– Я не могу рисковать, – воскликнула Джинни. – Он не поймет и не поможет. У нас не все так хорошо, как кажется. Если он узнает, что наш брак недействителен, он... выгонит меня. О, Вилли, что мне делать!

Снова Вилли испытала знакомое чувство вины перед матерью. Она слишком мало внимания уделяла ее замужеству. Если бы она была уверена, что Джинни будет лучше без Нила... Сама Вилли очень изменилась за последнее время. Раньше она была просто рассерженным ребенком, но теперь она полностью определилась в желании защитить свою мать. Она должна использовать свои способности и знания, иначе ее работа вообще потеряет смысл. Она твердо знала, если Нил, так же, как и Перри, захочет выгнать Джинни, ему не поздоровится.

Уставшая и обессиленная, Вилли легла в кровать. Но ее мозг продолжал работать, перебирая все наихудшие варианты, какими могла закончиться эта история. Сон пришел к ней на рассвете, беспокойный сон.

Ей снилось, что они с Джеддом скачут на лошадях вдоль склонов гор, которые окружали особняк Фонтана в Палм-Спрингс. Они улыбались и были счастливы. Джедд касался ее рукой, как будто хотел снять с нее одежду.

Потом все изменилось. Она скакала в темноте, вокруг вырисовывались неясные очертания остроконечных холмов. Она спешила, словно от этого зависела ее жизнь. Оглянувшись через плечо, увидела человека в черной маске, догонявшего ее на лошади. Ее охватил ужас, было ясно, что, как бы она ни торопилась, он все равно ее настигнет.

Она слышала раскаты грома, чувствуя, как поднимается над лошадью в такт скачке ее тело, а руки наливаются свинцовой тяжестью. Потом молния осветила лицо преследователя. Это был ее отец.

Она стала изо всех сил колотить его руками в грудь, и он упал на землю. Он лежал тихо и спокойно, но это уже был не Перри. Это был Мэтт.

Хуже всего было ожидание и неведение. Она винила себя за то, что отступила и не закончила разговор с отцом. Ей следовало более точно выяснить его намерения.

Она знала, что, согласно закону, обвинение, выдвинутое против Джинни, должно быть подано в Южной Дакоте.

Преступление двоебрачия было совершено в Калифорнии. Попытается ли Перри или его адвокат убедить местную власть дать разрешение на рассмотрение дела против Джинни, или они постараются связаться с Нилом и выкачать из него деньги.

Она заранее ненавидела того адвоката, который мог посоветовать отцу действовать так жестоко и безобразно. Это мог сделать только циничный человек, готовый извратить закон ради денег.

Когда Вилли размышляла в очередной раз над этим, зазвонил телефон. Она услышала голос Перри. Он сказал, что все обдумал и сообщает свое решение.

Оно прозвучало, как удар молнии среди ясного неба.

Открыв утреннюю газету, которую назвал отец, Вилли прочла заголовок и сжала руку в кулак. "Женщина, которая опозорила себя двоебрачием и корчит из себя светскую даму". Ниже была фотография Джинни на открытии "Серебрянного экрана". Рядом с ней была помещена фотография Перри, жалкого и опустившегося, такого, каким он был на самом деле, с подписью: "Брошенный ею муж, который любил ее с детства".

Оглушенная и пораженная увиденным, Вилли все-таки заставила себя прочесть историю, которая была совсем не похожа на ту, которую она знала. Джинни представала алчной и испорченной женщиной, которая убежала от простой и добропорядочной жизни на поиски богатства и роскоши. Женщиной, которая лишила мужа единственного ребенка и разрушила семью, после чего жизнь Перри потеряла всякий смысл. Вилли пыталась читать эту статью глазами юриста, стараясь найти в ней хоть что-нибудь, что бы смогла в дальнейшем использовать против Перри. Но, как она ни старалась, она не смогла найти в ней клевету. Это был просто его взгляд на происшедшее, правда, несколько драматизированный, что вполне объяснимо, поскольку он хотел, чтобы общественное мнение признало его правоту в поединке с женой, которая все еще не получила по заслугам.

Вилли поклялась, что никогда не простит этого Перри. Он разрушил хрупкую надежду на мир, предал ее и заставил встать на самый жестокий из всех возможных путей.

