А в этом мире цвело время листопада, и он был так красив, и почему-то так пуст, что не хотелось даже торопиться идти за Камнем. Ибо тогда настала бы пора возвращаться к себе домой, покидать этот мир покоя и радости и возвращаться к привычным делам… а может быть, готовиться в новое путешествие. Но здесь было так хорошо… так спокойно. И нас было двое, и мы были друг для друга всем — миром и домом, покоем и тревогой, днем и ночью, солнцем и луной.

Я украдкой подсматривал за милордом, когда он делал какую-нибудь мелочь — разводил костер, разделывал тушу толстого здешнего животного, похожего на нашу свинью, вырубал палочки для жарки мяса. Мне нравилось серьезное спокойствие его лица, уверенные и привычные движения рук. Ленивый прищур чуть раскосых глаз оттенка здешнего неба — глубокого голубого. Прямые, вопреки привычному для Даара, волосы. Грубоватое лицо, которое никто и никогда не назвал бы утонченным. Стрелки морщинок у глаз. Небольшой шрам слева у верхней губы, из-за чего лицо всегда казалось самую чуточку усмехающимся. Ресницы, почти черные в основании, но белеющие к кончикам, отчего глаза кажутся словно бы в двух полупризрачных ореолах — светлом и темном.

Такое привычное лицо, привычные жесты. Знакомый во всех оттенках голос. Знакомый неповторимый оттенок голоса мыслей: словно ровный прямой поток широкой реки, на дне которой не таится бревен и водоворотов. Но река эта в истоках своих — бурная и стремительная горная река, опасная на порогах и с руслом, заполненным острыми обломками скал.

Мы много охотились, купались в удивительном море с почти черной и совершенно пресной водой — такой она оставалась, даже набранная в ладони. Через нее едва просматривались контуры пальцев. Вкус у нее был удивительный — и мучительно-пресный, и нежно-ароматный одновременно, словно где-то в глубине вод росло бесчисленное множество дивно пахнущих цветов. Наверное, так и было.

И я засыпал на пляже с почти белым мелким чистым песком — как же это было красиво, черное и белое — чтобы проснуться от ласковых слов, и глубже, чем в воду броситься в ласку и нежность, которую я заставлял себя осознавать и ценить. Приучал себя к ней, клянясь навсегда забыть о привязанности к боли и жестокости. Наверное, мне это удавалось. Я учился новому — доверчиво закрывать глаза и ждать ласки, учился искать нежность на кончиках своих пальцев и отдавать ее вместо прежних царапин и ударов. Анализировал свои чувства и заставлял искать все новую и новую радость в таком ощущении. В этом было чуть больше ума и чуть меньше инстинкта, чем раньше, но — за спиной у меня стояли господин со Звездным жезлом и господин с Огненным Копьем. И выбирать мне нужно было не то, чего хочется, а то, что не отдаст меня одному из них.

Тому, чье лицо снилось мне ночами. Чье копье — воплощение боли и страдания — пронзало меня в этих снах. Тому, кого я боялся и ненавидел сильнее всего в жизни.

Если бы я знал, что мир, в котором пело время листопада, таил в себе…

Найти вход в место, где был спрятан камень, было просто. Даже слишком просто. Крупный овальной формы камень, врытый в землю, закрывал вход. Поднять его обладающему магической силой было совсем нетрудно. Под ним открывались ступени из темного камня, ведущие вниз, в темноту. Воздух внизу был затхлым. Я не стал пока зажигать факел или использовать какую-либо иную магию. Ночного зрения было достаточно.

Ступеней было ровно пятьдесят две — я считал. Они обрывались достаточно неожиданно, так что можно было упасть — порожек на широкой ступени, казавшейся последней, и, неожиданно, еще одна более высокая ступень. Но мы все же не упали. Мы были в темном помещении, походившем на несколько украшенную естественную пещеру. Впереди виднелись частично обозначенные в камне колонны, потолок был неестественно правильной куполообразной формы.

