о возможности создания в конституционных рамках сильного правительства, но для этого считал нужным покончить с дурными сеймовыми обычаями. На прямой вопрос, готов ли он встать во главе такого кабинета с диктаторскими полномочиями, маршал ответа не дал.
Пока шел межпартийный торг, военный министр Желиговский 4 мая, накануне окончательной отставки правительства, отозвал из сейма старый проект закона о высших военных властях и внес новый, который, по его мнению, давал Пилсудскому возможность вернуться в армию. Он предусматривал подчинение Генерального штаба генеральному инспектору вооруженных сил, то есть ликвидировал его двойное подчинение, так возмущавшее маршала в предыдущем проекте. Но потенциальный возвращенец оставил проект без внимания. Не заинтересовали Пилсудского и попытки вовлечь его в правительство в роли то премьера, то члена кабинета. Каждый раз он в грубой форме отклонял сделанные ему предложения, все больше нагнетая политическую напряженность, что вполне соответствовало его плану.
Давление Пилсудского на правительство и сейм встречалось с решительным сопротивлением национальных демократов, имевших самую крупную фракцию в сейме, который в тот момент насчитывал уже 26(!) клубов, то есть фракций. Эндеки были резко против возвращения Пилсудского к руководству армией вследствие его полной профессиональной непригодности. Выступая в военной комиссии сената, его маршал (председатель) Тромпчиньский заявил, что это было бы равнозначно военной катастрофе государства, как в 1920 году. Он также напомнил, что у маршала нет специального военного образования и он способен руководить лишь партизанскими действиями. Столь же нелестной была его оценка пребывания Пилсудского на посту начальника Генштаба в 1923 году.
9 мая появилось интервью Витоса, в котором речь шла и о Пилсудском. Особый резонанс вызвали следующие его слова: «Пусть же, наконец, маршал Пилсудский выйдет из укрытия, пусть создаст правительство, пусть привлечет к сотрудничеству все творческие силы, заботящиеся о благе государства. Если он не сделает этого, то возникнет представление, что в действительности его не интересует упорядочение отношений в государстве... Если бы в моем распоряжении были определенные объективные данные, как у него, о которых в данный момент я не хочу говорить, то я бы создал правительство, если бы даже я потерял половину министров»[214]. Несомненно, под этими «объективными данными» «политик без галстука», как и читатели его интервью, подразумевал армию. Витос даже пошел дальше и сказал: если за Пилсудским действительно стоит армия, то пусть он возьмет власть силой – лично он сделал бы это, не колеблясь. Но если Пилсудский этого не сделает, то это будет означать, что эти силы за ним не стоят. Правда, в предназначенный для печати текст интервью этот пассаж Витос не включил. Интервью одного из кандидатов в премьеры дает представление об атмосфере, царившей тогда в Варшаве. Витос не только признавал как факт, что армия является политическим фактором в руках маршала, всегда настаивавшего на необходимости ее аполитичности, но не бил по этому поводу тревогу. Все это свидетельствовало лишь о том, насколько глубоким в польском политическом классе было пренебрежение к конституции 1921 года.
В тот же день, 9 мая, появился сигнал, что план Пилсудского начинает давать сбой. В сейме после длительных торгов сложилось правительственное большинство из правых и центристских партий и в полном согласии с парламентской процедурой было сформировано правительство во главе с все тем же Витосом. Для оппонентов нового кабинета возникла принципиальная дилемма: в соответствии с нормами парламентской демократии признать кабинет Витоса и вступить с ним в традиционные для этой формы правления отношения «правительство – оппозиция» или же признать допустимость самых радикальных мер по его устранению с политической сцены, включая и государственный переворот.
Левые партии повели себя достаточно двусмысленно, обратившись к обществу с воззванием, в котором пообещали правительству непримиримую борьбу и самую решительную оппозицию. Еще более жесткой была реакция Пилсудского, зафиксированная 10 мая в его интервью «Курьеру поранному»: создание кабинета еще не означает окончания правительственного кризиса по причине игнорирования Витосом моральных интересов государства. Он запугивал своих читателей тем, что это будет правительство коррупции и злоупотребления властью ради партийной и личной выгоды, что особенно сильно пострадают вооруженные силы и обороноспособность страны, потому что вновь закрывается возможность его возвращения в армию. Поэтому маршал не только ни в коем случае не поддержит столь откровенное игнорирование моральных интересов армии, но и объявляет войну надругательству утративших чувство меры партий над Польшей, забвению ценностей высшего порядка ради материальных выгод. По своему содержанию, несомненно, это было обращение к офицерам и интеллигенции, особенно подверженной воздействию такого рода аргументов, а также открытый вызов правительству и конституции, в полном соответствии с которой было сформировано правительственное большинство.
