Когда Муссолини практически уничтожил социалистические профсоюзы, он создал профсоюзы фашистские и весьма преуспел в убеждении рабочих туда вступать. Фашистские профсоюзы подчеркивали, что не хотят разрушать национальную экономику и разорять предпринимателей, как делали социалистические профсоюзы. Они стремятся всего лишь представлять интересы трудящихся в обществе, в котором работодатели и те, кто трудится, могут сотрудничать для общего блага. Фашистские профсоюзы не отрицали забастовок, но считали, что к ним следует прибегать только в крайнихслучаях, в качестве последнего аргумента. В августе 1924 года они призвали горняков к забастовке в поддержку требования об увеличении заработной платы на 20 % и добились повышения на 15 %. В марте 1925 забастовали по их призыву сталелитейщики.

Однако после того как Муссолини пережил бурю гнева после убийства Маттеотти и ему стало ясно, что консервативная и либеральная партии поддержат его против социалистов, он перешел на сторону хозяев против рабочих.

В своих выступлениях Муссолини подчеркивал, что фашизм признает историческую миссию капитализма, который совсем не клонится к упадку. Напротив, он еще даже не достиг зенита и просуществует многие столетия. Он заявил, что фашизм, безусловно, против социализма. Социалистическая концепция, рассматривавшая капиталиста как эксплуататора пролетариата, нелепа и ложна. Нынешний капиталист — это капитан промышленности, полностью понимающий свою ответственность за благосостояние тысяч рабочих, от него зависящих.

Муссолини 1925 года явно далеко ушел от Муссолини 1914 года. Вспомним, как 24 ноября 1914 года он объявил исключавшим его из партии социалистам: что бы они ни делали, он всегда будет верить в социализм.

Согласно закону от 3 апреля 1926 года, ни одна ассоциация работодателей или рабочих, работников искусства или лиц других профессий не может быть образована, пока руководители этой ассоциации не «предоставят доказательств своей компетентности, хорошего морального поведения и твердой веры в будущее нации». Общественные служащие, если случится забастовка, а они не сделают все от них зависящее для продолжения и восстановления нормальной работы общественной службы или общественно полезного предприятия, подлежат тюремному заключению от 1 до 6 месяцев. Организующих стачку или локаут, «чтобы повлиять или вынудить решение» государства или какого-либо государственного чиновника, ждут семь лет одиночного заключения.

В июне 1926 года правительство отменило 8-часовой рабочий день, установленный вскоре после прихода Муссолини к власти, и приняло 9-часовой рабочий день. В Хартии труда констатировалось, что итальянская нация представляет собой «моральное, политическое и экономическое целое, органически слитое с фашистским государством», что труд является «общественным долгом». Там же устанавливалось, что все рабочие споры должны разбираться трудовым судом. «Отклонения от дисциплины» на рабочем месте наказывались штрафами и увольнением. Первое судебное разбирательство согласно этим правилам произошло в Галларате, близ Милана, в ноябре 1926 года, когда 80 рабочих прекратили работу и попросили у своего работодателя прибавки. Каждый был оштрафован на сто лир плюс судебные издержки.

11 сентября 1926 года произошло очередное покушение на Муссолини, ехавшего в автомобиле по улицам Рима, когда молодой анархист, каменщик Джино Лючетти бросил бомбу в его машину. Бомба ударилась о переднее колесо, отскочила, покатилась по улице и взорвалась после того, как автомобиль проехал. Муссолини остался невредим, но несколько прохожих были ранены. Лючетти был арестован. Он рассказал полиции, что уже несколько лет состоит в партии анархистов и участвовал в уличных боях с фашистами, затем эмигрировал в Париж, где установил контакт с итальянскими анархистами-эмигрантами, которые и послали его в Италию убить Муссолини. Лючетти был приговорен к тридцати годам заключения. После падения Муссолини в июле 1943 года он был освобожден, но погиб несколько недель спустя во время авиационного налета союзников.

В конце 1926 года Остин Чемберлен и его жена Айви, совершавшие круиз по Средиземному морю на своей яхте, посетили Ливорно. Муссолини приехал повидаться с ними и приказал итальянскому флоту, стоявшему в порту, встретить Чемберлена салютом из девятнадцати орудий. Леди Чемберлен была еще более покорена Муссолини, чем в свое время миссис Черчилль. Она попросила у него фашистский партийный значок и с гордостью носила его во время пребывания в Ливорно и в других местах.

