Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Я ревел у него на коленях, и что-то бессвязно бормотал. Просил оставить меня тут, как ненужную обузу, забыть обо мне, убить, столкнуть в ближайший колодец — только не губить себя из-за меня. А он только бессильно улыбался и, гладя меня по плечу, говорил:

— Подожди. Остался только день перехода. Дальше все будет хорошо.

И напевал мне песню, переводя ее на ходу на наш язык — песню иного мира…

Сколько лет прошло — все о том же
Гудят провода,
Все того же ждут самолеты..
Девочка с глазами из самого синего льда
Тает под огнем пулеметов.
Должен же растаять хоть кто-то —
Скоро рассвет, выхода нет, ключ поверни, и полетели…
…Выхода нет, выхода нет!
…Лишь бы мы проснулись в одной постели с тобой.
Скоро рассвет, выхода нет, ключ поверни, и полетели…
Нужно вписать в чью-то тетрадь, кровью, как в метрополитене:
Выхода нет!
Отрывки из песни «Выхода нет» группы «Сплин»

Часть слов я не понял, но смысл был ясен. И впрямь, все просто — «лишь бы мы проснулись в одной постели с тобой», а больше мне ничего и не надо. Но выхода нет… и с тем я заснул, а причудливая мелодия синей воронкой вращалась у меня в голове, впервые защищая меня от черной патоки, что источал город.

И потому, когда я проснулся, мне стало чуть легче, и мы шли вдвое быстрее: меня не надо было вести под руку, я даже сам заметил несколько сомнительных камней и странных устройств. Как оказалось, они выстреливали чем-то горячим во все проходящее мимо.

И вот она — цель. Но где же хоть какое-то подобие прохода? Ни камня, источающего Силу, ни какого-то рисунка. Я молчал, ибо думал, что Милорд знает все сам и видит этот проход. Но когда он оглянулся, я с ужасом понял, что он тоже его не видит.

«Выхода нет!»

Я вздохнул, собираясь сесть прямо на грязный каменный пол… но оказалось так, что пол сам подскочил и ударил меня по спине и голове. А может быть, это я упал на него плашмя… не знаю, ибо на какое-то время все вокруг меня погрузилось во мрак.

Я очнулся от мысленного зова… такого слабого, словно тот, кто меня позвал, был на грани смерти.

«Мейтин, встань! Я сделал все, что мог, но теперь тебе придется дочертить портал самому…»

— Но как? Я не умею.

— Делай, что придет в голову — соединяй линии и знаки. Постарайся сделать все, как надо. Ты ведь тоже маг. Я больше не могу.

Передо мной была стена из мерзкого серого материала. На ней были высечены осколком камня линии и знаки. Но они не были соединены. Я взялся за камушек, поднял уже руку, но потом опустил и оглянулся на Милорда. Тот лежал без сознания. Помощи ждать было неоткуда. Я никогда не чертил таких порталов.

А потом я подумал о нашей цели — о камне Огня. Я никогда его не видел, но постарался представить, как мог. Что-то рубиново-красное запылало в моем мозгу, и я перестал быть. Может быть, я умер, не знаю. Меня больше не было. Было только рубиновое зарево вокруг меня и языки пламени, и боль ожога… но она жгла не меня, сама себя. А меня — не было. Нигде. Никогда.

И вдруг все кончилось. Я стоял перед начертанным сложнейшим знаком, в котором многие линии пересекались странным образом. Милорд не чертил таких знаков. Но камень был в моей руке, а от знака веяло странной, яркой силой. Я прикоснулся к нему в середине — стена была раскаленной… и вдруг растаяла. Обратилась в ничто. А из прохода полыхнуло светом солнца и запахом морского ветра. Там, впереди, были золотистые поля и зеленые леса, голубое небо и пение птиц. Всем этим меня едва не сбило с ног.

Я поднял Милорда на спину — это было нелегко — и шагнул в этот сияюще-живой мир. За моей спиной в воздухе этого мира таяли нарисованные разноцветные линии. Я положил своего спутника в траву, сел рядом и стал ждать.

