Литмир - Электронная Библиотека
A
A

ДЛЯ ТЕХ, КТО СВАЛИЛСЯ С ЛУНЫ

У этого текста странная история: основная его часть была написана в подарок, и только спустя 4 года у меня нашлась возможность поставить последнюю точку, хотя слова были найдены намного раньше. Warning: гомоэротика.

Эбисс — портрет героя

Эбисс Кайрэан, что на языке Кхарда значило — Нетопырь был высоким и стройным юношей, и в облике его ярче всего заметна была изнеженность и излишняя женоподобность. Яркие одежды из дорогих тканей и, в особенности, плащи из тонкого шелка-паутинки нежных перламутрово-розового или цветочно-голубого оттенков превращали его в хрупкую фарфоровую куклу, увенчанную пышной гривой волос чисто золотого оттенка, которые замерли в фарфоровом же неподвижном порядке, в надменную кошку экзотической породы, презрительно глядящую на всех голубыми ясными глазами, в редкую бабочку с металлическим отливом крыльев, на краткий миг прервавшую полет и благословившую гордую лилию своим прикосновением. Эбисс Нетопырь был объектом поклонения и восхищения половины придворных дам и рыцарей Кхарда, ему посвящались добрых две трети серенад, любовных баллад, од, поэм, сонетов, ронделей, акростихов, триолетов, подписанных и анонимных посланий, писем, записок, ему предназначалось не менее трех четвертей посылаемых днем и ночью со слугами и курьерами корзин фруктов, букетов и подарков — перстней, браслетов, ожерелий, табакерок, украшенных драгоценными камнями, роскошных одеяний, золотых монет в кошельках, чья стоимость превышала стоимость золота десятикратно. Эбисс Нетопырь был аристократом, единственным наследником одного из самых древних родов Кхарда, записным дуэлянтом, поэтом, певцом, игроком в азартные игры, охотником на любую дичь, законодателем придворных мод, победителем почти всех турниров, эстетом, ценителем произведений искусства, меценатом, коллекционером живописи и скульптуры, заводчиком самых породистых легавых, владельцем самых богатых охотничьих угодий, самого роскошного замка в столице и личным другом наследника престола Кхарда, юного принца Эвиана.

Едва ли кто-то брал на себя труд совместить в уме внешнюю сторону его персоны — высокую и тонкую в талии и бедрах, длинноногую фигурку с по-женски покатыми плечами и хрупкими запястьями и щиколотками, при первом же взгляде на которую казалось, что эта статуэтка из хрупкого стекла создана лишь для изысканной неги и любовных забав — и ту жизнь, которую он вел: бесконечные турниры и дуэли, где его хрупкость неожиданно оборачивалась феноменальной скоростью реакции и движений, жалящим изяществом рапиры, где он оставался незыблем, как скала, под ударом, который мог бы свалить и быка, многодневные охоты, где он, проводя по нескольку суток в седле, оставался все так же свеж и полон сил, как и в первый час скачки, буйные пирушки в самых мрачных притонах, где никакое количество выпитого крепленого вина не могло не то что свалить его с ног, но даже лишить меткости его руку, всегда лежавшую в таком случае на рукояти метательного кинжала. Казалось, что эти два человека сущи сами по себе, вне зависимости друг от друга — изнеженная кошка и гибкая пантера; и каждый видел и восторгался лишь тем, что казалось ему более достойным восхищения.

Эбисс Нетопырь был высоким и стройным юношей с маленькими, почти девичьими руками, изящество которых, подчеркнутое маникюром и безупречно чистым кружевом манжета, бросалось в глаза, с девичьими же удивительно густыми и длинными ресницами темно-золотого, почти шоколадного оттенка, окружавшими двумя опахалами глаза цвета неба в июльский полдень, с довольно-таки странными чертами лица, которое было чуть слишком плотно обтянуто кожей безупречного молочного тона и оттого казалось каменно-непроницаемым и невыразительным, словно маска, словно мраморная статуя. Странность черт заключалась в основном в удивительно гармоничном сочетании того, что в любом другом лице казалось бы диссонирующим и несовместимым — короткого прямого носа, как у уроженцев Севера, огромными и заметно раскосыми, почти эльфьими глазами, хрупком рисунке высоких скул и почти по-варварски упрямо выдвинутом вперед подбородке, который безупречно смотрелся бы на лице восточного кочевника, но только не вместе с аристократической формой рта, отличительной чертой всего рода, к которому принадлежал Эбисс — широкого, с чувственно-пухлой нижней и почти аскетически строгой изящно вырезанной верхней, со сложно изогнутой, сродни луку работы высшего мастера линией самого рта и приподнятыми в презрительной усмешке уголками губ — единственным, что было в нем напоминанием о том, что он все же принадлежит к племенам Кану. Ибо большинство его соплеменников, основного населения Кхарда, были темноволосы, сероглазы, в основном, имели крупные, с горбинкой, носы — только широкие рты были такими же, вернее почти такими же, ибо мало кто мог потягаться древностью рода с Нетопырем.