В центре пещеры стоял алтарь, если это можно было так назвать. Простой каменный столб, видимо, гранитный, в форме неровного шестигранника, на нем тонкий диск большего диаметра из странного камня — зеленоватого с белым крапом. На нем лежал, вернее, висел в воздухе, словно бы опираясь на собственное свечение, Камень Крови. Огромный неправильной формы кристалл, переливающийся всеми оттенками красного — от нежно-розового, цвета зимней зари, до темно-багрового зарева ночного пожара. В нем словно бы горел костер — оттенки менялись, как в раскаленных углях, танцевали, складывались в неведомые символы, тающие быстрее, чем можно было прочитать их.

Все так просто — подойди, протяни руку и возьми. То, что принадлежит мне по праву. Кто посмеет остановить меня?

Но я не спешил делать этот шаг и протягивать руку. Я чувствовал чье-то пристальное внимание. Словно пара недобрых глаз была рядом — только была одновременно везде, и за спиной, и в вышине скрывающегося во мраке купола. И это место было полно Силой. Но не той, что излучал Камень, эту я знал и мог бы узнать в самом центре драки десяти магов… Нет, какой-то совершенно чужой, незнакомой. Такой, которую я не встречал за все годы странствий.

И я стоял, не шевелясь, не оглядываясь, не показывая вида Тому, кто притаился здесь, что чувствую его. Стоял, словно бы восхищенный красотой Камня, наслаждающийся мигом победы. И старательно вчитывался в рисунок Силы наблюдателя… С каждой секундой мои руки все больше холодели, сердце начинало биться сильнее, а на лбу выступал предательский пот. Тот, кто был здесь, обладал Силой такой величины, что я не мог даже осознать ее пределов. Словно бы их и не было вообще. Я по сравнению с ним был словно муравей, пытающийся одолеть коня. Мальчик стоял за моей спиной. По его беспечному дыханию и нетерпеливому перетаптыванию с ноги на ногу я понял, что он не чувствует ничего. Или попросту не чувствует опасности. Он оглядывал комнату и ждал, когда же я, наконец, возьму Камень или скажу что-нибудь.

Неподвижное молчание затягивалось. Я не хотел прикасаться к Камню и не хотел вообще приближаться к алтарю, ибо видел на нем рисунок странного и непонятного мне заклятья. Заклятья, сложенного существом и иным разумом и логикой, с иными ресурсами Силы.

И неожиданно Мейтин выступил из-за моей спины… я перестал чувствовать его присутствие… а он шагнул вперед — перебивая мой крик «Нет!» — и коснулся зеленого диска… и застыл в той позе, в которой сделал это — рука тянется к Камню, вес перенесен на левую ногу, выставленную вперед. По своей воле в такой позе стоять невозможно. И я его не ощущал… словно бы был здесь один.

И свет Камня погас — не сразу, а словно бы чья-то черная рука накрыла его. Я очутился в темноте… но не в простой темноте, в которой вижу не хуже, чем днем, а темноте магической. В которой я не видел даже собственных рук…

Когда я прикоснулся к диску, над которым висел в воздухе Камень, произошло много странного и неожиданного. Но не пугающего. Мое тело застыло, словно бы облитое невидимой твердой массой. Стало темно. Но в этой темноте я почувствовал себя так, словно бы вернулся домой после многих лет странствий. Я освободился от оков телесной оболочки, словно скинул одежду перед тем, как нырнуть в воду. Теперь я был собой в большей степени, чем раньше — мое второе тело, къерт, не было ничем сковано или стеснено. И я чувствовал вокруг себя Силу, огромное количество ее, океан Силы. И я мог впитывать ее как губка, любуясь тем, как становлюсь могущественным, необыкновенно могущественным, всевластным..

Я пил из океана, что был надо мной и подо мной, что окружал меня со всех сторон. И живительная влага Силы наполняла и переполняла меня. Я радостно смеялся, и чувствовал, что смогу низвергнуть горы и воздвигнуть новые, играть целыми планетами, словно бы жонглируя ими в шутку. Я больше не был человеком, я был чем-то бескрайне могучим. И я никак не мог остановиться, набирая еще большую Силу.

И я захотел видеть в этой темноте. Да будет тьма подвластна моему зрению! И я увидел. Пустая комната, блеклый свет, сочащийся из Камня. Где-то далеко, в углу, застыл человек с вытянутыми вперед руками, слепо шарящими перед собой. Кто он такой? Не помню… это не важно. Я могу все! Я могу сделать все, что угодно. Сила… океан Силы. Все это будет принадлежать мне.