Что было еще хуже, так это то, что сейчас эту историю могли подхватить другие газеты и разнести ее по всей стране. Ящик Пандоры открылся, и Вилли даже представить себе не могла, сколько бед обрушится на них прежде, чем он снова закроется.

Первой ее мыслью было спрятать газету, скрыть ее от Джинни, которая провела ужасную ночь, глуша себя спиртным и таблетками. Но потом она решила, что это не выход. Рано или поздно каждый в Палм-Спрингс узнает все, и Джинни не простят, что она так долго скрывала свою тайну.

Вилли заварила крепкий кофе и понесла в спальню матери. Она подала его ей вместе с газетой.

Все еще одурманенная, Джинни уставилась на продолжение своих кошмаров, которые стали сейчас достоянием всего города. Она закатила глаза и упала на подушки. Ее лицо исказила гримаса страдания. Но она не плакала и не кричала. Все происходило так, как будто она знала, что рано или поздно этот момент наступит, а то, что было до сих пор, – лишь отсрочка.

Искренне переживая за мать, Вилли поступила, как обычно, взяв на себя роль родителя, успокаивая и утешая Джинни, убеждая ее, что все уладится.

– Выпей кофе, мама. Худшее уже позади, разве ты не видишь? Это стало известно всем, и нет больше нужды таиться и прятаться. Теперь наш ход, и мы его сделаем.

Да, они пришли к финишу, думала Вилли, но она была уверена, что самое страшное уже позади.

Она отключила телефон и предупредила горничную, чтобы она никого не впускала и не беспокоила миссис Коркоран. Она оставила Джинни, пообещав, что вернется через полчаса.

Вилли хотела подъехать к газетному киоску, чтобы купить и другие газеты. Нет сомнения, что скоро новость начнут обсуждать по радио и телевидению, и жизнь превратится в сущий ад. Вилли отчаянно молила Бога, чтобы ее мать смогла найти в себе силы пережить свалившуюся на нее беду. А еще она молилась, чтобы ей по дороге не попался ни один знакомый.

Когда она вернулась с кипой газет, стало ясно, что грозовые тучи сгущаются. На стоянке рядом с домом стояла машина Нила.

Вилли заторопилась – мама не должна встречаться с Нилом наедине. Войдя в дом, она услышала гневный голос Нила.

– Я всегда знал, что ты лишь дешевая жалкая официантка. Я знал это, но все равно женился на тебе. Женился!

Ты сделала из меня посмешище! Люди смеются надо мной, но мне совсем не до шуток!

Вилли вбежала в спальню. Джинни все еще лежала под одеялом. Она вся сжалась в комок, он хлестал ее словами, словно плетью. Это зрелище привело Вилли в ярость.

– Довольно! – крикнула она. – Разве вы не видите, как ей плохо!

– О! По-моему, с ней все в порядке, – сказал Нил, понижая голос. – Твоя мама, как всегда, не здорова. Очень удобно, не так ли? Но раз уж ты здесь, Вилли, я хочу, чтобы ты помогла ей собраться. Будучи женой другого человека, она больше не имеет права оставаться в моем доме. Я хочу, чтобы вы обе покинули мой дом до наступления вечера. Возьмите что-нибудь из одежды и личных вещей и ожидайте визитеров из местной полиции.

Вилли не сразу пришла в себя. Совсем не сразу. Много лет назад ее и маму вышвырнул из дома человек, который обещал любить их. И сейчас другой человек, который поклялся, что будет заботиться о маме, делает то же самое.

– Не спешите, Нил, – холодно сказала Вилли, уперев руки в бедра, что придало ей уверенный и воинственный вид. – Мы, конечно, уйдем. Никто из нас не горит желанием остаться под одной крышей с таким человеком, как вы. Но ни на секунду не сомневайтесь, что на этом все не кончится для вас. У мамы есть права, и я уверяю вас, что она воспользуется ими.

Нил зло смотрел на Вилли, но потом его рот скривила усмешка, как будто он находил ситуацию комичной. Его падчерица, получившая за его счет юридическое образование, теперь хотела использовать свои знания против него. Усмешка сошла с лица Нила, и он покинул комнату.