Эбисса Нетопыря отличало удивительное, почти невозможное для человека и даже эльфа отсутствие всякого выражения на лице, кроме раз и навсегда застывшей непроницаемой надменности. При дворе ходили разговоры — и даже давно уже стали общим мнением, одной из ниточек в шлейфе легенд, окружавшем его — о том, что это лицо не изменяет своей бесстрастности никогда, ни в момент любовного экстаза, ни в момент охотничьего триумфа, ни в момент огромного карточного проигрыша, нанесения последнего удара противнику на дуэли или поражения в финале на Имперском Турнире. Ходили разговоры и о том, что того, кто увидит иное лицо Нетопыря, ожидает немедленная смерть от его руки — впрочем, это, безусловно, было вымыслом романтичных и донельзя экзальтированных девушек и юношей из тех, что зачитываются мрачными стихами при свете луны, облачившись в черные одеяния и приправив вино наркотическими снадобьями. Правда заключалась в том, что до сих пор никто не видел никакого иного выражения на лице Нетопыря.

Эбисс Нетопырь был человеком, который никогда никого не любил и не был замечен в изъявлениях даже весьма посредственной привязанности. Исключением мог служить лишь юный принц Эвиан, но как доброжелатели, так и враги Нетопыря — были и такие, врагов он умел наживать с куда большим искусством, нежели почитателей, это он делал сознательно и вдохновенно, тогда как восхищению был обязан скорее своей внешности и благородству манер — давно признали, что сутью этой привязанности, неоспоримо чисто дружеской, по крайней мере, со стороны Нетопыря, является безупречная верность и преданность правящему роду Кхарда, роду, с которым Эбисса связывали не только вассальные, но и родственные узы — не раз за историю государства ненаследные потомки правящего рода избирали себе в супруги отпрысков рода Нетопыря. Ни одна благородная дама или хорошенькая служанка, ни один благородный рыцарь или миловидный паж не услышали от него не то что признания в любви или бурной страсти, но даже искренне высказанной благодарности за проведенное вместе время — ничего, кроме дежурных и донельзя формальных придворных комплиментов и выражений признательности, впрочем, донельзя изящно сочиненных и произнесенных… ничего, ни улыбки, ни цветка, ни ласкового слова. Впрочем, к оправданию его, необходимо уточнить, что никогда он не то что добивался кого-то из тех, с кем нередко проводил время в любовных забавах, но и даже не делал ни единого шага навстречу, не выказывал интереса или желания предаться таковым. Его добивались, его соблазняли, очаровывали, завлекали, пытались подкупить, уговорить, применить силу, шантажировать самоубийством, угрожать оружием, ядом или магией…

О характере его никто не мог сказать ничего определенного, кроме того, что он был предельно скрытен и, казалось, совершенно не нуждался в откровенности или дружеской задушевной беседе. Друзей у него не было — только приятели, разделявшие с ним увлечения — охоту, пьянство, коллекционирование, музицирование и прочие изящные забавы. По поведению же Нетопыря можно было определить некоторые его черты — но не было ли это позой или привычной маской, достоверно сказать было нельзя. Так, он был молчалив, сдержан, большую часть времени спокоен и вежлив, был человеком слова, не казался ни скупым, ни чрезмерно щедрым, к бóльшей части жестокостей и несправедливостей этого мира откровенно равнодушен, однако безусловно набожен. Никто никогда не видел его молящимся — но он регулярно посещал церковь, проводя в ней не один час, но в уединенной келье, роскошь нанимать которые позволяла себе только высшая аристократия. Он не интересовался некромантией и прочими осуждаемыми Церковью темными областями магии, не позволял себе весьма модных в то время в Кхарде циничных атеистических высказываний, исправно жертвовал на храмы и нищим — по праздникам, содержал три приюта для столичных сирот и убогих; в общем, был весьма в ладах с удивительно терпимой Церковью Кхарда и в относительной дружбе с законом, нарушая только те правила, на нарушение которых аристократами Имперский Судья смотрел сквозь пальцы. Например, попойки в сомнительных злачных местах среди воров и бандитов нередко заканчивались драками, в которых несколько особо наглых бандитов лишались руки, а то и головы, а трактир или публичный дом обращался в унылое пепелище; или нарушал ночной покой приличных кварталов столицы какой-нибудь серенадой собственного сочинения, которую исполнял для подруги своего случайного знакомого; или помогал другому похитить из закрытой женской школы какую-нибудь особо очаровательную ученицу. В общем, образ жизни он вел почти что безупречный, весьма более скромный, спокойный и изысканный, нежели большинство придворных рыцарей, проявляя во всем свой безусловный и очевидный прагматизм, рассудочность и холодность, в которых никто не сомневался.

32
{"b":"107402","o":1}