Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Потом мы с Фери пошли клюкву собирать и накурились перед входом на болото, а там береза здоровая стояла, прямо на краю леса. У Фери с собой топор был, он обтесал половину березы, а у меня оказался маркер. Вот я и написала там крупными буквами: „Здесь была природоохранная инспекция!“

Затем собирали клюкву и видели, между прочим, урочище „остров Темненький“. Там вокруг мох красный от клюквы и корявые березки, а далеко-далеко, словно в тумане, видно что-то такое непонятное, маленькое совсем. Тут этот мужик, который с нами был, и говорит: „Это остров Темненький виднеется“. Вот мы и подумали — ага, блядь, остров Темненький, самый край мира! Потом с овцами вышла история. Они у нас возле самого дома паслись, и я решила — будет хорошей шуткой, если накрошить на ступеньки маленькие кусочки хлеба. Там крутые такие ступеньки перед входом в дом, вот я и накидала на них хлеба аж до самой комнаты. Понятное дело, овцы всей толпой поперлись прямо туда. А я захожу перед ними и говорю: „Пацаны, к вам овцы пришли“. Наши сначала не поняли, а тут действительно — овцы прямо в комнату входят. Затем мы поплыли на рыбалку — я, Кримсон, Фери и Тень. А весел не было, так что отталкивались шестом. Но Фери упустил шест, так что мы посреди протоки на лодке встали — вообще никак, хоть кричи „помогите“. Хорошо, там топор лежал, вот Кримсон и говорит: „Ты, Фери, шест упустил — тебе и грести“. И Фери греб обратно топором.

Тут мы узнали, что у мальчика и девочки, которые с нами были, есть фотоаппарат. Мы им говорим: „Дайте его нам, мы хотим фотографироваться!“, а они: „Нет, ни хуя, у нас мало пленки осталось“. Тут мы и замыслили недоброе. У Панаева оказалось с собой семьдесят колес паркопана, вот и мы и решили: когда эти гады сядут пить чай, мы его растолчем и подсыплем им в сахар. А потом заведем их подальше на болото и бросим. Спрячемся от них, и пускай они пиздуют под паркопаном куда хотят. А мы вернемся, и все их вещи себе заберем.

Спас их Карцев, который приплыл на лодке и говорит: „Так и так, я сюда только через неделю приплыву, так что если кто хочет, валяйте со мной“. Ну а мне надо было в институт, и эти мальчик с девочкой тоже уезжали, и Кримсон, и Фери, и Кристина эта несчастная. На нее уже вовсю Браво посматривал, все думал, как будет ее ебать.

Кристина это просекла и все за Кримсона пряталась, чтобы он ее от Браво спас. Браво со Строри уже специальную занавеску приспособили на печи, но Кристина узнала про это и от Кримсона ни на шаг. До того перепугалась, что когда уезжала, половину своих вещей оставила в Ручьях. Карцев сказал, что ему на бензин нужно семьдесят рублей. Тогда я пошла к этим хуилам с фотоаппаратом и говорю: „Отсюда на лодке плыть стоит семьдесят рублей с человека“. Взяла с них денег, половину отдала Карцеву, а половину оставила себе. Помню, что неплохо на них нажилась — яблочный самогон в Цевле стоил тогда за поллитра пятнадцать рублей. Между прочим, первое, что мы увидели по возвращению в Цевло — это местных, которые чинили разбитый Кримсоном мотоцикл. И как-то очень недобро на нас поглядывали. Видно, они его всю прошлую неделю ковыряли. Мы мимо них просочились втихую, пошли в магазин и накупили там бухла, а потом завалились в дирекцию и начали там „зажигать“.

Помню, как я монолог Гамлета на столе читала, а потом упала и перевернула стол. Наутро мы решили, что в город ни хуя не поедем, а лучше навестим товарищей. Тут как раз в контору Капралов пришел, вот мы его и спрашиваем: „Как идти до Сосново?“ А он нам в ответ: „До Сосново шестьдесят километров идти, причем первые сорок пиздовать, а еще двадцать — хуярить“. Так что мы весь следующий день шли — то по шоссе, а то проселками, вдоль каких-то ебаных деревень. На середине пути у Фери подрыв начался, он вырвался вперед и бежит. Мы уже его и за лямки сзади дергали, и кричали: „Фери, не гони!“. А он нам: „Не мешайте, у меня открылось второе дыхание!“

Под вечер, когда солнце стало садиться, мы основательно заеблись. Никакая машина нас не подвозила, вот мы и легли на обочину. Странное у нас было состояние — не знаем, ни куда идем, ни сколько еще идти осталось. Легли прямо не снимая рюкзаков, и вдруг видим — едет мимо нас бензовоз. А до этого мы голосовали и так, и этак — и никто не останавливался. А тут Фери поднимает руку, легонько так, едва-едва — и бензовоз остановился!

