Пока она этим занималась, драка практически закончилась, а на площадке перед входом в ДК появились сотрудники милиции и врачи. Они принялись растаскивать по машинам продолжавших бесчинствовать и наиболее тяжело пострадавших. Из всех наших в милицию попал один только я, а в скорую — никто, так как Кузьмич к середине драки пришел в себя, поднялся на ноги и орудовал кулаками с завидными упорством и силой.

Увидав, что меня нигде нет, Королева пошла вдоль ряда милицейских машин и вдруг услышала, как у одной из них в кузове кто-то скребется. Ни секунды не медля, она обошла машину сзади, повернула ручку (на мое счастье, там оказалось не заперто) и открыла дверь. Стоящий в пяти шагах мент только-только начал поворачиваться на звук, как я уже выскочил из машины, в два прыжка пересек проспект Обуховской Обороны и припустил улепетывать по набережной. Мент, конечно же, бросился за мной. Но у меня был отрыв примерно в десять метров, который я постепенно сумел увеличить почти до пятидесяти. В конце концов я добежал до неосвещенной стоянки для катеров, перепрыгнул через парапет, пролетел пару метров по воздуху и приземлился в обледенелый сугроб.

Затем я пробежал метров двадцать по промерзшей земле, закатился под одну из едва различимых в темноте лодок и как мог забросал себя снегом. Невероятное количество выпитого, драка и сумасшедший бег подкосили мои силы: я натянул поглубже капюшон куртки, сунул руки в рукава, поджал под себя ноги и выключился, как свет.

Лежа под лодкой, я не знал, что наши товарищи сумели благополучно спастись от милиции и давным-давно покинули пространство возле ДК. Я пробыл в забытье не более получаса, но этого хватило, чтобы задубеть чуть ли не до смерти и забыть половину из того, что со мною произошло. Так что последние события, связанные с этой дискотекой, дошли до меня значительно позже: финальную историю рассказал мне при встрече Эйв.

— Когда Королева выпустила тебя из милицейской машины, ты повел себя как полный кретин! — для начала обрадовал меня Эйв. — Это тебе спьяну грезится, что ты сразу же по набережной побежал: на самом деле ты сначала повернулся к ментам, кривлялся и орал, словно пьяная обезьяна. И только когда за тобой ломанулись — только тогда ты с хохотом и воем умчался по набережной. К этому моменту все наши уже разбрелись, так что я тоже решил делать оттуда ноги. Направлялся я в «Сетеборец»,[245] но не знал, что за мной увязался хвост — двое из тех гопников, с которыми мы на сцепились дискотеке.

— Да ну на хуй! — удивился я. — Им что, мало? До чего же упорные пидоры!

— Ну! — продолжал Эйв. — Слов нет! А вход в «Сетеборец» сделан в подъезде жилого дома, и от обычной парадной внешне ничем не отличается. Вот они и решили, наверное, что я домой иду. Думали настигнуть меня возле квартиры и как следует «прессануть». Захожу я, значит, в подъезд, поднимаюсь на один пролет, и тут за мной эти двое влетают. Кричат: «Стоять, сука, теперь тебе пиздец!» А там лестница на четыре пролета, и на верхней площадке наших человек восемь тусуется: Боря и Скив, Трейс и Альбо, Гурт, Фуфа и еще кое-кто. Поимщики мои увидели это и встали, как вкопанные, а потом назад ломанулись. Посмотрели мы на них, плюнули и даже гнаться не стали. Незачем — и без того хороший был день!

В марте 99-го мы с Крейзи неожиданно «попали в расклад», до которого довели Крейзины мутки с наркотиками. Много лет подряд все было тихо, но теперь у меня сложилось впечатление, что за нашу маленькую секту принялись всерьез. Злые энергии, чудовищные и недобрые силы появились на периферии нашего мира, вмиг опутав нас скользкими, холодными щупальцами. Никто из нас не верил, что подобное может произойти, но это все-таки случилось, не оставив нам ни свободы выбора, ни времени на раздумья. Поначалу я не знал о возникших у Крейзи проблемах, а когда узнал, было уже слишком поздно. Можно сказать, что проблемы сами нашли нас и постучали к нам в дверь.

— Смотри, брат, вон он! — Крейзи отнял от глаз бинокль и передал его мне. — Вон на том доме, в слуховом окне!

