В первый день конгресса коммунистические и социалистические профсоюзы объявили 24-часовую забастовку протеста против проведения его в Риме. Однако фашисты в Рим уже прибыли, так что это не стало для них серьезной помехой. Муссолини выступил на второй день. Он посвятил свою речь почти целиком атаке на социалистов, подчеркивая патриотизм фашистов. Он восхвалял Франческо Криспи, бывшего премьер-министром в 1890-е годы, имперские цели которого простирались подальше Средиземноморья. Необходимо обеспечить благополучие итальянской расы, а не итальянской нации. Он подчеркнул, что фашисты отвергают все формы интернационализма, потому что мечта о единой человеческой расе — это утопия, не имеющая никаких реальных оснований. Ничто не указывает на неминуемость всеобщего тысячелетнего братства. Впервые в своей жизни он отверг как национальный, так и интернациональный социализм: «В делах экономических мы решительные антисоциалисты». Закончил он речь заявлением, что фашисты одухотворены любовью к своей матери, имя которой Италия.

Когда он завершил свою речь, ответом было абсолютное молчание, длившееся несколько секунд. Во время этих мгновений тишины он думал о худшем. Но оказалось, что аудитория просто не поняла, что волнующий пассаж был окончанием речи. Едва он двинулся с трибуны, как раздались приветственные крики, перешедшие в бурную овацию. Он ничего не сказал о прекращении действия Договора. Если бы он объявил об этом на конгрессе, это можно было бы расценить как уступку давлению рядовых членов движения. Но уже прошел слух, что он готов признать соглашение о примирении недействительным, и фашисты были решительно настроены продемонстрировать всем свое единство. Бальбо в своем выступлении заявил, что принял Договор как солдат, долг которого повиноваться командиру. Самые громкие и несмолкающие аплодисменты прогремели на конгрессе, когда на трибуне обнялись Муссолини и Гранди.

Через неделю Муссолини официально уведомил председателя Палаты депутатов, что считает Договор о примирении утратившим силу. 1 декабря, выступая в Палате, он объяснил причины этого. Речь его непрерывно прерывалась депутатами-социалистами, среди которых особенно резко звучал голос Маттеотти. Они обвиняли Муссолини в том, что он поддался давлению рядовых членов своего движения и позволил им возобновить смертоубийственные нападения на политических противников.

Муссолини отвечал, что Договор был достойной всяческих похвал попыткой покончить с состоянием войны, раздиравшей страну. Он поблагодарил председателя Палаты за его роль в достижении временного согласия, но, к несчастью, «социалисты-ленинцы» использовали Договор для того, чтобы усилить свои атаки на фашистов. Он принес извинения за убийство фашистами в Триесте молодого человека, ошибочно принятого ими за коммуниста, убившего их товарища. Однако Муссолини сравнил эту единственную трагическую ошибку со всеми убийствами фашистов, которые социалисты и коммунисты совершили с 3 августа. Он обвинил правительство Бономи в неспособности поддерживать закон и порядок. Если бы правительство подавило действия социалистов, то этот долг не понадобилось бы исполнять фашистским отрядам.

1921 год заканчивался для фашистов очень удачно. В декабре Палата депутатов, заслушав отчет о решении военного трибунала в Палермо, постановила, что Мизиано как дезертир не имеет права занимать место в ее рядах, и аннулировала результаты выборов в Турине и Неаполе. Фашисты набирали силу в стране. Если 31 декабря 1920 года в «Фашио ди комбаттименто» в Италии было 88 ячеек с 20 615 членами, то на 31 декабря 1921 года Национальная фашистская партия имела 834 отделения с 249 036 членами. Они серьезно потеснили коммунистов и социалистов в Северной Италии и в связи с разрывом Договора о примирении надеялись в 1922 году восполнить упущенное, занявшись поджогами зданий, в которых располагались коммунистические и социалистические организации.