Птицы пели оглушительно прекрасно.

Время листопада

Ослепительно зеленый мир… Нет, не только зеленый. Окружающее было, словно изумруд в оправе золота… Изумруд, и еще кое-где горделивый рубин, на фоне сказочного сапфира неба. Золотая листва падала на траву всех оттенков зеленой нежности, наполняя воздух пряным и чуть грустным ароматом прощания, увядания, но и светлым торжеством последнего полета. Долгожданного и слишком короткого полета в надежде на возрождение в ином сезоне — словно бы в ином мире, так далеко было этому листу до весны…

В траве копошились какие-то букашки, деловито снуя между острых сочных травинок, кончики которых уже начали чуть засыхать. В небе стояли неподвижные огромные величавые горы облаков — ослепительно белые там, где освещало их по-осеннему сдержанное солнце, прозрачно-серые снизу. Словно гигантские горы плыли по небу, выплывая могучими кораблями, о которых я слышал только в рассказах, из-за горизонта и впрямь сливавшегося с морем. Темным, почти черным. Сюда, на холм, не долетал запах морской свежести, воздух был равнинным — густым и сладким. Но море чувствовалось рядом — его биение, словно биение сердца, наполняло все вокруг.

Я сидел на траве, оперевшись спиной на могучее дерево с шероховатой, изборожденной старческими морщинами корой. Просто впитывая в себя все окружающее и наслаждаясь им. После железа и грохота проклятого города, оставшегося позади, я назвал бы это место раем. Может быть, оно им и было… Но я знал, что для нас не существует рая или ада. Есть лишь Небеса и Глубины — то, куда ты уходишь после смерти и становишься или духом, или демоном и проживаешь еще одну, гораздо более долгую и непохожую на нынешнюю жизнь. Чтобы еще раз умереть и уйти в неизведанные глубины мира, ступив на скользкий обод Колеса Перерождений и никогда больше не вернуться в свой мир… лишь только, как говорили некоторые, видеть его все жизни во снах и рваться обратно — через миллиарды лет, лиг, разнообразнейших миров и тел…

Трудно описать, как можно просто наслаждаться воздухом, ветром, теплотой травы и собственной усталостью, растворяющейся под лучами солнца, внимать тому, как из памяти синевой нового неба уходит воспоминание о прежней боли и страдании, как рождаешься вновь и становишься собой… а может быть, просто тем, кем хотел быть всегда, но почему-то не мог. И с этим чувством, что я леплю себя по образу и подобию своей мечты, я, должно быть, уснул…

Я проснулся от какого-то звука или оклика. Вздрогнув, поднял голову и едва не застонал от тянущей боли в шее и плечах. Неудобное занятие — спать сидя.

— Мальчик! Эй, Мейтин-наэрэ!

Я удивился такому официальному обращению: наэрэ — обращение к несовершеннолетнему Лорду. Открыл глаза. Милорд сидел передо мной на корточках. Лицо у него было совершенно непередаваемым — одновременно, и сияющим, и со следами огромной усталости. С испугом, восторгом и торжеством вперемешку. По-моему, я первый раз видел в нем столько эмоций, выставленных напоказ.

— А? Что такое?

— Ты хотя бы представляешь себе, куда ты нас притащил?

— Нет, но мне здесь нравится.

— Как это «нет»? Ты что, не понимаешь, что ты сделал, thenno?

По интонации я догадался, что не совершил никакого крупного проступка, но причина такого возбуждения мне была совершенно непонятна.

— Нет. Я просто каким-то образом доделал портал. И все. Даже не знаю, почему у меня получилось… Я вообще не помню, как это делал. А что такое?

— Взгляни-ка.

Он бросил мне на колени свой магический шар. Еще не поймав его, я уже увидел картинку — пульсирующий кровавым светом камень на невысоком алтаре. Тот самый камень. Ну что ж… значит, мы нашли его. И это было здорово — мне так хотелось домой. О чем я и сказал.

Милорд сделал такие глаза, будто я спорол самую большую глупость, которую он когда-либо слышал.

20
{"b":"107402","o":1}