Аккуратно отодвинув краешек прикрывающего оконный проем одеяла, я слегка раздвинул многочисленные цветы, навел бинокль и принялся сосредоточенно наблюдать. Солнце еще не село, так что мне была отлично видна девятиэтажная «точка», возвышающаяся по ту сторону проспекта Космонавтов, проходящего прямо у Крейзи под окнами. Девятиэтажка была отгорожена от нашего дома внушительной дубовой аллеей, самим проспектом и линией электропередачи, чьи решетчатые опоры вросли в землю по ту сторону асфальтированной полосы. «Точка» возвышалась надо всем этим унылой серой громадой, и лишь в окнах верхних этажей все еще полыхали багровые отсветы заходящего солнца.

Я немного подкрутил колесико бинокля. Ага. В замеченном Крейзи отверстии на самом деле виднелась какая-то тень, еще секунду — и она вроде как шевельнулась. А еще через пару минут я заметил в бинокль слабый, еле заметный блик — что-то блестящее было тщательно скрыто от посторонних глаз в темной глубине слухового отверстия.

Если бы не закат, мы бы вообще ничего не заметили. А так (спасибо солнечному свету, бьющему прямо в слуховое окно) я сумел разглядеть фигуру человека с винтовкой, снаряженной достаточно внушительной оптикой. Силуэт стрелка и очертания оружия продолжали угадываться в проеме окошка до тех пор, пока в него не перестали падать последние закатные лучи. После этого наступили сумерки, и в чердачном окне стало вообще невозможно что-либо различить.

— Он не один, — мрачно заявил Крейзи, усаживаясь на расположенный возле холодильника стул. — Шестой этаж видишь? Второе окно слева. Присмотрись, там шторы раздвинуты, а в комнате стоит телескоп. Куда он сейчас направлен?

И действительно: в указанном окне виднелся установленный на треноге телескоп. Куда именно он направлен, определить было достаточно трудно, могу сказать одно: смотрел он вовсе не в небо.

— Машина через дорогу, у ларька, белый фургон, — продолжал монотонно перечислять Крейзи. — Вон тот, у которого стекла прикрыты занавесочками. Вторые сутки тут стоит, и я вроде как видел внутри какое-то шевеление. Обложили, брат!

С этими словами Крейзи взял со стола помповое ружье и принялся запихивать в магазин снаряженные картечью патроны. Свет в квартире был выключен, так что на кухне было достаточно темно. Фигура полностью одетого (индейская куртка «с висюльками», высокие ботинки и плотные кожаные штаны) и готового в любой момент сорваться с места Крейзи едва виднелась на фоне чуть более светлой стены. К поясу у моего брата был приторочен длинный охотничий нож, а под мышкой болталась желтая кобура с «газовиком».

— Твоя правда, — заметил я, согнувшись в три погибели возле окна. — Действительно, на крыше стрелок. Выходит, они мочить нас надумали?! Да кто же это такие?

Уже несколько дней мы сидели в осаде на квартире у Крейзи. А вокруг нашей обители творилась шпионская чертовщина: во дворе сутки напролет маячили непонятные люди, под окнами дежурили машины с ОЧЕНЬ подозрительными пассажирами, на крышах расположенных через дорогу домов мелькали силуэты людей с мощной оптикой в руках. А теперь объявился еще и снайпер на чердаке!

Скажу по чести, поначалу я не очень-то во все это верил. Но теперь, глядя сквозь хитросплетения орхидей на темнеющий провал чердачного окна, я чувствовал себя совсем по-другому. «Игры кончились…», — настойчиво твердил чей-то голос у меня в голове. «Там, на чердаке, сидит мужик с винтовкой, название которой тебе, бестолочь, скорее всего ничего не скажет. Он сейчас, наверное, жует бутерброд и смотрит на наши окна сквозь оптический прицел… Или, может быть, курит. Кой черт, раз он притащил туда пушку, значит, собирается стрелять! Блядь, а вдруг он меня увидит?!» «Ну, сука, влип!» — думал я, потихоньку сползая вниз и усаживаясь на пол возле батареи. «Ведь недавно еще все было спокойно! Но кто же это такие? Ни хуя себе проблемы у нашего Крейзи!» Я пригнул голову, раскурил сигарету и сделал попытку рассуждать более здраво, но впустую: меня здорово колотило. Привычные стены Крейзиной берлоги вдруг стали невыносимо тяжелыми, сдвинулись и принялись раскачиваться и вполне ощутимо давить.