Это был открытый мятеж. Муссолини ответил Гранди на другой же день в «Иль пополо д'Италия»: великая семья фашистов не должна разрываться внутренними противоречиями. Но Гранди продолжал свои нападки в «Л'Ассальто». 14 августа на митинге в Болонье, где присутствовали члены 144 местных отделений фашистов, была принята резолюция, объявляющая Договор о примирении никчемной бумажкой и требующая созыва национального конгресса фашистских организаций.

Бальбо был противником договора не меньше, чем Гранди, но он откликнулся на него не словами, а действиями. Он предложил организовать марш на Равенну, городской советкоторой контролировался коалицией республиканцев и социалистов, и почтить могилу Данте в связи с шестисотой годовщиной смерти поэта. Он ознакомил Муссолини со своим предложением: фашистские отряды на 24 часа оккупируют Равенну, а затем уйдут, сохраняя, разумеется, дисциплину и порядок. Хотя формально это не было нарушением Договора, Муссолини этот план не понравился. Его в лучшем случае сочли бы провокацией, а в худшем — он мог привести к вспышке насилия. Однако из-за бурлящего в организации недовольства он был вынужден согласиться.

9 сентября 1921 года три тысячи фашистов со всех концов Эмилии двинулись маршем на Равенну. Во время прохождения через Баньо-ди-Романья один из фашистов был убит выстрелом снайпера. Чтобы отомстить за его смерть, фашисты предприняли, по выражению Фариначчи, «ответные действия». 12 сентября, распевая патриотические песни времен Первой мировой войны, они вошли в Равенну и отдали почести гробнице Данте. В Равенне по ним также было сделано несколько снайперских выстрелов; сквадристы в отместку подожгли помещение городского отделения Социалистической партии. То, чего боялся Муссолини, произошло. Договор был разорван.

Часть сквадристов оказалась не столь дисциплинированной, как уверяли Муссолини и Бальбо. В конце сентября несколько болонских фашистов ворвались в дом депутата-социалиста Эдуардо Богьянкино, хотя его дверь охраняли двое полицейских. Они заплевали жену Богьянкино, исполосовали ножами портрет Карла Маркса и написали мелом на стене «Смерть Богьянкино и Ленину!».

В рядах фашистов намечался серьезный раскол. Бальбо считал, что настало время избавиться от Муссолини. Для воплощения своей идеи он решил встретиться с Д'Аннунцио, который был вынужден в январе 1921 года с остатками итальянских войск оставить Фиуме. Правительство принудило их к этому, так как стремилось успокоить возмущение Британии и Франции. Бальбо намекнул ему на то, что он может стать лидером фашистов вместо Муссолини. Но Д'Аннунционе очень интересовался внутренней политикой Италии и не захотел приниматься за эту работу.

У Муссолини были серьезные неприятности. Но теперь, в 38 лет, это был совсем другой человек: не шкодливый школьник, не анархист, бродяжничающий по Швейцарии, не журналист-социалист, не солдат-фронтовик и даже не интервенционист-редактор «Иль пополо д'Италия». Муссолини 1921 года был умный и ловкий политик, прекрасно владеющий искусством выпутываться из трудной ситуации: он умудрился в течение многих лет скакать на двух лошадях одновременно: уверял консерваторов, что он как ответственный государственный деятель был противником беспорядков и насилия, чинимого сквадами, и в то же время всячески сохранял преданность этих самых сквадов тем, что потворствовал их беззакониям. Это был блестящий политический трюк.

Подписывая Договор с социалистами, он надеялся завоевать поддержку респектабельной буржуазии, но ему пришлось покончить с Договором, чтобы сохранить поддержку фашистов. Анжелика Балабанова обвиняла его, что он боится плыть против течения. Но плыть против фашистского течения было для него просто невозможно. Не было никакого смысла производить хорошее впечатление на консерваторов, если фашисты выбросят его за борт, потому что без поддержки фашистов ему нечего было консерваторам предложить. Он, дуче, великий вождь, вынужден был повторить вслед за французским радикалом 1848 года Александром Ледрю-Ролленом и британским консерватором премьер-министром эдвардианской эпохи Артуром Бальфуром: «Я их лидер, я должен следовать за ними». Но он не должен был показать своим сторонникам, что идет туда, куда ведут они. С их приверженностью вождистскому принципу, доктрине иерархии, они никогда не пошли бы за лидером, который подчиняется своим подчиненным.