Мы с Кристиной забрались в кабину, а Кримсон и Фери влезли на подножки и ехали так. Водилой оказался некто Гена Баранов, который из Гоголево. Он-то нас сюда и привез».

С указанным Геной Барановым связана презанятнейшая история, хорошо показывающая царящие в Псковской области нравы. У этого Гены был младший брат, который проживал в Гоголево в собственном доме с женою и двумя детьми. Раз между братьями вышел разлад, который Гена урегулировал следующим образом: подпер дверь в дом брата доской, облил стены керосином и поджег. Брат сгорел вместе со всей семьей, но Гене никто даже слова поперек не сказал. С чего бы, спрашивается, ведь это был его брат!

— Сгоревший-то брат был младшенький! — прокомментировал это дело охочий до сплетен Крючок.

— А отца у них нет, так что Гена полностью в своем праве. Виданное ли дело, поперек старшего выступать? Вот если бы наоборот вышло, тогда бы люди этого сильно не поняли! Историю Баранова мы узнали вечером в субботу, в день нашего возвращения из Свиной. А когда свечерело, Макута припомнил, что в местных селах есть обыкновение крутить по выходным дискотеку, и что неплохо было бы ее посетить. Дескать, они с Владом одну дискотеку уже пропустили, и нехорошо было бы облажаться и со второй.

По ходу расспросов выяснилось, что в Сосново своего клуба нет, и что танцулек здесь не проводят. Местным культурным центром считается деревня Гоголево. По слухам, тамошняя дискотека пользуется огромной популярностью, туда едут за пиздюлями люди со всего края, некоторые аж с самого Подберезья. Решили посетить эту всенародную Мекку и мы. В путь выдвинулись почти всем коллективом, на всякий случай взяв с собой длинные, остро отточенные ножи. По сторонам от дороги лежал стылый сумрак, над асфальтом плотной стеной высился вечерний туман. Его липкие языки поднимались с окрестных полей, скрадывая звуки и превращая окружающее в череду смутных, постоянно меняющихся картин. Минут через сорок впереди замаячило пятно желтого света, и в тумане начали материализовываться очертания заборов и смутные контуры деревенских домов. Вскоре световое пятно распалось на отдельные составляющие — превратилось в стоящие у дороги фонари, туман схлынул, и мы оказались в деревне.

По сторонам от дороги потянулась длинная череда домов, кое-где горел свет, в приоткрытые окна доносились звуки работающих телевизоров. Вскоре впереди замаячило здание Гоголевского сельского клуба — одноэтажная кирпичная постройка, подсвеченная лучами нескольких фонарей. При входе в клуб перед нами встал выбор: комната налево от входа и небольшой зал, вид на который открывается по правую руку. В зале никакой мебели нет, на стене напротив дверей повешена елочная гирлянда, а всю музыку создает обычный двухкассетный магнитофон. Здесь пляшет целая толпа томящихся от похоти пьяных баб, а вот комната слева служит совсем иным целям.

В прямоугольном помещении установлены обычные школьные парты, за которыми здешние молодцы пьют самогон, обмениваются мнениями и играют в «козла».[229] Воздух в помещении словно наэлектризован, здесь царит предгрозовая атмосфера, способная в любой момент разразиться молниеносными пиздюлями. Чужаков здесь не любят, но для гостей из Питера местные сделали исключение. Трудно сказать, как так вышло, но через полчаса после нашего прибытия мы уже сидели за партами и вовсю квасили самогон.

Жаль, но с этой дискотеки мне запомнилось совсем немного. А спросить-то не у кого — остальные помнят едва ли больше меня. Помню, как крутились в сумасшедшем танце выкрашенные в желтый цвет стены, когда мы всей толпою направились плясать в общий зал. Музыка била в уши, будоража кровь, ноги сами собой пустились в пляс, а в следующую секунду у товарищей в руках появились ножи. В переменчивом свете елочной гирлянды тускло вспыхнула отточенная сталь, местные девки бросились в стороны, и на середину зала выскочил Фери.

вернуться

229

Здесь: карточная игра в двух номинациях: «пара на пару» и втроем, то есть «на мизер». Любопытно, что при парной игре партнеры используют так называемые «мигалки», посредством особой жестикуляции показывая друг другу розданные карты и сговариваясь о будущей стратегии игры. Для этого применяются специальные жесты, обозначающие старшинство карт и значение мастей, причем игроки стараются не только скрыть собственные «переговоры», но и подметить и правильно расшифровать «переговоры» противника. Все это делает «козла» одной из самых интересных карточных игр, требующей от партнеров едва ли не экстрасенсорной чувствительности и наличия очень четкого взаимопонимания.

148
{"b":"107478","o":1}