Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Ролан — воспоминание

Мы впервые встретились на одном из балов — впрочем нет, неверно: там я впервые встретился ему. Ибо я знал о нем намного раньше, и видел его намного раньше, но всегда старался остаться в тени, ускользнуть от скучающего небесно-синего взгляда; это было не так-то сложно, он всегда был окружен целой толпой, жадно ловящей каждый его взгляд, впитывающей каждое слово, изучающей каждый жест. Я не могу сказать, чего выжидал — возможно, уверенности, которая заполнила меня только к концу второго года пребывания в Этории, возможно, момента, когда мальчик, один только очерк лица которого заставил меня заново пересмотреть историю своих привязанностей, достигнет определенного возраста — соблазнять шестнадцатилетнего юнца мне мешали понятия о морали, земные понятия, здесь это было бы в порядке вещей. Впрочем, на него было довольно своих местных соблазнителей… если можно их таковыми назвать: соблазнение все же предполагает какую-то определенную реакцию со стороны объекта соблазнения, наивное доверие или кокетство или еще что-нибудь. Тут же на долю притязающих на эту божественно вылепленную плоть доставалось только ленивое и надменное соизволение и снисхождение до их желаний, не более того, избалованная холодность и только иногда — проблеск интереса в глазах.

Мы встретились взглядами, находясь в самом центре бального зала, но через долю секунды шумное окружение перестало иметь какое-либо значение, ибо остался только бессловесный поединок и одновременно диалог. Сначала он скользнул по мне стандартным, холодным и равнодушным взглядом, в нем четко читалась оценка «Ну, в общем, привлекателен, довольно элегантен, а в общем, скучен, как и остальные». Через небольшой промежуток времени во взгляде проскользнуло искреннее недоумение избалованного юнца, впервые — впервые! — не увидевшего в ком-то реакции на себя. Ни восхищения. Ни ненависти. Это было ему знакомо и пресно. А вот полное пренебрежение — впервые. И тем более оценку «какой-то там смазливый юнец» — это, судя по всему, шокировало его и выбило из привычной колеи небрежного внимания обожанию. Мальчик удивился. Мальчик пристально взглянул на меня и не увидел во мне тех достоинств, которые позволяли бы мне смотреть на него так — с превосходством и чуть ли не пренебрежительным покровительством. И так как он их не нашел, а найти стремился — по всей его логике покровительственно отнестись к нему мог только кто-то действительно во всем его превосходящий — он тут же выдумал их, приписал моему образу и поверил в него. Подкорректировав таким образом мой портрет, он тут же приревновал к нему и каким-то неуловимым внутренним движением «почистил перышки» — осанка, выражение лица, движение руки, все это приобрело просто запредельное изящество. Я ответил снисходительным одобрением, напротив, как-то расслабляясь и почти даже сутулясь, плывя на волнах своего бесспорного превосходства, которому не нужны такие дешевые приемы. Я был неповторим, неотразим, великолепен — и что за дело мне было до какого-то там мальчишки? Потом я небрежно улыбнулся, повернулся и ушел. Это был удар ниже пояса. До конца бала я чувствовал на своей спине его неотступный взгляд. Он так и не подошел ко мне и не пожелал быть представленным — но это было не важно. Жертва клюнула; может быть, еще не заглотила наживку с крючком, но уже попробовала и пленилась вкусом наживки.

Разумеется, был еще бал — и очередной диалог взглядов; на этот раз в его лице было что-то вроде ожидания восхищения: разумеется, я просто обязан был осознать все его великолепие и «исправиться», иначе и быть не могло. Тут его ждало жестокое разочарование. Я был все так же непрошибаем. Улыбнулся ему, как знакомому — и затерялся в толпе. Через пару часов он подошел ко мне сам, в компании общих знакомых, мы были представлены друг другу… я не удостоил его ни словом помимо обычных положенных уверений в почтении и стандартных вопросов о самочувствии. Но на прощание улыбнулся — наверное, так, как он улыбался особо настырным поклонницам, дабы удержать их от самоубийства.