Вскоре после этого Чемберлены прислали свою дочь заканчивать образование во Флоренцию. Сэр Остин время от времени навещал ее там, а Муссолини приезжал во Флоренцию для личных бесед с ним. Эти беседы закрепили дружбу, так как их мнения по многим вопросам совпадали. К таким вопросам, в частности, относилась и Лига Наций. Чемберлен говорил, что Лига хороша, когда ссорятся воробышки, но бесполезна, если в спор вступают орлы. Муссолини так влюбился в эту фразу, что впоследствии часто ее цитировал, каждый раз подчеркивая авторство Чемберлена.

Чемберлен публично отдал дань уважения Муссолини, выступая 20 октября 1926 года на Имперской конференции в Лондоне перед руководителями британских доминионов. В своем обзоре британской международной политики он заявил, что отношения с Италией великолепны. Методы Муссолини могут быть иногда грубоваты, и он «может обидеться и даже прийти в ярость», но он необыкновенный человек, поднявшийся из простонародья, отказавшийся от социалистического экстремизма своей юности, когда во время войны «почувствовал зов патриотизма». Он спас свою страну от «политической коррупции, социальной анархии, промышленного упадка и национального вырождения» и возродил международный престиж Италии. Но Чемберлен был уверен, что фашистский режим не переживет смерть Муссолини, а ведь в предыдущем году были совершены три покушения на его жизнь.

Вскоре произошла еще одна попытка, которую решил предпринять юный Антео Дзамбони, 16-летний сын анархиста-печатника из Болоньи, Маммоло Дзамбони. (Он планировал убить Муссолини, когда тот в следующий раз посетит их город.) Антео был пылким анархистом, но хотя отец всегда поощрял его преданность идеям анархизма, убить Муссолини Антео, кажется, решил по своей инициативе, не советуясь ни с отцом, ни с кем-либо еще. Он все тщательно спланировал заранее. Присоединился к молодежному фашистскому движению авангардистов, так как считал, что ему легче будет приблизиться к Муссолини, если на нем будет надета их форма.

Муссолини прибыл в Болонью вечером 30 октября 1926 года с Рашелью, шестнадцатилетней Эддой и братом Арнальдо. Весь следующий день он провел, осматривая общественные здания и принимая парад фашистов. Вечером 31 октября он направился на вокзал, чтобы сесть в поезд на Рим. Рашель, Эдда и Арнальдо поехали на вокзал отдельно от него, а Муссолини с Гранди и мэром Болоньи, сидевшим рядом с ним в автомобиле, медленно покатили по улицам города. Вдоль тротуаров стояли фашисты и прогуливающаяся публика.

Антео Дзамбони в форме авангардиста удалось проникнуть за полицейское оцепление и войти в охранную зону. Он протолкался сквозь толпу на Виа делл'Индипенденца к краю тротуара. Накануне вечером он написал записку и оставил ее у себя в комнате: «Я не могу полюбить, так как не знаю, останусь ли жив, сделав то, что решил сделать. Убить тирана, который терзает нацию, не преступление, а справедливость. Умереть за дело свободы прекрасно и свято».

Когда автомобиль Муссолини проезжал мимо, Антео Дзамбони выстрелил в него из револьвера. Пуля лишь слегка порвала мундир мэра. Автомобиль помчался к вокзалу, унося от опасности Муссолини и его спутников. А разъяренная толпа бросилась на Дзамбони. Его тело, изрешеченное пулями и изрезанное ножами, было буквально разорвано на куски. Оторванные руки и ноги фашисты с триумфом носили по городу.

Благополучно добравшись до вокзала, Муссолини описал Рашели случившееся. «Кортеж медленно двигался вдоль улицы, когда я обратил внимание, что кто-то пробирается сквозь толпу поближе к автомобилю. Я еле успел заметить этого бледного взъерошенного мальчишку, как он выстрелил в мою сторону из маленького револьвера. Через секунду толпа набросилась и поглотила его, верша свое правосудие. Остановить их было невозможно. Чудовищно делать мальчика орудием преступления».