— И знаете что?! Никто из них не выдержал моего взгляда!
— Да ну? — пуще прежнего «удивились» мы. — Так уж и никто?
— Они под взглядом моим прогибались! — авторитетно заверил нас Фери. — Так я один всех и разогнал!
Разубеждать его мы не стали. Теперь, когда наши дела здесь были закончены, пришла пора потихонечку собираться в путь: часть наших товарищей уезжала сегодня в Питер, Маклауд с Дурманом намеревались отправиться во Псков, а остальных ждал подмосковный игровой полигон в районе Хотьково.
По слухам, нынче вечером там должна была стартовать игра «Ангмарские Войны», которую делают люди, совсем непохожие на ссыкливую свору Ленского. И мы верили, что несколько парней из Лодейного Поля найдут там понимание и смогут наконец-то хоть во что-нибудь поиграть.
Поэтому мы с легким сердцем собирались в дорогу: день еще не перевалил за середину, как мы закинули на плечи рюкзаки, перешли вброд ручей и двинулись через бескрайние, простирающиеся в солнечную даль поля. И если чьи-то глаза провожали нас настороженным взглядом, то не слишком долго. Вскоре наши фигуры скрылись в переменчивом мареве, едва заметными точками мигнули у самого горизонта, а затем и вовсе исчезли — из виду, со страниц книги и из этой истории.
Послесловие
«Мёд сказок — словно багровое зелье из виноградников Ада. Ты пьешь его взглядом, но огонь его струй не утолит твоей жажды. Оно дарит чарующие сны, но наутро — ты проснешься другим».
Honey of Tales
На востоке верят, что сказки подобны звездам, а люди — драгоценным камням, обладающим свойством долгие годы сохранять в себе их возвышенный свет. Запечатленные в зеркале памяти, сказки становятся постоянными спутниками человека — столь же привычными, как и его собственная тень. Среди других книг сказки занимают особенное положение. Они — та самая влага, что орошает в юности росток еще неокрепшего разума, они — почва, в которой укореняется рвущееся вверх древо человеческих представлений. Они разносятся по ветру, подобно пыльце или семенам, и расцветают в умах людей сияющими огненными лепестками.
У каждого народа и времени свои сказки. В славянских катятся с плахи отсеченные топорами головы, в румынских людей весело водружают на колья, в арабских топят, в монгольских — разрывают на части лошадьми. Кровь течет рекой, и даже детские сказки несвободны от седого призрака смерти. Щелкунчик рубит в капусту Мышиного Короля, Балда щелчком убивает Попа, Золотой Петушок клюет до смерти узурпатора Додона. А бывают и такие сказки, где гора трупов громоздится прямо-таки над каждым абзацем:
«…налетел тут на них Илья Муромец и давай мечом рубить, копьем колоть да конем топтать. С утра и до ночи бил поганых — порубил многие сотни, а еще больше в реке утопил. Вышла та река из берегов от крови поганой, запрудили тела вражьи бег быстрых вод…»
Оттого особенно ценятся сказки добрые и веселые, где если и течет кровь — то в меру, а бьют хоть и больно, но все же не до смерти. И пусть водка разливается в них бушующим морем, а с пахнущих дымом страниц зубоскалят наркотики — не велика беда. Ведь наркотики и водка — это зло, а злу в сказках всегда отводится видное место. Без него, если на то пошло, и сказок бы не было.
Представьте, что кто-нибудь станет укорять сказителя — для чего же ты, падла, толкуешь про монголо-татарское иго? Не знаешь разве, что это — великое зло?! Ты про добро говори, паскуда, про одно только добро! Если послушаться, сказка выйдет навроде вот этой:
«Растил Микула Селянинович хлеб… Дело это было доброе, хорошее дело. Ты то, сынок, наверно и не знаешь, как это здорово — хлебушек растить? Чтобы его всем, сынуля, хватило… Так вот растил Микула Селянинович хлеб, растил… покуда весь этим хлебом не зарос!»
Ну хорошо, скажут люди, уговорили — никак без зла. А без добра, значит, можно? Где в ваших сказках добро-то?! Что на это сказать: упрямого не переспоришь, немого не разговоришь, до глухого не докричишься. А черствого не развеселишь!