Спустя неделю я увидел его у себя в приемной с визитом вежливости, которыми обменивались все, недавно представленные друг другу. Ситуация была слегка бредовой — отпрыск самого знатного в Империи рода наносит первым визит приезжему дворянину из провинции, незнатному, невлиятельному, даже небогатому. Но я сделал то, что на Родине называлось «морда ящиком» — ах, до чего ж этот оборот не вписывается в высокопарный стиль романа; так ему и надо, этому стилю, ибо он начинает меня захватывать и иронии в повествовании начинает недоставать — и предстал в полной уверенности, что все происходит должным образом. Угостил ребенка изысканным ликером — в местных напитках я давно уже разбирался лучше местных жителей. Поболтал. Снисходительно. В основном, о его собаках — псарня у него была превосходнейшая, говорю, как человек, имеющий одной из специальностей генетику и зоогенетику. Через полчаса дал понять, что тороплюсь покинуть дом… проводил мальчика до его кареты и вежливо попрощался. Вечером я получил пышный букет, составленный с безупречным вкусом. Хотя обратный адрес не был указан и это дало мне возможность со спокойной душой не отправить ничего в ответ, я не сомневался, кто послал его. В букете доминировали нарциссы… а в этот очаровательный весенний день мальчик приехал ко мне с нарциссом за ухом; и я похвалил его вкус.

Был какой-то пышный спектакль в придворном театре, и меня неожиданно пригласили в ложу королевских особ. Из таковых там присутствовал только принц Эвиан — очаровательный мальчик лет четырнадцати, с удивительным выражением доброты и нежности на по-детски круглом лице. Я выразил всевозможное почтение его высочеству, чем немного смутил его — принца растили в весьма аскетической и строгой атмосфере, как и всех наследников правящего рода. Помимо принца там присутствовал и Эбисс Нетопырь, который, естественно, меня и пригласил. Он сел рядом со мной и в середине спектакля я почувствовал, как его рука скользнула в мою. Наверное, по его представлениям, я должен был бы быть вне себя от счастья. Я и был… но об этом пока что никому знать не полагалось. Поэтому я прикинулся дурачком, спокойно переплел его пальцы со своими и держал его руку так, словно это была рука моей любимой сестренки. С которой мы большие друзья. В коем положении мы и просидели до конца спектакля, после чего я вежливо попрощался, в основном, с принцем, и ушел. На месте мальчика я не спал бы всю ночь от возмущения; не знаю, что он делал на самом деле…

Дальше были визиты, как бы незначащие, букеты без обратного адреса, приглашения на охоту — большей частью принятые, приглашения в гости — все до единого отклоненные, приглашения на ночные прогулки в какую-нибудь таверну; как бы случайные встречи на каждом балу и приеме, церемонии во дворце и так далее… Опрометчиво принятое приглашение на ночную прогулку заставило меня совершить подвиг во имя Эбисса, на который меня спровоцировали довольно вульгарно — затеяв скандал с каким-то пьяным моряком, при этом прекрасно зная о том, что я прикрываю ему спину, намеренно уронив нож — при его-то владении оружием и устойчивости к алкоголю! — и попросту заставив всем этим меня заколоть почти ни в чем неповинного громилу, чтобы тот не успел опустить кастет на голову чертова юнца. Подвиг я совершил, но тут же сопроводил его коротким ленивым монологом, суть которого сводилась к тому, что я безумно счастлив, что Эбисс не прекрасная принцесса и не свалится мне на руки в обмороке и намерении отдать себя спасителю. Видимо, я испортил очень важный и тщательно продуманный план обольщения, так как где-то в глубине его глаз мелькнуло что-то похожее на слезы. Тут мальчик сделал большую глупость — стал демонстративно приставать к одному молодому парню из нашей компании и, разумеется, пользуясь взаимностью. Я довольно скоро покинул компанию, ссылаясь на желание заснуть и опасение, что засну прямо здесь, и пожелав всем, но взглядом — только ему, приятного времяпровождения. Сомневаюсь, что оно было таковым.

35
{"b":"107402","o":1}