Ему помогло то, что фашисты, если не на практике, то по крайней мере в теории, твердо верили в послушание лидеру. Они не были жирондистами, якобинцами, социалистами илианархистами-революционерами, не имели внутренней потребности в мятеже и расколе. Они считали себя революционерами, но, по сути, были дисциплинированными солдатами, бывшими фронтовиками, которых научили подчиняться, и они хотели подчиняться и подчинялись при условии, чтобы им отдавали приказы, которые они хотели получить.

Муссолини начал мостить дорогу для отступления, обвинив социалистов в нарушении Договора о примирении. 9 сентября он опубликовал в «Иль пополо д'Италия» имена 15 фашистов, убитых коммунистами в период с 5 августа по 4 сентября, то есть когда Договор действовал в полную силу, в Болонье, Пьяченце, Флоренции, Ровиго, Бари и Кремоне. Многим из погибших еще не исполнилось двадцати четырех лет. Большинство было убито в Болонье. Он с уверенностью заявлял, что в то время фашисты соблюдали перемирие и не наносили ответных ударов, которые начались на следующий день, когда отряды Бальбо шли маршем на Равенну.

Муссолини согласился с тем, что национальный конгресс, которого требовали болонские фашисты, должен состояться 7 ноября в Риме. Он решил еще до конгресса преобразовать «Фашио ди комбаттименто» в политическую партию, которая будет называться Национальная фашистская партия. Лидерами партии в провинциях станут «расы». Они будут обладать абсолютной властью над членами партии в своих районах. «Рас» будет назначаться главным лидером партии. Муссолини было особенно важно подчеркнуть высшую власть лидера именно в тот момент, когда он готов был капитулировать перед своими последователями.

Успех фашистов на выборах заставил международную прессу обратить внимание на Муссолини. Статьи о нем стали появляться во французских и английских газетах. Еще большую международную известность Муссолини приобрел, когда был вызван на дуэль депутатом-социалистом Этторе Чиккотти, после того как назвал его в «Иль пополо д'Италия» «самым презренным из людей, заражавших собой общественную жизнь Италии». Дуэли в Италии были вне закона, но дрались на них часто. Муссолини уже успел подраться на нескольких. Самой известной была дуэль с Тревесом, которого он тогда легко ранил.

Теперь он постарался, чтобы его намерение нарушить закон и драться с Чиккотти на дуэли получило широчайшую огласку в «Иль пополо д'Италия» и других итальянских газетах. Сообщения об этом появлялись на протяжении нескольких дней в лондонской «Тайме». Читателей извещали, что Муссолини выбрал шпаги, что дуэль состоится где-то в районе Ливорно и что полиция будет повсюду следовать за Муссолини по пятам, дабы предотвратить это событие.

Затем было опубликовано, что дуэль состоится в Ливорно, в саду, 27 октября 1921 года. Полиция попыталась остановить дуэлянтов. Однако Муссолини и Чиккотти вбежали в дом и заперли за собой двери. После этого полиция не делала попыток им помешать. Противники дрались на шпагах в одной из комнат в течение полутора часов. Наконец Муссолини легко ранил противника, но к тому времени Чиккотти так устал, что у него стало плохо с сердцем и он не смог продолжать бой. Было объявлено, что дуэль продолжится на следующий день, но больше никаких известий об этом в газетах не появилось.

Вероятнее всего, газетные отчеты были неточными, по крайней мере в деталях, но для Муссолини накануне открытия партийного конгресса это стало прекрасной рекламой. Было наглядно доказано, что хотя он и заключил Договор о примирении с социалистами, но не боится сразиться с социалистом на дуэли.