Проверьте себя: если смех был вашим спутником, когда вы путешествовали по страницам этой книги — значит, вы сумели прочесть ее правильно, не допустив ни одной трагической ошибки. Не представляли себя на месте «обиженных», не терзались чужой болью и страхом, не травили душу ядом сочувствия к недостойным. Не отворачивались, не морщили нос и не искали зла там, где его никогда не было.
Впрочем, по первости далеко не все наши истории могли показаться вам достаточно смешными. Ничего. Водку тоже бывает трудно пить в первый раз, кажется — какая жуткая гадость, и зачем только ее пьют? Но она согревает сердца, и во второй раз на неё смотрят уже благосклоннее. А через некоторое время кое-кого от нее и за уши не оторвать. Со сказками то же: если вы вернетесь на эти страницы еще раз, то почувствуете, что ваша оценка ситуации несколько изменилась. Это и есть подлинное эльфийское волшебство — разлитая меж страниц незримая краска, которая проникает под кожу, потихоньку окрашивая наши помыслы в самый лучший, в самый восхитительный цвет. Каждому нужна своя доза этого вещества: кому-то хватит одного раза, кто-то перекроется с половинки, а кому-то и трех раз покажется мало.
В конце концов сказки сделают свою работу — исподволь и незаметно, но все-таки сделают. Они — словно расходящаяся в воде соль, придающая раствору совершенно новые свойства. Кто знает, какими кристаллами она выпадет, какой осадок впоследствии даст? Но это — в будущем, а пока выслушайте одну поучительную историю.
Однажды зимой я повстречал одноклассника из моей старой школы. Низко надвинув на глаза вязаную шапочку, он шел по Авиационной, сунув руки в карманы и рассеянно поглядывая по сторонам. Увидев мое лицо, он некоторое время присматривался, как будто начисто забыл мое имя и все с этим связанное, а потом неуверенно предложил:
— Э, братан, привет… Как твои дела? Давай посидим где-нибудь, покалякаем за жизнь. Может, ты мне что-нибудь интересное расскажешь?
Устроились мы с ним в одном заведении неподалеку от Чесменской церкви, открыл я рот — да как понес! А о чем я говорил, про то целая книга написана. Два часа говорил, а и двадцатой части не успел рассказать.
— Давай теперь ты! — маленечко притомившись, попросил я. — Валяй, рассказывай!
— Так а что рассказывать-то… — растерялся мой одноклассник. — Ну — учился, работал. Женился вот. Дети у меня… А так, вроде, больше и рассказать-то нечего…
— Э, братан, — огорчился я. — Это за десять-то лет?!
— Ну, — разом погрустнев, протянул он. — Вроде как и не жил…
Так вот, чтобы и с вами не вышло точно такого же говна, скорей оглянитесь по сторонам: не ускользает ли от вас ваша собственная сказка? Где же она?! Мир тесен, и если ветер донесет до нас молву о ваших похождениях — значит, не перевелись еще те, чьи души рождены из вечного пламени, а не слеплены неумелым горшечником из глины! Тогда высока будет ваша судьба, и навсегда отделена от судьбы остальных — тех, что от начала мира ни холодны, ни горячи!
Может быть, именно вам удастся нащупать дорогу и пройти сквозь врата сказок в волшебный и удивительный мир. Распрощаться с судьбой людей и кочевать со страницы на страницу, из истории в историю, обретя неуязвимую и вечную плоть сказочного существа. Конечно, для этого вам придется потрудиться, но ведь дело этого стоит!
Ну а те, кто твердо решил остаться — заплывшие жиром нытики, плюгавые моралисты, паникеры и трясуны — на всякий случай учтите! Средний гриб разбрасывает миллионы спор, и хотя прорастают они медленно и не все, но все-таки прорастают! И как бы вы ни мечтали об обратном — волшебство не переведется, а эльфы будут ходить по этой земле. И когда кто-нибудь крикнет «A Elbereth!», найдутся те, кто отзовется: «Gilthoniel!».