Наряду с разрешением своих политических целей (сначала сдерживание, а потом натравливание на врагов сквадристов) Муссолини создал новый интеллектуальный печатный орган наподобие «Утопии», выпускавшейся им до войны. Он назвал его «Иерархия» и назначил редактором Маргериту Сарфатти. Во втором номере, вышедшем в свет осенью 1921 года, он опубликовал статью, в которой пошел еще дальше в отрицании демократии, чем в 1918-м, когда требовал для окончательной победы над ней передать на время войны власть назначенному диктатору. Теперь в «Иерархии» он писал, что важнейшим вкладом фашизма в общественное сознание является отвержение «принципов 1789 года». Французская революция принесла в мир царство демократии и капитализма. Возможно, в XIX веке демократия была необходима для уравновешивания зол капитализма, но в XX столетии фашизм создаст контролируемую государством экономику, в которой демократия будет помехой эффективному управлению.

Вскоре после этого Муссолини совершил еще один переход, если не полную перемену позиций. 2 ноября 1921 года в «Иль пополо д'Италия» он поместил статью о торговом договоре, заключенном правительством Бономи с большевистской Россией. Муссолини одобрял этот договор, считая, чтоон будет выгоден Италии и ускорит переход России к капиталистической экономике, потому что, несмотря на все разговоры, правительство Ленина есть правительство буржуазное. Другим преимуществом для Италии будет усиление России как противовеса англосаксонскому империализму. Клемансо мечтал сбросить большевиков путем блокады. Троцкий грезил об экспорте большевизма, его распространении по всему миру. Однако мечты Клемансо были уничтожены поражением белого генерала Врангеля, а грезы Троцкого — отступлением Красной Армии от Варшавы. Таким образом, появилась возможность мирного сосуществования западных держав и большевистской России.

Муссолини вновь развил эту тему в статье, опубликованной в сентябрьском номере «Иерархии» за 1922 год. Он писал, что, если основой России Романовых была византийская жестокость, то основой России Ульянова будет западный капитализм.

Мнение Муссолини о развитии отношений с Россией разделяли премьер-министр Великобритании Ллойд Джордж и премьер-министр Франции Аристид Бриан. В начале января 1922 года в Каннах на встрече Высшего совета стран-союзниц, где присутствовал также Бономи, было принято решение пригласить большевистское правительство России и правительство Соединенных Штатов Америки принять участие в конференции глав правительств, которая должна была состояться в апреле в Генуе. Муссолини отправился в Канны как корреспондент по международным вопросам газеты «Иль пополо д'Италия», 7 января Бриан дал ему интервью в отеле «Карийон». Он высказал весьма примирительные взгляды в отношении Германии, которые Муссолини без комментариев довел до сведения читателей. Муссолини поинтересовался у Бриана, что он думает по поводу роста фашизма в Италии, Но Бриан отказался обсуждать итальянские внутренние дела. Самого Муссолини проинтервьюировала в Каннах парижская газета «Эксельсьер». Он отвечал с готовностью, но сдержанно и подчеркнул, что доброжелательно относится к торговым отношениям с большевистской Россией.

Решение пригласить большевиков на Генуэзскую конференцию вызвало взрыв возмущения у консервативных и правых кругов Франции, Италии и Великобритании, особенно в связи с тем, что это должна была быть конференция премьер-министров и был приглашен Ленин. В результате и Бриан, и Бономи вынуждены были подать в отставку. Их сменили на посту премьер-министров Раймон Пуанкаре и Луиджи Факта. Ллойд Джордж пережил эту бурю, несмотря на жесткую критику консерваторов в парламенте и прессе, а также в собственном правительстве от Уинстона Черчилля.

Консервативный журналист Ловат Фрезер, сотрудничавший в «Санди пикториал» и «Тайме», призвал женщин Британии воспрепятствовать Ллойд Джорджу в его намерении сесть за один стол с большевиками и пожать руку Ленину, соратники которого были повинны в «насильственном унижении русских женщин». Он напомнил своим читательницам, как британский премьер-министр Уильям Питт отказался встретиться с Робеспьером и Маратом.